Глава девятая
Склизкий путь
Падение было долгим, невыносимо долгим, но, как ни странно, весьма удачным. Толстенная тугая паутина, основательно крепившаяся на мощных кронах нескольких рядом стоящих деревьев, слегка провисла под моей тяжестью, врезаясь в плоть, ломая мелкие кости. Если бы я упал с большей высоты, то наверняка не задержался бы на паутине, а просочился дальше, крупно нашинкованной ее тенетами, но сейчас она лишь подбросила мое изрезанное тело на солидную высоту.
© Евгений Чепкасов
21.
Поверхность реки маслянисто поблескивала под светом звезд. Ветерок стих, от изб не доносилось ни звука, даже собаки затаились и не подавали голоса. Тишина стояла такая, будто людей рядом нет и в помине. От этого Ивану было не по себе.
Он ни за что бы не поверил Гушиному рассказу, не будь у нее чудесного пера. Однако оно было, светилось и переливалось в руках, давало свет без огня, освещало комнатку, и при его свете не поверить было невозможно. Выслушав девушку, он задал единственный вопрос:
— А те птицы, которых ты вышила — они, получается, тоже настоящие?
Гуша, засмущавшись, объяснила, что вживую чудо-птиц не видела, потому как прилетают они редко, и пугливые — страсть, а испугавшись, начинают светиться втрое ярче и метаться куда ни попадя и могут неосторожного наблюдателя ослепить. Но ее воспитатель их недавно видел и ей пообещал, что обязательно с собой возьмет в следующий раз, и теперь вот позарез надо вовремя вернуться домой, чтоб ни бабушку, ни Серого не сердить, а то не видать ей жар-птиц как собственных ушей.
Поразмыслив, царевич предложил следующий план: пока все празднуют внизу, они тихонько проберутся во двор через кладовые, потом пролезут через лазейку в заборе — ею царские сыновья еще в детстве пользовались, чтоб от надзора мамок-нянек убегать, а потом он ее выведет к реке. Там можно будет позаимствовать на время рыбацкую лодку и перебраться на тот берег. Наотрез отказавшись отпускать девушку одну, Иван собирался проводить ее через лес до бабушкиной избушки, заодно и лес посмотрев, и на всякие диковины типа волшебного клубка налюбовавшись. Давно уже в путешествие хотел.
Гуша против плана в целом не возражала. Идти через Тридесятый лес вдвоем веселее, да и безопаснее — Иван без нее далеко бы не ушел. А гостям бабушка всегда только рада была — в избушке привечали и птиц небесных, и зверей лесных, и даже бесприютную нечисть могли разместить на время. Смущала девушку только таинственность мероприятия. Она-то думала, что они просто выйдут из терема и отправятся, куда нужно. Однако от этого Иван решительно отказался.
— Нет, тогда стражники сразу царю доложат, а батюшка меня нипочем не отпустит. Сколько уж раз я просился в поход, лес Тридесятый исследовать, и все никак не получалось. А уж с тобой и подавно далеко не уйдем — видел я, как казначей на твое рукоделие смотрел. Уж поди подсчитал, сколько из него можно прибыли извлечь…
Гуша с этим спорить не стала, рассудив, что Ивану виднее, что за обыкновения существуют в его родном тереме. Предложила только захватить из кладовых чего-нибудь на дорожку.
Вот так и получилось, что путешественники оказались на берегу Гнилуши совершенно одни, в парадных одеяниях, и из снаряжения имели только краюшку хлеба, каталку колбасы, да чудо-перышко, коим освещали себе путь — и то пришлось убрать, выйдя на улицу, чтоб внимания к себе не привлекать.
Гуша с сомнением смотрела на воду. Интуиция подсказывала ей, что начинать знакомство Ивана с миром за пределами царского терема с того, что его обругает хамоватая русалка — не лучшая идея. Пожалуй, лучше местных стражей вообще не тревожить, и сделать, как предлагал царевич — самостоятельно переправиться на тот берег. Ничего, лодку Ваня потом вернет владельцу.
Царевич тем временем рассмотрел хиленький причал — пара бревен, к которым привязывали лодки, чтоб ветром не угнало, и решительно направился к нему.
