ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Богоизбранный народ

 

Весь целиком, по кончики крыльев, я провалился в зыбкую задумчивость, и было  отчего: я отчетливо помнил эту деревушку. Она присутствовала в фальшивой памяти чародея Орбана, ящера, приятного во всех отношениях. Память-то фальшивая, а деревушка — вот она! Здесь Орбан встретил стронгов, своих родичей, здесь он познакомился с Кризуной, дочерью вождя. И не только познакомился, но и познал эту модницу с красной лентой на чешуйчатой шее. При расставании обещал вернуться, она поклялась ждать… Вот и вернулся, принимайте гостя!…

— Вниз, вниз давай, дурень, пока не заметили! — взволнованно запищала фея, высовываясь из кармашка.

— Не надо вниз…  —  отрешенно произнес я. —  У меня тут дела…

И я открыто полетел к деревушке. Стронг-дозорный с площадки на углу частокола строго окликнул меня, наложив длинную пернатую стрелу на жильную тетиву лука. Но когда я подлетел к нему, он приветливо ухмыльнулся и молвил, опустив оружие:

— Я узнал тебя, фокусник. Здорово ты нас тогда позабавил!

— А ты не обознался, дозорный? —  трепетно спросил я.

— Да ты и шутник, к тому же! —  хохотнул он. —  Я бы тебя из сотни узнал, хоть ты и без глаза нынче. Кстати, Орбан, где ты его потерял?

— Долгая и скучная история… — обреченно промямлил я. — Не в настроении рассказывать. Сейчас я и не замечаю, что двуглазый, вижу так же хорошо, как и раньше.

— Ну уж это ты, верно, привираешь. Старик Зурмис в детстве еще потерял средний глаз, так до сих пор не оправился: видит плоховато и некоторые цвета не различает, — сказал говорливый дозорный. — Да ты, Орбан, становись сюда, на смотровую площадку, а то устал, наверное, крыльями махать.

— Да, устал, — признался я, опускаясь на бревенчатый настил рядом со стронгом. — Мне надо поговорить с вождем. Он живет там же?

— Там же, в большом доме у западной стены. Только его дочери там нет, — добавил он, хитро на меня поглядывая, — так что лети на плантацию, она мерты собирает. Повезло Кризуне! Мы-то думали, что ты не вернешься, бывали у нас уже такие залетные…

Дозорный продолжал болтать, но я уже не слышал его, сорвавшись с площадки и полетев прямиком к дому вождя. Я с ритуальными паузами постучал в крепкую дверь добротного сруба, и непроцеженный комковатый голос хозяина позволил мне войти. Вождя, статного пожилого стронга с благородной сивой чешуей и мелким орнаментом на широких перепонках крыльев, я узнал сразу. Одет он был по-домашнему — в застиранную и поблекшую иссиня-черную мантию.  Да, ложная память Орбана не такая уж и лживая!

— Приветствую тебя, друг Орбан! — радушно воскликнул вождь и, вскочив с мягкого ложа, лупанул меня хвостом по хвосту.

— Счастлив видеть тебя, великий… — молвил я, отвечая на приветствие крепким ударом.

— Не надо титулов, мы ведь свои, почти родственники… —  заквохтал он. — Кризуна мне все рассказала о вас, я ее отругал, даже выпорол публично, а ты вот — прилетел… Ну, теперь хорошо, теперь поженим вас. Что с тобой, Орбан, устал? Зачем же на пол? Вон, табуреты есть, они не кусаются! Хе-хе!

Я грузно оплыл на деревянный трехногий табурет и хрустко сдавил голову руками. «Как же ему объяснить, — лихорадочно думал я, — как же объяснить ему, что я не Орбан?..» И не докумекав ни до чего лучшего, я рассказал вождю всю мою историю, всю целиком. Я говорил до тех пор, пока раздвоенный язык не обессилел, раскиселившись во рту двуглавой пиявкой. Но я успел досказать все до конца и теперь ожидал решения вождя.

— Да… — задумчиво произнес тот. — Понять это, конечно, трудновато, но я вижу, что ты говоришь правду. Ты и впрямь не Орбан… Но как объяснить Кризуне? Она не поймет, не поверит!..

