Тварь сидела на краю крыши старого четырёхэтажного дома времён Георга V, периодически втягивая нечистый воздух широкими ноздрями. Со стороны могло показаться, что это средневековая горгулья, притаилась на краю давно не чищенного водостока, ощерив жуткую, полную акульих зубов пасть. Поджарое, сильное тело, напоминало человеческое, за исключением того, что отдельные участки открытой кожи напоминали лягушачью – были столь же гладкими, словно покрытые невидимой плёнкой. Но эта мягкость заканчивалась там, где начинались роговые пластины, придающие этому существу инфернальный облик. Всё начиная с жутко деформированных кистей, украшенных кривыми, зазубренными когтями и заканчивая капюшоном, скрывающим шею и плечи существа. Голова напоминала драконью, только не хватало пламени. Глаза существа горели тем невероятным светом, что никогда до этого момента не загорался на поверхности нашего мира. И редко те, кто заглядывал в его глаза, проживал достаточно чтобы поделиться с кем-либо своими впечатлениями. В них плескались озёра ярости и обречённости древнего Тартара, разбавленные водами седого Стикса. Голод в них не угасал никогда, тлея как угли угасающего костра, что вспыхивали с новой силой при первом же порыве ветра.
Мощные нижние конечности говорили о невероятной силе, с которой хищник мог прыгать высоко, взмывая в воздух, чтобы обрушиваться на свою жертву сверху. То, как он выбрал место для засады и как сидел неподвижно, говорило о навыках, приобретённых за долгие столетия охоты по ту сторону мира. Еще он умел выжидать. Это качество отличало его от большинства ему подобных. Вот и сейчас он ждал, когда его добыча собьётся в большую по численности группу, чтобы напасть и начать его излюбленную игру – преследование. Напасть, ранить, дать шанс вырваться, подарить надежду и тут же лишить её, когда обезумевшая от ужаса «дичь» с криком, в котором переплелись все те эмоции, питание которыми делало его сильней – страх, неверие, ярость и в конце покорность жестокому року. Ему доставляло удовольствие чувствовать миг, когда трепещущие веки жертвы смыкались в последний раз и прерывистое дыхание становилось всё тише и тише. И душа с воплем покидала свою истерзанную оболочку.
Сразу же после того, как произошёл прорыв, когда и воздух, и солнечный свет стали другими, а небеса сменили свой жизнерадостный нежно-голубой цвет на болотно-зелёный с оттенком ржавчины, темнота стала править большей частью дня. Совсем иная жизнь царила в постоянном полумраке дьявольских сумерек.Здесь шла постоянная борьба за выживание. Сильные ели слабых. Казалось бы, ничего нового, всё, как всегда. Но это другой мир «пришёл» в наш и принёс свои правила. Здесь мало убить и съесть, здесь нужно вырвать из тела душу и сожрав обречь её на вечные муки. Хотя пожиранием душ могли заниматься существа, стоявшие на несоизмеримо более высокой ступени адской иерархии. Нашему охотнику эта привилегия еще не была дарована. Да и правила охоты здесь были другими, поэтому тем, кто выжил и не успел выбраться за пределы города приходилось быть очень осторожными и не совершать ошибок. Первой ошибкой стала привычка сбиваться в большие группы. Их выискивали и истребляли в первую очередь. Второй был свет. Адские твари слетались на любой источник света целыми толпами. И ошибка номер три. Выстрел в голову не решал исход боя. Требовалось два, а то и три прежде чем тварь издыхала.
Тварь растянула лиловые губы обнажив зубы. Широкие, будто вывернутые, ноздри затрепетали, почуяв запах добычи. Охотник нетерпеливо переступил лапами и это было его единственное движение за несколько часов. Эмоции, которые он сейчас испытывал можно было бы сравнить с человеческой радостью. Он повертел шипастой головой из стороны в сторону обозревая окрестности. Тяжёлые серо-зелёные тучи напоминали разбухшие туши погибших животных, из которых периодически начинала течь слизь белёсого цвета, сильно напоминавшая гной. На земле любое мало-мальски внушительное углубление заполнялось ею, словно сама земля отказывалась впитывать подобную мерзость. А ещё спустя несколько дней в этих импровизированных инкубаторах начинало бурлить некое подобие жизни.
Охотник учуял людей. Он терпеливо выжидал удобный момент, чтобы напасть, в то же время зорко отслеживая обстановку вокруг. Твари, что стояли на более высокой ступени иерархии не гнушались время от времени съедать не слишком проворных или не слишком внимательных сородичей. Постоянно нужно было быть на чеку, чтобы не возглавить меню дня. Охотник чтил эти правила, поэтому, наверное, его жизненные циклы всё еще продолжались.
