Глава пятая
В дверь позвонили, и Софья Петровна Солева, вернувшаяся недавно вместе с Виктором Семеновичем и Женей из церкви, пошла открывать. Миша, промаявшийся до их прихода над рассказом, но так ничего и не написавший, прислушался: дверь открылась, но гость, по-видимому, входить не спешил; еле различимый голос, кажется, женский, о чем-то говорил из-за порога. «Цыгане, наверное, или беженцы», — подумал Миша, и ему стало неприятно.
— Входите, — пригласила Софья Петровна.
© Евгений Чепкасов
— Любовь…это запах сирени и…
— … красной розы, — продолжил он после долгой ее паузы.
— Прости. Что?
— Сирень и красная роза.
— Ах да. Верно. Я продолжу? – кивок в знак согласия. Хотя, этого и не было нужно, она на него вовсе не смотрела. – Любовь… аромат сирени и розы, который ни с того ни с сего начинаешь чувствовать… легкость во всем теле… словно порхаешь над землей. Ты – маленькая бабочка. И такие же в животе…
Он лежал на подушке и смотрел на противоположную стену. Был омрачен. Находился сейчас в другом мире, думал о чем-то важном, возможно, о ней, но почему-то снова не так. Воображение рисовало картины из прошлого. Прекрасные картины, прекрасное время. И она. Запах сирени. Лето. Чувство волнения, стихи для нее и слова о любви…
— Ты меня вообще слушаешь?
— Что?
— Слушаешь меня!?
— Слушаю, — тихо ответил он и вздохнул. Она продолжила изливать свою странную философию, которую, он точно знал, не понимает вовсе и за эти годы не поняла. Потому что не чувствовала этого никогда к нему и не хотела почувствовать. К кому угодно, но только не к нему. Девушка лежала рядом с ним в одной только футболке. В его футболке, которая доходила ей почти до колен, скрывая под собой ее прекрасное тело.
— Убери руку… — остановила она свои рассуждения о прекрасном. – Не нужно меня трогать. – Ладонь от ее колена нежно прошла выше, поддевая футболку.
— Твое прекрасное тело. Хочу целовать его снова и снова… мы так редко видимся. – Он говорил тихо, стараясь каждое слово произнести как можно нежнее. В душе его цвела любовь к ней. Неудержимая, необузданная любовь, которую хотелось изливать в словах, в действиях, в легких прикосновениях, в поцелуях. Ему было сейчас тяжело. Тяжело до невозможности, потому что все проявления его чувств она могла подавить одним только словом, взглядом или недовольным словом. Она это могла сделать и, в добавок ко всему, обидеться, обвинить в чем-нибудь, оскорбить.
— Наслаждайся какой-нибудь другой. Обо мне не думай. – Она одернула его руку и снова стянула футболку к колену. К его горлу подкатил ком. Захотелось выругаться, начать выяснять отношения. – Сбил меня с мысли. Я о чувствах вообще-то говорю. Если бы ты это когда-нибудь чувствовал, то мы давно были женаты, возможно, даже, растили бы детей. А так…
— Остановись. Не хочу снова слушать о том, какой я несостоятельный. Какой бесчувственный. Как я плохо всегда с тобой поступал и прочее. – Вздохнул. К горлу снова подкатил ком. – Ты говоришь мне о чувствах, которые меня переполняют, но ты их даже не замечаешь. Останавливаешь любое их проявление, и не чувствовала ко мне никогда ничего подобного. Не можешь ответить даже взаимностью, а говоришь о том, что этого не существует…
— Как будто ты…
— Я еще не договорил, — она уже напряглась, ее лицо стало наливаться краской, глаза загорелись злобой. Еще немного, и все вырвется на него огромной волной. – Ты сказала о том, что могло быть, но не вспомнила моего предложения, на которое дала отрицательный ответ…
— Ты не мог даже нормально… — она сорвалась сразу на крик, но остановилась, увидев его омраченное лицо, которое резко повернулось в ее сторону. Он говорил тихо, не спеша.