Вождь машинально отслонил от стены высокий, причудливо изрезанный посох с набалдашником и принялся гулко постукивать им по колену.

— А жаль, Евгений, жаль… — мечтательно вытянул он. — Обвенчали бы вас по закону нашего всеблагого Бога…

— Какого такого бога? — ухмылисто поинтересовался я, подумав презрительно: «Знаем мы ваших «богов”!»

— Бог у нас триединый, и зовут Его Саваоф, — степенно молвил сивочешуйчатый стронг, намертво пригвоздив меня таким заявлением к деревянному табурету.

— Саваоф?! — выдохнул я, до боли вытаращив глаза.

— Да, Саваоф. Почему ты так изумился, Евгений? Не только на Земле тварь поклоняется Творцу! — хмыкнул вождь, выводя посохом на полу бесследные загогулины.

— Значит, Плимбар тоже Он сотворил?.. — полувопросительно промямлил я.

— Плоха же твоя вера! — укоризненно молвил пожилой стронг.

— Нет, я не то хотел… То есть наоборот… — бессвязно забормотал я, совершенно сбившись от волнения, но, умерив наконец бешеное клокотание взволнованных внутренностей и мыслей, хрипло попросил: — Расскажи мне все. Все о своей вере, о сотворении Плимбара и его жителей, о Деннице.

— Долго придется рассказывать… До вечера, пожалуй, засидимся… — густо проплескал он.

— Ничего, нам спешить некуда, —  сказал я.

— Нам? — переспросил вождь, порывисто приподнявшись с табурета. — Ты перелетствуешь не один?

— Да, у меня есть спутница, крохотная фея, — похвастался я и продолжил по-русски: — Кюс, покажись-ка!

— Вот еще! — строптиво пропищала она из напоясного кармана. — Лучше уж спать буду: самое подходящее занятие при теологических беседах…

— Не хочет показываться, — перевел я. — Она, конечно, с норовом, но иногда бывает полезна.

— Я не сержусь, — заверил стронг. — Сейчас пойду распоряжусь насчет пира в твою честь… И без возражений: какой-никакой, а ты все-таки гость! Я вернусь быстро, и мы вдоволь наговоримся. У меня к тебе тоже есть вопросы.

Похрустывая косточками, вождь вскочил на ноги и энергично протопал к двери. Резко отпахнув ее, он крепко пришиб дебиловатого мосластого наушника и походя добавил еще, пару раз огрев корчащегося любопытного жезлом по тощей хребтине. Сквозь бесстыдно голый дверной проем я увидел, как мой сивочешуйчатый собеседник внедрился в чрево небольшой толпы, собравшейся около дома. Он принялся торопливо объяснять что-то, не слышное мне из-за отдаленности, разбрасывать подробные распоряжения…

Очень скоро я заскучал и от скуки стал рассматривать жилище вождя. Кроме атрибутов власти я заметил и несомненные атрибуты культа. Например, в восточном углу избушки на этакой металлической божнице беззвучно пламенел огненный веник, совершенно ничем не поддерживающий своего чудесного существования. А прямо над ним в клокочущем прокаленном воздухе влажно изгибалась ясная радуга. Чудо! Причем, абсолютно необъяснимое даже с чародейском точки зрения! На широкой деревянной полке, врезанной в стену, стояли серебряные чаши и прочие предметы, явно предназначенные для богослужения, да и вообще, комната была обставлена с аскетизмом, не характерным, по моему мнению, для вождей. «А вождь-то, похоже, по совместительству еще и священник…» — уважительно подумал я.

Мой скользкий взгляд, салазочно катившийся по стене, вдруг застопорился на морщинистом лбу закрытой двери. Повинуясь естественному любопытству, я встал с табурета, подошел к двери и легонько припихнул ее. С зазывным скрипом она отворилась, и я увидел уютную комнатку. Сразу было заметно, что тут жило существо женского пола. Не в пример первой комнате, стены здесь оказались оштукатуренными и задрапированными пестрыми тканями. К одной из них степенно привалилось огромное зеркало, а перед ним застыл самовлюбленный деревянный столик с вычурно извитыми ножками. На полированой столешнице в классическом беспорядке разметались чисто дамские вытребеньки: скляночки, ленточки, коробочки, плошечки с благовоньицами, натирочки для чешуи и крыльев… В углу же царственно стояла обширная пышная кровать.