Сейчас, двумя этажами ниже, группа выживших обсуждала насущные вопросы не осознавая, что отсчёт их последних минут уже начался и часовщик равнодушен и беспристрастен.
— Я говорю тебе, Кирби, — раздался голос немолодого уже мужчины, — что если выбираться, то нужно делать это прямо сейчас. А не ждать, когда нас найдут эти твари. Сколько дней мы уже здесь торчим? И никто не собирается нас спасать!
— Через пару часов стемнеет, а ночь — это их время, — спокойно отвечал ему молодой, сильный голос.
— Сейчас всё время их, Кирби, — продолжал настаивать пожилой. – Ты не заметил, что сумерки сменяются ночью и только. Мир, таким каким мы его знали исчез, но мы нет. Значит нам надо научиться жить в этом, новом мире. Вот и всё. Принять новые правила…
— Принять новые правила?! Да ты видимо живёшь в каком-то другом мире, Лэнс! – взорвался его собеседник, что явно был сильно моложе своего «визави». – Для нас нет правил. Мы просто корм. Мясо! Консервы! Пускай мы еще живы, дышим, думаем, но для них мы уже разделаны и упакованы в различные упаковки. Правила! – послышался звук плевка.
— Заткнитесь вы, оба! – раздался злой, женский голос, в котором в каждом звуке сочилась усталость. – Вы привлечёте внимание своими воплями, и мы все станем ужином. Нам еще нужно добраться до магазина и пополнить припасы. К тому же малышу нужна смесь. Подумайте над этим, только ради всего святого, молча.
Мужчины замолчали, но даже с крыши охотник чуял их страх. Страх покинуть казавшееся таким надёжным укрытие. Страх пересечь улицу, при полном отсутствии других людей. Осознание того, что где-то там бродит смерть у которой будет омерзительный облик. Тварь не понимала языка, на котором говорили люди, но интонации, тональность, эмоции давали ей всю необходимую информацию. Люди напуганы. Очень напуганы, если быть точнее. Сейчас их мир стал сродни миру охотника, а это место было жестоким даже по отношению к своим детям, что уж говорить о несчастных ставших живым кормом. Впрочем, как раз это охотника и не волновало. Его беспокоило то, что в помещении находился еще один живой человек, вернее сказать это был младенец и не было добычи желанней чем человеческие дети. По телу охотника пробежала краткая дрожь удовольствия от предвкушаемой жертвы, потому что там кроме всего прочего за младенца Повелители наградят его. Возвысят над другими охотниками и может даже он войдёт в ряды Стражей. Охотник выпустил когти, нить слюны потянулась из приоткрытой пасти, когда он стал красться по направлению к пожарной лестнице. Люди всё еще не услышали его, оглушённые своим страхом. Тогда охотник ударом лапы отправил вниз кусок штукатурки, наблюдая как она летит, бьётся о ступени и перила, издавая при этом грохот сопоставимый с иерихонскими трубами. Вот теперь они запаниковали. Теперь до них стало доходить, что они уже далеко не одни и страх ударил во все стороны, как круги на воде от брошенного камня. Прекрасное ощущение!
Охотник облизнул губы чёрным раздвоенным языком и после секундного раздумья резко сменил направление движения. С этого момента начиналась игра загонщика и жертвы. Он задал им направление и всё их внимание сосредоточилось на окне, а он тем временем бесшумно спускался по противоположной стене. В старом доме было множество окон, а многие двери так и не были закрыты своими жильцами по причине внезапной и жестокой смерти. Через одно такое он и проник в здание. Теперь его и людей разделяла пара стен и коридор. Охотник двигался бесшумно из комнаты в комнату сокращая дистанцию. Ударом плеча, покрытого мощными хитиновыми пластинами, охотник выбил хлипкую дверь и медленно, демонстрируя себя, вошёл в квартиру где прятались выжившие. Вот теперь он снова выпустил когти, издавая «кланк, кланк» всякий раз, когда ставил лапу на пол. Наконец они испытали настоящий ужас, хлестнувший охотника по нервам словно удар кнута. Он поднялся на задние лапы, сразу становясь выше, чем еще больше деморализовал добычу.