Подельники, вполголоса бранясь, наощупь распутали хитроумный узел. Вся окружающая их обстановка — тишина, ночь, река, звезды — должна была бы настраивать если не на романтический, то хотя бы на авантюрный лад. Однако почему-то звезды светили тускло, река была мрачной, ночь — неприветливой, а тишина — зловещей. К желаниям беглецов, у одной — до дома добраться, у другого — мир посмотреть, добавилось общее — как можно скорее убраться отсюда.
Лодка взбрыкнула, как норовистый конь, едва не сбросив седоков в холодную воду. Девушка неподвижно замерла на дне. Иван осторожно взялся за весла.
Неприятные предчувствия Гуши оформились в еще менее приятную уверенность, что что-то здесь не так, примерно на середине реки. Она собиралась перебраться через Гнилушу потихоньку, не беспокоя стражей. Однако стражи не могли не почувствовать чужого присутствия на поверхности водоема и, как минимум, должны были поинтересоваться, в чем дело. Тем не менее, река оставалась тихой и неподвижной, и никаких существ, кроме них с Иваном, Гуша поблизости не ощущала. В душу девушке закралось пугающее подозрение, что местные обитатели затаились и чего-то выжидают.
Ее напарник ничего подобного ощущать не мог, но заметно нервничал и старался грести по возможности быстрее. Царевичей, разумеется, учили и в лодке плавать, и ладьей управлять, но на коне было все-таки сподручнее.
Добравшись до противоположного берега, Иван немного успокоился и даже мысленно обругал себя за трусость. Нашелся путешественник — хорошо знакомой и безопасной реки испугался. Да тут даже дети летом плескались без страха. Сурово сдвинув брови, и пытаясь причалить к берегу, а не к камышам, Ваня уставился во тьму.
Тьма уставилась на него. Секунду царевич ничего не понимал, а потом в панике шарахнулся от пары светящихся глаз. Лодка заходила ходуном, взвизгнула Гушка. Иван скорее почувствовал, чем увидел, как за их спинами из воды поднимается темная, высокая фигура и тянет руки к лодке.
Плеск воды и толчок привели Ивана в себя. Ухватив Гушку за руку, он прыгнул в сторону берега — уж лучше сухопутное чудовище, по суше хотя бы убежать есть шанс! Девчонка понятливо прыгнула следом, предпочтя малодушное бегство бесперспективному сражению. Оружия у них с собой не было, а бороться с нечистью с помощью заклинаний — дело трудное, тут хороший навык нужен, а главное — четкое представление, кто твой противник. Ни того, ни другого Гуша не имела, сложные заклинания ей пока не давались, а Серый вообще говорил, что против врага лучше всего помогает булатный меч. Ну или волчьи зубы.
Беглецы вскарабкались на крутой берег, твердо намеренные добавить к перечню средств от нечисти еще и быстрые ноги, но ничего не вышло. Стиснутая с обеих сторон колючими кустами, к деревьям вела неширокая тропинка. А на тропинке стояла обладательница незабываемого взгляда, который несколько минут назад поразил Ивана в самое сердце — уже знакомая Гуше русалка выбралась из кустов и преградила им путь, подсвечивая глазами, растопырив руки и недобро ухмыляясь.
Поняв, что они оказались в ловушке, Иван затравленно огляделся. Как назло, не видно было ни зги. Со стороны реки доносились плеск и чавканье, завоняло тиной — неведомая тварь медленно, но верно преследовала их по берегу.
Гуша оторопело таращилась на русалку. Речные стражи не нападали на людей, тем более — на своих же коллег из леса! Однако, когда тетка, загребая руками, двинулась им навстречу, девушка ожила, по привычке попыталась перекинуться в лягушку, поняла, что не получится, и тут же вспомнила про нечисть еще кое-что. Помимо булата и заклинаний, отлично действовал огонь.
Чудовище уже подобралось к ним вплотную и цапнуло Ивана за ногу. Парень, опрокидываясь на спину, вскрикнул, и в этот момент берег реки озарил свет. Гуша выхватила из кармана перо и свирепо замахнулась им на русалку.