— Ну как, Евгений, не скучал без меня? — бодро поинтересовался голос вождя, ворвавшись сзади в ушные щели, и я резко обернулся. — Это комната Кризуны.

— Я уже догадался… — смущенно молвил я. — Прости меня. Любопытство, знаешь ли…       .

— Можешь не оправдываться, я тебя не виню.

— Ну и прекрасно! — облегченно произнес я, затворив дверь и мягко присев на прежний табурет. — Кризуна уже знает, что я прилетел?

— Нет, иначе уже была бы здесь, — ответил вождь.

— Мне кажется, нужно как-то сделать, чтобы мы не встретились. Ей же не растолкуешь, что я не Орбан… — опасливо проговорил я.

— Совершенно с тобой согласен, милейший гость, — понимающе пробасил он. — Я уже предупредил жителей деревни под страхом позорного наказания, чтобы они ничего не говорили Кризуне о твоем прилете. А ее я отослал в лес собирать цвет одной травки, которая расцветает, только когда стемнеет.

— Замечательно! Просто изумительно! — осчастливленно воскликнул я.

— Но вечером дочь вернется, так что… Ты ведь не останешься ночевать?

— Нет, я спешу и покину деревню перед закатом, — успокоил я. — Мы с феей должны проникнуть в столицу пурсов этой ночью. Она ведь находится неподалеку?

— Около тысячи взмахов на север, — объяснил вождь. — Но лучше идти пешком, если не хочешь быть замеченным. Я дам тебе хорошего проводника.

— Я неизъяснимо благодарен тебе! — произнес я и добавил: — А ведь мне даже неизвестно твое имя — все «вождь» да «великий»…

— Меня зовут Толис, — молвил он, прихлопнув крыльями. — Благодарить же меня не стоит: мы с тобой одной веры и должны помогать друг другу.

— Кстати, о вере!.. — спохватился я. — До заката не так уж много времени.

— Верно, — клейстерно-густым голосом согласился Толис, — но сперва ты расскажи мне о вера землян, о христианстве. Я, правда, кое-что знаю, но это сущие крохи. Итак, Евгений, не мешкай!

И я рассказал — достаточно подробно, но, как ни странно, довольно быстро. Во время рассказа произошел любопытнейший случай: я попытался прочитать вождю «Символ веры», переложив его на язык стронгов, и на меня налетели те же озверелые корчи, что и в замке Корфа. Но Толис осенил меня дугообразным движением правой руки, и неописуемо болезненная грызня внутренностей мгновенно прекратилась. Я изумленно глянул на него и беспрепятственно дочитал молитву.

— Денница отстаивает свое право на тебя! — хмыкнул вождь. — И он, кстати, совершенно прав, пока ты находишься в теле чародея и пользуешься магией.

— Что это был за жест? — ошеломленно спросил я.

— Радужное знамение, — охотно объяснил вождь. — Его нам даровал Бог как залог того, что пошлет Спасителя.

— Спасителя?! — ошарашенно вскрикнул я. — И вам — тоже?..

— Об этом я тебе потом расскажу, а пока продолжай. Ты начал говорить об Апокалипсисе…

Весьма скоро я закончил рассказ, выдохнув под конец:

— Твоя очередь, Толис.

— Моя очередь… — глубокомысленно пробасил он. — Да, Евгений, от тебя я узнал много нового. Оказывается, история Плимбара и история Земли во многом сходны, а иногда и тождественны. Да ты и сам сейчас убедишься… Итак, Господь создал одновременно Землю, Цемплус и Плимбар. Все три мира Он заселил неразумными растениями и животными, а на востоке насадил райский сад. Не знаю, зачем Бог сотворил три изначально одинаковые мира, что за грандиозный эксперимент Он задумал провести. Да и не нашего ума это дело, на так ли, Евгений? Главное, что в результате смогли появиться мы. О произошедшем впоследствии в Цемплусе я умолчу, поскольку сам толком ничего не знаю, и буду говорить исключительно о Плимбаре.