Перед ним в угрожающих стойках замерло двое мужчин, старый с бородкой и в очках похожий на преподавателя в институте и молодой в клетчатой рубашке с подвёрнутыми рукавами и изодранных джинсах, типичный городской обыватель. В дрожащих руках они держали импровизированные копья – рукояти от швабр с примотанными скотчем кухонными ножами. Охотник бился с разными противниками, но впервые жертва пыталась встретить его вот так, по-детски. Он сделал шаг в комнату и бросился на стоявшего ближе старика. Тот вскрикнул обречённо и ткнул наугад своим «копьём», но охотник и не собирался нападать на старого. С лёгкостью уйдя от неловкого выпада, он бросился на молодого, сбил его с ног и тут же подмял под себя. Крик оборвался сразу, как охотник вонзил клыки в его шею. Развернувшись к старику, адский охотник заметил, как тот, буквально фонтанируя ужасом внезапно побледнел, схватился за сердце и упал навзничь без признаков жизни. Охотник удивился, но недолго и обратил своё внимание на оставшихся в живых в соседней комнате.
Это была женщина в изрядно истрёпанной форме полицейской, но твари это ни о чём не говорило. Растрёпанные рыжие волосы сейчас спадали на лицо свалявшимися сосульками. Глаза выражали явный страх перед охотником, но губы были упрямо сжаты, что в свою очередь говорило о намерении драться. Левой рукой она прижала к себе туго спелёнатый свёрток, в котором недовольно кричал ребёнок, совсем еще младенец. Охотник не знал, что этого малыша Элен Мэнфорд нашла у тела погибшей матери неподалёку от участка и не смогла пройти мимо. После диагноза бесплодие, Элен еще некоторое время не оставляла надежду родить своими силами, но видимо была не судьба, как говорят. И в этом малыше она увидела знак, посланный Всевышним. Тот небольшой запас детского питания, что был у несчастной матери в сумке и тот, что она сумела захватить в разрушенном супермаркете подошёл к концу и малыш, имени которого она не знала, а новое так и не придумала, стал плакать, чем вызывал недовольство Кирби, всё время твердившего «что их найдут, если маленький паршивец не заткнётся».
Едва охотник сделал шаг в её сторону, правая рука женщины поднялась на уровень его груди, зажав пистолет. Курок взведён, и она без раздумий открыла огонь. Расстояние минимальное, пули, одна за одной, вырывали куски мяса из тела охотника, заставляя его отступать. Но вот магазин опустел, а, чтобы вставить новый ей потребовались обе руки. Воспользовавшись заминкой, охотник бросился вперёд, сбивая женщину с ног. Она упала на кушетку, не выпуская из рук малыша, даже сейчас, стараясь закрыть его своим телом, и тут же захлебнулась криком, когда когти охотника распороли ей правое плечо. Он наступил ей лапой на раненую руку, и Элен издав отчаянный крик обмякла, потеряв сознание. Тварь тем временем обнюхала свою последнюю жертву, не смотря на причинённый ею ущерб, раны скоро затянутся, тем более, что ничего важного она не задела. Его сейчас интересовало человеческое дитя, надрывающееся плачем, что есть мочи. Его крики могут привлечь других ловцов, и охотник это понимая, поторопился покинуть это место, чтобы не стать добычей более сильного собрата.
— Оставь ребёнка, — раздался от двери чей-то сильный голос. Охотник вздрогнул. Он уже позабыл те времена, когда к нему можно было вот так подкрасться. Резко развернувшись всем телом, он увидел человека, от которого словно расходились волны опасности. Впервые с начала охоты тварь издала низкий предостерегающий рык и атаковала, ведомая инстинктом. На лице человека не дрогнул ни один мускул, даже тогда, когда, оттолкнувшись всеми лапами, тварь взвилась в смертельном прыжке. Только в последний момент, когда, казалось, что когти охотника вспорют его тело, человек сделал плавный шаг вправо и с силой опустил на шею напавшего короткий изогнутый клинок копис[1], прятавшийся до этого в заспинных ножнах. Клинок выглядел старым. Очень старым. Он был больше похож на похищенный экспонат из музея, чем на настоящее оружие. Но чёрный, дурно пахнущий ихор брызнул во все стороны, после того как голова охотника с лёгкостью отделилась от туловища.
Переступив через поверженного противника и спрятав меч, мужчина склонился над женщиной и малышом:
— Простите мне мою медлительность. Пора нам отсюда выбираться.
Плакавший до этого момента младенец замолчал, а вскоре и засопел, убаюканный мягким серебристым свечением глаз незнакомца. Мужчина взял на руки малыша, а Элен словно мешок перебросил через плечо и не сгибаясь под тяжестью её тела вышел из квартиры.
[1] Копи́с (др.-греч. κοπίς) — разновидность холодного оружия с лезвием на внутренней части клинка, предназначенное в первую очередь для рубящих ударов. По-гречески κόπτω означает «рубить, отсекать».
(Продолжение следует…)
© Денис Пылев, 2017 год