— Я его сделал тут, в этой комнате. Как полагается. С кольцом, стоя на одном колене. Я тогда прилетел из командировки буквально на несколько часов, чтобы сделать это. Ты просто выгнала меня, сказав, что так я буду делать предложение какой-нибудь шлюхе. Помню.
Когда предложил тебе хотя бы жить вместе, ты так же отказалась, ссылаясь на то, что хочешь быть свободной. Что ж… наверное, тоже виноват в чем-то я. Но я согласился переждать и этот твой бзик.
— А ты что-нибудь сделал для того, чтобы я с тобой жила? Для того, чтобы я приняла твое предложение. Ты же не можешь ничего! Ни нормально предложить, ни нормально обеспечить все это! Только бросаешься словами!
— Я…
— Заткнись! Мне надоело слушать твои сопли, как ты снова рассказываешь, сколько всего сделал для меня! Как ты сорвался из командировки, чтобы приехать, как бросил каких-то людей, как не приехал, потому что якобы работа. Одни только отмазки и хвастовство! Как помогаешь мне во всем, решаешь все мои проблемы! Всегда об этом слышу, будто за все что-то должна! Это все обычное дело, понимаешь!? Так должно быть, когда любишь, и кричать об этом не нужно на каждом шагу! Сделай лучше что-нибудь стоящее! Что-то, о чем можно было бы говорить без проблем! Но ты же не можешь! Ты никчемный. Ничтожество! Я знаю кучу таких, кто умеет лучше чем ты, кто во многом тебя превосходит!
«Снова о том же. Снова мало. Снова все, что я сделал – мелочи, хотя она прекрасно знает, сколько у меня из-за всего этого проблем, сколько на все это трачу… впрочем, делаю это любя и мне не жаль… Но хотелось бы, чтобы хоть раз она улыбнулась, поблагодарила за то, что я есть. Сказала что-то приятное, а не делала страшную гримасу, сопровождая все это унижениями…»
— Прости, больше обсуждать ничего не хочу, мы только все испортим. Я люблю тебя и ссор не хочу.
— Ты всегда все портишь! Мой День Рождения! Все праздники! Ни одного дня, чтобы ты сделал что-то стоящее! Что-то своими руками! Высказать что-то приятное! Сделать так, чтобы я ахнула!
— Мои стихи, букеты цветов из бумаги, золотой самородок, найденный на прииске… это моими руками и головой. Может, не так, как надо, но с любовью…
— Что ты в этом нашел романтичного? Ничто ты не смог сделать нормально! Даже купленные подарки – чушь! Букеты, которые ты присылал, они сразу же оказались в мусорном ведре, потому что только там им место!
— Милая. Я делал все, что было в моих силах и больше, только для тебя.
— Правильно! И в твоих силах не было ничего! Я потратила на тебя столько своего времени! – Она говорила еще очень много. Не говорила – кричала. Снова о подарках, снова о действиях. О том, что никогда не любил, что во всем виноват, что испортил все, что слишком много говорит, что много делает не так, что не такой. Он слушал и ждал. Неизвестно даже, чего именно. Просто ждал. Ждал, и думал о том, что любит ее до невозможности, не смотря ни на что, и не хочет потерять. В голове прокручивал варианты, как снова можно попытаться доказать, что любит. Как добиться ее снисхождения. Но ничего не находил.
— Я ухожу.
— Что ты сказал?
— Я ухожу. – Сказал он твердо. – Можешь не одеваться. Выйду сам. Просто закрой за мной дверь.
— Вот и иди! Иди к своим шлюхам! Ищи других, а меня не трогай! – он молча встал с постели, оделся. В горле стоял ком, лицо все так же без эмоций. Душа металось, сердце стучало и просило остаться с ней, но он уходил.
— Ты – пустое место!
«Сначала разберусь с проблемами, которых набрался, чтобы приехать сюда снова, отдам долги. Потом, когда начну забывать… — он остановился у двери. – Да, пора снова ее начать забывать. За эти годы я слишком много потерял»
— Я люблю тебя. – Он закрыл тихонько за собой дверь.