Итак, насадил Саваоф райский сад на востоке Плимбара и, сотворив из щепоти неоскверненной земли мужчину и женщину по Своему образу и подобию, поселил их там. Они были схожи с вашими Адамом и Евой и совершенно безгрешны. Бог сказал им:  «Плодитесь и размножайтесь», — и они, славословя Господа, плодились и размножались. Но при этом они не ведали греха, не испытывали сладострастия… Впрочем, нам, обремененным плотью, не понять той исконной, первобытной чистоты. Да и никакой иной формы размножения, кроме нашей, мы представить не можем… Что и говорить — пали!..

Соблазненные змием, Адам и Ева в ту пору совершили грехопадение, а безгрешное население Плимбара достигло семи мужчин и семи женщин. В плимбарском раю, как и в земном, росли два дерева с запретными плодами: древо жизни и древо познания добра и зла. Денница тогда уже отпал от Бога и, проиграв ангельскую войну, был низвержен со своим воинством на Землю. Не в силах покинуть Землю, он послал в Плимбар одного из бесовских князей, и тот, вселившись в большую ящерицу, жившую в раю, побудил Соу (так звали одну из шести дочерей первой женщины) вкусить запретный плод с древа познания добра и зла. Соу дала проклятый плод матери, а она, вкусив, нарвала детям и мужу. Но бесовский князь на этом не остановился: он сказал падшим плимбарянам: «Вы ослушались Бога, и теперь Он умертвит вас в наказание. Вкусите плод от древа жизни, и спасетесь». Шестеро вкусили, а восьмеро на успели вкусить, потому что их застал Бог. Разгневавшись, Он проклял Плимбар, сделал прекрасных, кротких зверей и плодоносящие растения кровожадными и безобразными. Так возник Плимбар в его современном виде. А падших плимбарян Саваоф одел в кожаные одежды и изгнал из рая…

— Почему же все разумные плимбаряне, — вклинился я в рассказ, — получились такими разными?

— Как раз об этом я и собирался сейчас сказать, — ровно молвил вождь. — Прошу, Евгений, не перебивай меня больше. Всех нас Господь создал по Своему образу и подобию, но каков Его образ и подобие — судить трудно. Адама и Еву Он одел в «кожаные одежды», то есть сковал плотными телами, но кто знает, каковы тела людей без «кожаных одежд»? Так же Бог поступил и с плимбарянами, но одевал он их попарно, и каждая пара отличалась от других. Так произошли семь видов существ, населяющих Плимбар.

Из шестерых, вкусивших от древа жизни, произошли три пары ящерообразных холоднокровных существ, одной из которых явились стронги. Господь создал их таковыми, чтобы они всегда помнили, что дважды послушались лукавую ящерицу. Бог лишил их бессмертия, но вкушение плодов древа жизни не прошло даром: они (в том числе и мы) живут очень долго, иногда до тысячи лет. Остальные четыре пары были сотворены теплокровными. От трех пошли сулиты, пурсы и рыжие карлики, а от четвертой, куда входила Соу, первой обольщенная бесовским князем, произошла вся разумная нежить: русалки, оборотни и тому подобное.

И вот, падшие плимбаряне, созданные по образу и подобию Божию, а теперь разделенные на семь народов, расселились по Плимбару. После грехопадения плимбарян божественная Благодать покинула наш мир и он стал совершенно доступен Деннице и его слугам. Повинуясь лукавым речам бесов и жестоким условиям жизни, многие поклонились Сатане. Вскоре единственным народом, продолжавшим поклоняться Богу, остались мы, стронги, и народ наш стал богоизбранным. Около трех тысячелетий назад Бог явился нам в виде радуги и сказал, что пошлет Спасителя, сказал, чтобы ждали.