Зловещая баба заверещала и, ослепленная, ломанулась через кусты. Девушка обернулась на крик и увидела, как Иван, заметивший при свете какую-то корягу, с размаху ткнул ею в глаз коричневого осклизлого существа. Существо взвыло, отцепилось от ноги и снова сползло к реке, скрывшись под водой.
Путь был свободен, но скоро они поняли, что далеко уйти не удастся. Ногу царевича пересекали четыре глубоких царапины, конечность горела, как в огне, и даже при поддержке Гуши наступить на нее он не мог. Иван кое-как отполз под прикрытие деревьев и уставился на девушку.
Гуша вручила ему перо, а сама отхватила от подола нижней юбки изрядный кусок, но вместо того, чтобы перевязать раненного, продолжила рвать ткань на тонкие полосы, сосредоточенно что-то шепча. После этого девушка связала полоски вместе и замкнула получившуюся веревку в кольцо. Внутри этого кольца они и сели, прижавшись друг к другу и трясясь от пережитого ужаса. Гуша продолжала шептать заклинания. Кольцо слабо засветилось.
Когда она замолчала, Иван тихо спросил:
— Как думаешь, поможет?
Оборотень печально посмотрела на него.
— Не знаю… Они вернутся. Свет пера их только отпугнул. А настоящего огня у нас нет.
Они посмотрели вокруг, но не увидели ни птицы, ни зверя, которые могли бы помочь.
22.
Волк мчался через лес, не разбирая дороги. Прыжок — поваленное дерево осталось позади, поворот — потревоженный заяц отпрыгнул с пути, рывок — куст остался позади, и часть шерсти — тоже, на колючках. Никаких оптимистичных мыслей на ум оборотню не приходило. Гушка давно должна была добраться до Лешего, и раз там она не появлялась, значит, дело плохо. Времени на поиски напарницы не было, и Серый бежал к реке — не спасти, так хоть отомстить.
Корить себя за то, что отпустил туда девчонку одну, он будет позже. Сейчас главное — обезвредить тварь, пока она не выкосила половину рыбаков.
Нехорошо, когда человек тонет. После смерти его душа остается привязанной к месту гибели, и, сама того не желая, может натворить много бед. Именно поэтому Тридесятые стражи старались оставить в каждом водоеме хотя бы одну-двух русалок. Практика показала, что в неохраняемые места, даже самые на первый взгляд безобидные, обязательно умудрялся кто-нибудь залезть — по недосмотру, малолетству или же по пьяни, да так там и остаться. Сразу после этого людей начинало тянуть к гиблому месту как магнитом и количество жертв резко увеличивалось.
Еще хуже, если человек топится намеренно, особенно если он и при жизни был не очень. Подумать только — если раньше злопыхателю можно было дать отпор, то теперь он неуязвим ни для соседей, ни для закона. Такая неприкаянная душа будет намеренно приманивать прохожих, утягивать на дно купальщиков, пугать детей. Особо рьяные даже выбирались на берег и ночами скреблись в людские окна, доводя впечатлительных обитателей до обморока, а здравомыслящих — до переезда.
Стражи в водоемах были призваны случайных утопленников не допускать, а намеренных — обезвреживать. Никакая злобная бабища не могла утвердиться на Гнилуше в роли пугала, русалки ее задержали бы и немедленно сообщили Водяному, а уж он нашел бы на нее управу. Это означало только одно — что у самой столицы Тридесятого царства произошел самый худший вариант из всех. Утопленница действовала не одна. А в компании с какой-то нечистью покрупнее. Достаточно сильной, чтобы справиться с русалками и сомом.
За сома волк искренне переживал. Русалок можно было лишить свободы, но не жизни — к миру живых они давно не относились, а властью развоплощать нежить обладают далеко не все. А пескарь — на то и премудрый, чтобы при малейших признаках опасности спрятаться и не вылезать.
23.
Сколько времени прошло, ни Иван, ни Гуша точно сказать не смогли бы. Обоим показалось, что сидели они в заколдованном круге очень долго. С другой стороны, когда от реки послышалось приближающееся сопение и пыхтение, выяснилось, что они даже отдышаться толком не успели. Жар-птичье перо действительно только отогнало нежить. Поняв, что реальной угрозы оно не представляет, чудовище приободрилось и возобновило преследование жертв.