***
Она долго сидела на кровати, листала «новости» в социальных сетях, оставляла записи на своей стене. Записи о несостоятельности современных мужчин, о том, что все они козлы, что никто не может устроить обычного женского счастья, что никто не любит и любить не может, что никто не понимает, что девушке нужно дарить цветы, уделять знаки внимания, ласкать, шептать приятные слова на ухо. После решила снова написать ему сообщение. Снова сказать, что думает о нем, о том, что он ушел, что найти другого – раз плюнуть. И получила ответ:
«Я просто очень сильно тебя люблю…»
***
Через несколько недель он получил от нее сообщение:
«Ты мне очень нужен! Срочно! Нужна помощь, прошу тебя, любимый, помоги!» — Его сердце забилось в бешеном ритме. Н снова бросил все, чтобы отдать ей еще больше, в надежде на то, что на сложенный перед ее ногами мир она хотя бы искренне улыбнется. Он снова надеялся, что почувствует запах сирени и роз…
Что чувствуют люди, когда видят за окном первый снег? Наверное, целую палитру взаимоисключающих чувств. Все эти эмоции, смешиваясь, дают непередаваемый коктейль, под названием Чудо Зимы. А все эти Йоли, Самхейны, Имболки и Луперкалии. Сегодня есть в этом некое языческое очарование, связанное с мечтой людей о магии, навеянное прочитанными в детстве сказками. Слушая их, а позже и читая, мы с замиранием сердца представляли себя героями этих сказок. Ах, если бы…
…Она помнила то, первое, самое сильное чувство, когда в их зимний сад залетела птица. В сердце царства льда и снега, в замке её родителей – Снежных Короля и Королевы, преобладали только два цвета – белый и голубой. И сад был под стать его повелителям. Выдержанный в холодных красках, переливающийся в лучах редко заглядывающего в гости солнца, сад издавал лёгкий звон, каждый раз, когда ветерок нежными прикосновениями касался его ветвей, цветов, трав. Всего. Потому что всё в этом саду было покрыто тонким слоем волшебного льда. Живое в неживом. И остающееся таким на веки. Что полностью отвечало эстетическим вкусам её родителей.
И вдруг, посреди этого холодного величия, словно росчерк кометы мелькнула невесть как здесь взявшаяся птичка. Её красное с зеленым оперение притягивало взгляд. Пичужка порхала с ветки на ветку беззаботно цвирикая. Ничего более прекрасного в своей, еще такой короткой жизни, она не видела! О, хотя бы поскорее рассказать об этом чуде матери-королеве. Или хотя бы отцу. Ей хотелось бежать со всех ног в замок и нести впереди себя эту весть. Но, неожиданно пришла мысль, что если она убежит, то и птичка улетит. Навсегда, навсегда. Сделав уже несколько шагов по направлению к замку, она повернула назад:
— Только не улетай, пожалуйста! Я быстро, честно-честно! Только скажу родителям и сразу назад.
Видимо привлечённая звуками голоса пичуга подлетела поближе, сверкая в отражениях своим невероятным нарядом. Её чёрные глазки внимательно смотрели на неё, словно удивляясь и в то же время изучая. Прыгая с ветки на ветку плакучей ивы, птичка не переставала щебетать, понятную только ей мелодию. Девочке стало трудно дышать. Только бы это чудо продолжалось! Только бы не развеялось как сон!