Для укрепления веры Он даровал стронгам радужное знамение — его действие ты испытал на себе. Да, — раздумчиво повторил вождь, — явился Он в виде радуги — такой, как эта… — Он показал вялым жестом на яркую влажную радугу, сгорбившуюся в углу комнаты над беснующимся пламенем, — показал на необъяснимое чудо, примеченное мною ранее.

— Скажи, Толис, — внедрился я в рассказ, — это чудо в углу как-то связано с верой в Саваофа?

— Конечно, — сочно ответил он. — А вообще, в моей комнате многое предназначено для богослужения: я ведь священник, причем потомственный, — с гордостью произнес вождь, — и отец мой, и дед  были верными служителями Господа, а прадед…

Вдруг в дверь ритуально постучали, и в отзявившийся проем вклинилась тощая фигура давешнего пришибленного наушника. Он до сих пор уморительно поохивал, держась заломленной назад рукой за отбитую хребтину. Мне показалось, что он делает так не от боли, а из шутовских соображений.

— К пиру все готово, великий, — вкрадчиво прогнусавил он. — К пиру все готовы, великий. Ждут только тебя и гостя, мужественного Орбана, жениха прекрасной Кризуны…

— Сгинь! — остервенело рыкнул вождь и, когда тощий стронг выдулся из дверного проема, пояснил: — Позор деревни!.. Смотреть на него не могу! Однако, Евгений, придется нам отложить разговор на потом. Не волнуйся, успеем договорить до прилета Кризуны. Пир — это так, название одно… Ведь пост у нас нынче, на обессудь.

— Ладно, — согласился я, — потом так потом.

— Вот еще что… — выжевал Толис, внимательно на меня поглядев. — Ведь ты голый, гость дорогой! Изо всей одежды на тебе только пояс. У нас хоть нравы и простые, а сидеть на пиру голым неприлично…

— Что ж делать? — поинтересовался я.

— На-ка, надень, — щедро предложил он, отслоив от изголовья кровати что-то матерчатое. При ближайшем рассмотрении я признал в мятом истертом лоскуте весьма пожилой плащ. — Бери, не стесняйся. Можешь и насовсем взять, мне не жалко.

С королевским величием я облачился в предложенное, и мы отправились на пир.

 

***

На небольшой деревенской площади, густо устланной свежесрезанной зеленью, стоял длинный стол, похожий на свадебный. Его скобленое и протертое довольно приятным благовонием тело поддерживалось множеством крепких деревянных ног, а по бокам вытянулись низкие скамьи. Там-то и сидело все население деревни от мала до велика, воровато косясь на яства, симметрично разложенные на грубом дереве стола. Завидев нас с вождем, стронги приветственно приподнялись с мест; многие радушно поздоровались со мной, уважительно называя «фокусником Орбаном». Я не перечил и даже согласился показать фокус перед едой, создав простеньким заклинанием массовую галлюцинацию.

Довольные развлечением, все осенили себя радужным знамением и сели за стол, вождь занял место во главе его, а меня посадил одесную. Пища была, действительно, постной и состояла из теплых поджаристых хлебцов, из сладкого тягучего месива в глиняных мисках, а также из множества вкусных дикорастущих фруктов. Один фрукт показался мне очень примечательным и, спросив про него, я узнал, что стронги специально выращивают его на плантации. Фрукты, называемые мертами, весьма походили на кокосовые орехи, но их скорлупа имела болотный цвет и толщину чуть больше яичной. Внутри же, прямо под скорлупой, плескалось нечто бордовое, по вкусу и свойствам почти неотличимое от крови. Нечего и говорить, что короткое постное застолье, подогретое пьянящим соком мертов, удалось приятным и веселым.

Довольно скоро я и вождь вернулись к обрубленному разговору, обиженно скучающему в его доме, и заждавшийся разговор мягко запутался между нами. Хотя мы и были слегка навеселе, способность здраво рассуждать сохранили полностью.

— Итак, гостеприимный Толис, давай продолжим наш разговор, — нетвердо произнес я, зыбко осаждаясь на табурет.

— А на чем нас прервали? — гулко полюбопытствовал потомственный священник.