Русалка в этот раз осмотрительно держалась позади. Испугавшись внезапной вспышки света — то ли огонь, то ли девчонка, несмотря на молодость, все же знает кое-какие заклинания — баба ринулась прочь сквозь кусты, которые оказались ежевикой. Ободранная и обозленная пуще прежнего, она зыркала из-за спины речного чудовища, скрипела зубами и потрясала кулаками, но близко не совалась.
Тварь подползла к границе круга. Пленники синхронно подобрали ноги — Иван, скривившись и шипя, подтянул поврежденную конечность вручную — и постарались стать как можно более компактными. Коричневая скользкая лапа принялась ощупывать невидимое препятствие.
Перо по-прежнему было у Ивана, но злодеев больше не пугало. Свет как таковой нечисти не вредил, разве что солнечный, но до рассвета было далеко.
Определив, что круг зачарован, чудовище ухмыльнулось, скрежетнуло когтями по земле и глухо что-то заворчало. Гуша побледнела. Защитные заклинания она наложила какие умела, то есть — несложные, против мелкой нежити они действовали хорошо, но более серьезный противник мог их нейтрализовать, а круг — разорвать.
Именно этим тварь и занялась. Теперь ее можно было рассмотреть хорошо — худое длинное туловище, суставчатые когтистые лапы, мутные студенистые глаза. Казалось, что тело чудовища слеплено из речного ила — с лап и морды на землю падали капли грязи, разило тиной и гнилью. Ичетик, обомлев, подумала Гуша. Ичетики были сильной, умной, ловкой и однозначно злобной нежитью, захватывали водоемы и цель своего существования видели в том, чтобы погубить в них как можно больше народу. Договориться с ними не получалось даже у Водяного, а изничтожить их было сложно — они имели обыкновение отбрасывать конечности, как ящерица хвост, и если лапе чудовища удавалось стечь в водоем, она зарывалась в ил, а спустя некоторое время тварь из нее возрождалась. Уследить за этим было практически невозможно — ичетики предпочитали биться не выходя из воды, поди разгляди, что он там в эту воду отбросил. Возродиться нежить тоже могла в любой момент — либо сразу после схватки, либо спустя продолжительное время, когда все про нее уже и думать забудут и бдительность ослабят. Разобрать бормотание ичетика было невозможно, однако оно явно действовало — граница вокруг пленников заметно потускнела.
Гуша выхватила у царевича перо и ткнула им в сторону твари, стараясь не нарушить невидимый круг. Противник недовольно рыкнул, заморгал и замотал башкой, но не отступил. Иван обшаривал землю вокруг, отчаянно жалея, что давешнюю корягу обронил во время бегства. Ничего не найдя, царевич стянул со здоровой ноги сапог — хоть и нарядный, подбит он был на совесть и подошву имел крепкую. Девушке послышался какой-то шум из зарослей за спиной, и она обернулась, надеясь позвать подмогу, но в этот момент кольцо вокруг них пару раз мигнуло и обреченно потухло.
Чудовище торжествующе взревело и кинулось на Ивана. Царевич взвыл — тварь придавила раненую ногу, и с остервенением огрел мерзкую рожу сапогом. Кованый каблук пришелся аккурат по здоровому глазу нападавшего, и лес снова огласил рев. Гуша с визгом вцепилась в русалку, пытаясь помешать ей добраться до напарника. На опушке завязалась шумная, но безнадежная схватка.
Гуша с русалкой довольно скоро поменялись ролями — последняя была сильнее, и вдобавок скользкая, как угорь, и теперь уже девушка рвалась из цепких лап, а растрепанная баба ее держала. Ичетику тоже быстро надоело уворачиваться от неопасных, но болезненных ударов, поэтому он ухватил Ивана за ногу — у того потемнело в глазах от боли — и потащил за собой к реке. Если удастся утопить человека, он останется в его водоеме рабом, а подохнет в схватке на суше — кому он тогда нужен! Тварь с досадой оглянулась на русалку — чего она там копается, пусть тащит девчонку следом — когда из чащи выпрыгнул мощный темный зверь и, не раздумывая, вцепился нежити в шею.