Очарованная, она шагнула вперед, протягивая руку. Прикоснутся, погладить, ощутить под своими руками это небывалое сокровище. Это Чудо! И беззаботная птаха, ничуть не напуганная окружавшей её обстановкой не улетела. Не растаяла как морок, а доверчиво склонив головку, наблюдала за тянущейся к ней детской рукой. Принцесса, кажется, даже перестала дышать, когда преодолев разделявшее их расстояние, прикоснулась к ярко-красному хохолку. Птичка продолжала сидеть. Только уже больше не пела и никуда не собиралась улетать. Потому что тонкий слой льда уже покрывал её яркие перья, жёлтый клювик и даже чёрные бусинки глаз…
На крики дочери примчались Король с Королевой, напуганные, пожалуй, впервые в жизни. Холодный лёд отчужденности дал трещину, когда они увидели зашедшуюся в истерике дочь. Не сразу разобрали они и причину такого поведения, ведь давным-давно научились не выказывать своих чувств ни перед кем. Даже друг перед другом. Заметив на ветвях ивы новое «украшение», они молча переглянулись и, покачав головой, унесли принцессу во дворец. И больше она никогда не спускалась в этот сад, где на ветвях плакучей ивы осталось сидеть первое в её жизни Чудо…
…Спустя годы, когда они с матерью — Королевой остались вдвоем (Короля к тому времени в поединке сразил безымянный герой и отец навеки остался ледяной статуей с проткнувшим сердце мечом. Тело героя стояло тут же, с раскрытым в вечном крике ртом, после поцелуя королевы), принцесса из окна своей комнаты иногда смотрела на сад, но бросавшаяся в глаза обледеневшая пичужка на ветвях ивы, моментально портила ей настроение. И тогда в замке раздавался звон разбитого льда.
Однажды, Королева привезла с собой мальчишку, которого наградила Поцелуем Зимы, превратив в послушную её воле игрушку. Но у принцессы, мальчишка вызывал странные, противоречивые чувства – от неприязни до отвращения. Поэтому принцесса старалась не попадаться ему на глаза, что было не сложно, так как очарованный колдовством матери ребенок находился вблизи Королевы почти всё время и практически не покидал тронного зала. День за днем он возился с ледяными дощечками пытаясь сложить из них заветное слово. К этой идее его подтолкнула сама Королева, которой нравились его бесплотные попытки.
Шло время и однажды, когда матери не было дома, во дворце появились незваные гости, вернее гостья. Из скрытого оконца в своей комнате, принцесса наблюдала, как плакала пришедшая девушка, как звала очарованного с собой. Но, все её попытки оказались напрасными, пока слёзы из её глаз не коснулись его уже потемневшей кожи. И тут принцесса увидела еще одно чудо! Игрушка матери освободилась от её заклятия. Такого не случалось никогда раньше. Ни одна из материных «игрушек» не могла освободиться от Поцелуя Зимы. В памяти возник образ птички, навечно примерзшей к ветвям ивы. Сердце принцессы забилось сильнее. Она хотела окликнуть незнакомку. Но пока сбегала по, казалось, бесконечным ступеням винтовой лестницы в зале никого не оказалось. Незваная гостья покинула пределы замка, забрав с собой игрушку матери. Только на полу осталось несколько льдинок выпавших из сердца юноши.
Хотелось кричать. Хотелось плакать, биться о прозрачные ледяные стены. Или разрушать всё до чего дотягивались её руки и взор. Волна дикого гнева впервые овладела Принцессой, пугая своей первобытной яростью и мощью. Лёд под ногами начал трескаться, испытывая огонь её гнева. Но, силы внезапно покинули ее, и она опустилась на пол. Холодные слёзы падали из глаз, издавая дребезжащий звон. Всё напрасно. Она никогда не покидала замка, и выйти из него сейчас казалось сродни ожившему кошмару. Так её и обнаружила вернувшаяся Королева, каким-то неведомым способом понявшая, что произошло в её отсутствие. Впервые после смерти Короля она обняла дочь и так сидела с ней долгое время, пока ледяные кристаллики не перестали, печально звеня падать из глаз принцессы….
Настал день и принцесса осталась одна. Правда теперь она не была принцессой, а стала Королевой. Без подданных, без королевства, без интереса к окружающему миру она дни напролет сидела на троне, держа перед глазами ледяной шар в котором отражалось всё, что происходило в мире за стенами замка. Лишь иногда покидала Королева покои замка и отправлялась бродить по лесам, густой стеной окружающих замок Зимы. У неё появился питомец – огромный полярный волк, которого она так ни разу и не погладила, лишь в последний момент, отдергивая руку. Зверь прибился к ней в одну из страшных метелей и с того времени повсюду сопровождал её за пределами замка. Его глаза были невероятного золотого цвета, и казалось, иногда их взгляд проникал в самую душу Королевы. В такие моменты чудилось, что зверь говорит с ней, только слов она разобрать не может.