— На твоих родственниках, точнее, прадеде. Хотя навряд ли они имеют какое-то отношение к истории Плимбара…

— Вот тут ты, ошибаешься, — пробасил он, бережно распластывая сивочешуйчатое тело на ложе. — Ох, Евгений, ох, гость дорогой, до чего ты меня довел!.. Давненько я не пил столько мертового сока… Впрочем, слушай. Прадед мой был пророком. Почти два тысячелетия назад он принялся пророчествовать о том, что случилась великая радость: Спаситель, обещанный стронгам, вочеловечившись, родился на Земле. Многие сказали прадеду, что если он не лжет, то горе, а не радость, ведь Господь обратил Свой взор на Землю, а не на Плимбар. Прадед же (звали его Сумол) гневно ответил, что нужно радоваться за землян, а не роптать на Бога, потому что Земля более достойна милости Господней, чем Плимбар.

За такие речи разгневанные стронги решили сжечь Сумола на костре. Они привязали его к столбу, обложили ветками и подожгли, но пламя не тронуло прадеда. Костер прогорел, столб, куда Сумол был привязан, обуглился, а на пророке даже путы не сгорели. Над костром все время висела яркая радуга — явление, в общем-то невозможное, все стронги попадали ниц и горестно занялись самобичеванием, думая, что убили пророка. Однако Сумол, хранимый Богом, остался невредим.

Когда прадед вернулся в свой дом, — тот дом, где мы сейчас сидим, — прямо в воздухе вспыхнул огонь, а над ним возникла радуга. Под огонь приделали пластину из металла, а то страшно смотреть, как огонь висит в воздухе… И дом этот стал вечным; вот уже более двух тысячелетий он стоит нетленным. Стронги из других деревень даже совершают сюда паломничества… Долгое время еще Сумол, пророчествуя, жил во всеобщем уважении, а умирая, заповедал нам ожидать пришествия Спасителя… Мы и ожидаем до сих пор, а Его все нет… Видно, очень уж сильно прогневили мы Бога!.. Вот и все, гость дорогой, все я рассказал…

Вождь протяжно сопнул и поудобнее врылся в пушистое ложе, собираясь, как видно, заснуть.

— Солнце скоро начнет укладываться на горизонт! — намеренно громко заметил я, разгоняя сонливость священника. — Благодарю, что рассказал истинную историю Плимбара, но у меня есть вопросы. Не по рассказу, а так …

— Спрашивай, — разрешил Толис.

— Объясни-ка мне, вождь, — расплывчато попросил я сокровенным голосом, — почему ты существуешь.

— То есть?.. — изумился священник.

— Дело в том, что ты и твоя деревня присутствуете в фальшивой  памяти  Орбана. Он якобы налетел на вас по пути из болотистой Зиргии, где попрощался с колдуном Соргом. Впрочем, я тебе уже рассказывал о Сорге. Помнишь, это натуральнейший премудрый змий с грустными воспоминаниями о потерянном рае… Он, значит, тоже существует?..

— Ну, ты горяч, гость дорогой! — усмехнулся Толис. — Говоришь, будто обвиняешь меня в том, что я существую… Но попробую ответить. Я совершенно точно знаю, что страны под названием Зиргия нет. Все чародеи Плимбара поименно мне неизвестны (быть может, среди них и есть колдун Сорг), но премудрый змий из земного рая — это уже чересчур. Итак, докумекались мы до того, что память Орбана фальшива. Откуда же в ней появилась наша реальная деревенька? Мне кажется, я почти уверен даже, что Орбан залетал к нам не по пути от Сорга, ведь он ни разу не упоминал о змееобразном колдуне. Просто он перелетствовал по какому-нибудь поручению Братства чародеев и залетел к нам, а потом Корф совершил над ним чудовищный эксперимент и вплавил кусочек истинных воспоминаний в фальшивую память.

— Пожалуй, так оно и было, — удовлетворенно согласился я. — Как думаешь, сможет нечисть открыть врата на Землю?