Королева не интересовалась тем, что твориться в мире, продолжая играть роль бесстрастного наблюдателя, отстранённо наблюдающим за разворачивающимся полотном истории. Ей было невдомёк, что многие люди, населявшие этот суровый край, во время метелей видели её гулявшей со своим волком. И как свойственно всем людям рассказывали страшные истории, сидя у костров или очагов своих домов. Она узнала об этом позже, подслушав разговор лесорубов, когда старшие товарищи стращали своего молодого подельника. Её это развеселило, что случалось крайне редко, и она решила выйти к словоохотливым лесорубам. Результат был предсказуем. Здоровые, бородатые мужики, побросав топоры, бежали со всех ног, стоило ей показаться у их костра. Только самый молодой из них остался сидеть то ли от испуга, то ли смирившись с неминуемой смертью. Но рука его сжимала топорище с такой силой, что побелели костяшки. Взгляд метался между волком и его хозяйкой, словно выбирая – кто из них представляет большую опасность.
— Кто ты, — наконец сумел он разомкнуть губы?
— Я, Снежная Королева.
— Ты…Вы убьете меня, — справившись с дрожью, наконец, спросил он?
— Для чего мне это делать, — удивилась Королева?!
— Ну, про Вас рассказывают всякие страшные истории. Говорят, Ваше Величество, что вы похищаете детей и превращаете их в своих слуг.
Это было так нелепо и смешно, что Королева, наверное, первый раз, в своей жизни засмеялась во всё горло и хохотала до тех пор, пока на глазах не выступили льдинки слез. Волк впервые видавший такую реакцию то бил хвостом, то скалил зубы на человека, чем приводил того в еще большее замешательство:
— Это было…уф, смешно, — отдышавшись, произнесла Королева. – Значит, ворую детей? Что еще?
— Ну-у, — человек замялся, видя реакцию сидящей перед ним ожившей легенды, или кошмара. – Говорят, Вы насылаете болезни и дыхание Ваше столь ужасно, что все живое тут же умирает.
— То есть, судя по твоим словам, со мной разговаривает мертвец?! Так?
— Выходит да, Ваше Величество, — человек неуверенно улыбнулся, нервно поглядывая на скалящего зубы полярного волка. Рука его все еще лежала на топорище, но, скорее для успокоения, чем для защиты.
— Что ж, тогда придётся всех разочаровать и оставить тебя в живых. Как ты думаешь, Волк?
Волк ничего не ответил, лишь вильнул хвостом и клацнул зубами в сторону человека:
— Я так и думала, — улыбнулась Королева. – Пойдем-ка домой, дружок. Что то мы с тобой задержались.
И не сказав ни слова, она снежным призраком растворилась в тенях, оставив лесоруба сидеть у костра гадая, морок ли это был….
Рассматривая через ледяной шар происходящее в мире, Королева удивленно поднимала бровь. Ибо многие поступки людей вызывали у неё недоумение. Не понимала, как можно убивать друг друга из-за нескольких монет, или упившись темным элем. Не могла она объяснить и ничем не вызванную агрессию по отношению к более слабым или побежденным. Иногда бродя по лесу, она порывалась подойти к этим, таким непохожим на неё существам, но каждый раз останавливала себя, помня, как повели себя лесорубы, стоило ей только показаться им на глаза.
Вмешалась она только раз. Совершая прогулку по отдаленному участку леса, который граничил с предгорьями, отделяя её владения от остального леса широкой пропастью, она услышала крики о помощи. Любопытство возобладало и Королева, величаво ступая, отправилась туда, скользя по-над землей и покрывая за один шаг сразу с десяток локтей. Верный волк длинными прыжками несся рядом, сверкая своими странными золотыми глазами.
В том месте, где весной и летом, когда её власть над стихиями ослабевала, сбегавшие с гор ручьи срывались в пропасть шумным водопадом, сейчас переливался огнями замерзший поток воды. И вот на самом краю этого замерзшего величия барахтались темные фигурки людей пытавшихся вытянуть сани, в которые была впряжена очень худая, изможденная лошадь. Все кричали, пытаясь удержать медленно сползавшую в пропасть подводу, и присмотревшись, Королева поняла причину. В санях держась из последних сил, висел мальчишка. Животное тянуло изо всех сил, но было видно, что несчастная лошадь проигрывала это состязание. Метавшиеся по льду водопада люди так же ничего не могли поделать, сани были нагружены под завязку. Неожиданно для самой себя, она двинулась к ним, взметая облако снежинок. Её заметили очень быстро. И так же быстро бросились прочь от обречённых саней. Лишь женщина, видимо мать мальчишки попыталась остаться, но укутанный в тяжелую шубу мужчина за руку потащил её прочь. «Снежная ведьма, — донес до Королевы ветер обрывки его слов. – И ты умрёшь….»
Выбросив из головы слова мужика, она направилась к саням, рядом тут же появился волк. Склонившись над пропастью, она поймала обречённый взгляд мальчишки, смотревшего на неё небесно-голубыми глазами.
— Держись, — только и произнесла она, прикасаясь к борту саней. Её сила, дар и проклятие, пришли в действие, покрывая борт белой кристаллической сеткой, намертво примораживая сани, а заодно и несчастную лошадь к краю водопада. Ледяная сеть стала подбираться и к мальчишке, так что королеве пришлось убрать руку. Остановив падение саней, она шагнула вперед прямо в разверстую пасть пропасти, но под каждым её шагом тут же появлялись ледяные ступени, словно подснежники, выраставшие из её хрустальных туфелек. Протянув руку, чтобы схватить барахтавшегося мальчишку за шиворот, Королева вдруг отдернула её, поняв, к чему приведёт её прикосновение. Видение птички из сада, молнией пронзило её. В это мгновение замерзшие руки мальчишки разжались, и он начал падать. Отринув сомнения, Королева бросилась вперёд и, схватив мальчишку за ворот полушубка, изо всех сил бросила его на край ледяной стены, видя, как по одежде расползается ледяная изморозь.
Раздалось клацанье зубов и огромный полярный волк, поймав мальчишку, тащил его от края пропасти. Поднявшись из пропасти, первое что она увидела был взгляд голубых глаз, смотрящих на неё без страха.
— Пойдем, старый друг, — устало произнесла она и, потрепав волка по холке, растворилась в налетевшей снежной дымке….
Прошло несколько лет (точнее она бы не сказала, так как не следила за Временем, а Время не следило за ней), и у ворот замка вдруг появился человек. Он был уставшим и с трудом переставлял ноги в плетеных снегоступах. Ворота послушные её воле распахнулись, впуская неожиданного гостя. Он шагнул внутрь без страха и робости. Его шаги эхом разносились по ледяному залу, когда он шел к её трону. Старый полярный волк, зарычал, но остался сидеть у её ног, наблюдая как человек шел, выдыхая пар. Пока еще тёплый. Еще живой. Наконец тот приблизился и стянул меховую шапку с головы. На Королеву глянула пара голубых как лёд глаз:
— Я нашёл тебя, моя Королева!
За стенкой — веселье. За окнами — город.
А в комнате — тесно. И я здесь — один.
Представим: я в келье, и те разговоры,
И тосты, и песни — лишь прелести дым,
Искус, наважденье в тиши монастырской.
На деле за стенкой молчальник живет;
У Бога прощенья он просит настырно,
Стоит на коленках, просвирки жует.
И город пусть будет подальше от кельи —
Продвинем его монастырской стеной…
Всё стихло. И я восклицаю в веселье:
«Кто против меня, если Бог мой со мной?!
Гена Валерьев лежал в постели до тех пор, пока стихотворение окончательно не оформилось, а затем вскочил, восторженно перекрестился, резко дерганул в сторону тяжелую желтую штору так, что крайняя петля оборвалась, и ликующе поклонился ослепительному солнечному оку. И никакого язычества: солнце всходит на востоке.
(читайте далее >>> Триада. Детский сад. Часть 1. Глава 4)