— Вполне возможно, — утвердительно молвил он. — Насколько я понял из твоего рассказа, чародеи хотят отождествить Землю и Плимбар, совокупив их признаки в одном существе. Тут еще есть два момента предательства. Первый — это то, что человек, то есть ты, предает Землю, открывая Врата, а второй — это то, что стронг, представитель богоизбранного народа, предает Бога… Впрочем, я сам очень многого не понимаю, ведь я не чародей… Такое существо двух миров может, мне кажется, пробить их изолированность друг от друга. Впрочем, я могу ошибаться: я не чародей, а священник…

— Я почти ничего не понял, — признался я. — Ты очень складно говорил о магических тонкостях… Может, ты когда-то увлекался магией?

— Увлекался по глупости, — густо произнес Толис, — но очень, очень давно…

— Я наблюдателен! — самодовольно прихмыкнул я. — Вот еще что… Ты ничего не слышал о них?

— О ком? — переспросил вождь.

— О них, кларесах, мудрецах в капюшонах, — безнадежно разъяснил я.

— Ах, о них! Слышал, и не только слышал, но… — На его лицо наползло гадливое выражение, но продолжить он не смог, потому что входная дверь скрипнула и там возникла молодая стронжиха с красной лентой на чешуйчатой шее и плетеной корзиной, полной мелких голубых цветков.

— Видишь, отец, как я рано управилась! — затараторила она с порога. — Эта трава росла возле огромного валуна, в тени. Вот она и расцвела до захода солнца, глупая. А валун этот…

Она вдруг закупорилась, увидев меня, и шатко прислонилась к косяку.

— Орбан?.. — хлипким недоверчивым голосом простонала Кризуна и через мгновение стихийно ломанулась ко мне, осчастливленно выкрикивая визжащим голосом: — Орбан, Орбан!!!

Я едва успел прытко слизнуться с табурета и отбежать подальше.

— Успокойся, дочка! — повелительно рыкнул вождь. — Успокойся, Кризуна, я тебе сказал! Сядь! А  ты, гость, — обратился он ко мне, — ступай пока в дом на углу западной и северной стен частокола. Он сейчас пустует. Отдохни там, пока я переговорю с Кризуной… Сидеть, Кризуна! Потом я расскажу тебе о них. Иди!

Я быстро нашел дом, о котором говорил священник. Он оказался совершенно заброшенной лачужкой с копной сена в единственной комнате. Поблагодарив судьбу за минимальное удобство, я повалился в шуршащие объятия колкого сена. Почти мгновенно усталость, переживания и выпитый сок мертов утянули меня в причудливые дебри сна.

Вскоре я проснулся от странной боли в хвосте. Осторожно приоткрыв глаза, я увидел Кризуну, нежно покусывающую мой хвост и пылко бормочущую:

— Милый, дорогой!.. Ты прилетел… Я ждала, я знала… Милый! Отец сказал, что ты не Орбан, а какой-то Евгений… Глупый, он тебя не знает, как я… Орбан!.. Милый!

«Интересно, что ей нужно… — нервно подумал я. — И так понятно: не маленький!.. Приятное ощущение от покусывания! Надо встать, все объяснить ей… А может не вставать? Ну, скажем, в качестве научного эксперимента… А?»

Вдруг из напоясного кармашка выбралась фея, спросонок потирая глазки кулачками. Посмотрев несколько мгновений на Кризуну, покусывающую мой хвост, она сложила пальчики в огненном магическом Знаке, и стронжиха, жадно окрученная огнем, отшвырнулась прочь.

— Ты что?! — дико заорал я, вскакивая с загоревшегося сена и с тесемочным треском сдирая пламенеющий тряпкообразный плащ. — Ты что, дура?!

— Я думала, что она хотела тебя съесть, — прохладно и совершенно неправдоподобно ответила Кюс. — Ну, что встал? Сматываться пора!

Фея юркнула в кармашек, а я, едва успев выбежать из полыхающего дома, полетел прочь от деревни. Вослед мне послышался уже далекий вопль тощего стронга-наушника:

— Орбан!.. Фокусник Орбан сжег дочь вождя!.. Несчастный вождь Толис!..

Отлетев подальше от деревни богоизбранного народа, я осатанело вломился в мешанину джунглей.

Продолжение следует…

 

© Евгений Чепкасов, 1996, Пенза