Ичетик выпустил Ивана и закрутился на месте. Серый, даже безоружный, был опасным противником, который действительно мог его уничтожить. Если бы они бились один на один.
Русалка оттолкнула Гушу и, пронзительно вереща, ухватила волка за хвост. Воспользовавшись тем, что враг отвлекся, чудовище исхитрилось повернуться и упало, придавив оборотня своим весом. Оглушенный зверь глухо застонал. Не теряя времени на схватку с волком, ичетик с русалкой кинулись к Ивану и проворно поволокли добычу к реке.
Теряя сознание от боли, царевич увидел, как темное небо прочертила яркая вспышка. «Жар-птицы», — подумал Иван. Но в следующий миг вместо прекрасных птиц ему померещилось свирепая старая ведьма в огненной ступе, со вздыбленным черным котом на плече. Ведьма замахнулась метлой на две скрюченные уродливые фигуры, произнесла несколько слов, ослепительно вспыхнули искры. Последним, что запомнил Иван, был кружащийся над местом побоища растрепанный воробей.
(Продолжение следует…)
18.
На рынке всегда было чем поживиться. К вечеру поток покупателей редел, купцы убирали товары, а под прилавками оставались крошки, обрезки, огрызки. Мясной ряд оккупировала стая собак, зато у булочников ждала неслыханная удача — неуклюжий разносчик опрокинул лоток с пирогами, чем обеспечил настоящий пир для нескольких голубей, пары синиц и несметного количества воробьев, среди которых приземлился и Гушин посланник.
В полном соответствии с девизом дают — бери, бьют — беги, Степка постарался наесться впрок, одновременно кося глазом по сторонам. Все завсегдатаи рынка были тертыми калачами, и метнувшемуся из-под прилавка облезлому коту на поживу осталась только половинка пирожка с ливером. Птицы же, гомоня, расселись на коньке ближайшего ларька и занялись своими делами — кто чистил перья, кто болтал со знакомыми, а кто и прикорнул.
Степка осмотрелся и прибился к самой шумной компании. Надо было узнать свежие городские новости — мало ли что он пропустил, летая к Яге.
Новости действительно были, да такие, что воробей внимательно выслушал приятелей, развернулся и полетел обратно к царскому терему. Полетал у знакомого окна, никого не увидел, облетел на всякий случай вокруг. Не найдя Гушу, вернулся к ее комнате, растерянно попрыгал по подоконнику, и, решившись на что-то, рванул над крышами изб в сторону Тридесятого леса. Заходящее солнце золотило гладкую поверхность реки. Степка взмыл над водой, по широкой дуге обогнул ближайшие деревья и красиво нырнул в чащу на значительном расстоянии от берега.
19.
Званый ужин оказался обильным, вкусным, богато украшенным и невыносимо скучным. Бояре и дворяне с супругами чинно сидели вдоль столов, ковыряясь в изысканных кушаньях. Кушанья эти Гуша попробовала, расписную узорчатую залу во всех подробностях рассмотрела, наряды, перстни и кокошники изучила и теперь с трудом сдерживала неприличную зевоту. Мужчины вели степенные разговоры про сельское хозяйство, ремесленное производство и валовый внутренний продукт. Их жены вполголоса сплетничали о знакомых, обсуждали детишек и способы засолки огурцов. Мужские темы Гуше были непонятны, а женские — скучны. Единственным недолгим развлечением оказался танец, который по традиции исполнили царевичи со своими избранницами, причем девушка, которая в избушке Яги плясать не обучалась, смахнула непривычно длинным рукавом со стола чарку с медовухой. Правда, царь, завороженно рассматривающий Гушино вышивание, на это особого внимания не обратил. Казначей, сидевший ошую от государя, прикрыв глаза, прикидывал, какую цену можно получить за такое полотенце. Это-то, ясное дело, отправится в царскую сокровищницу. А вот если будущая царевна обучит девок секрету дивного мастерства, можно будет его на поток поставить и заграничным купцам продавать…
Иван-царевич тоже скучал. Перепелами да осетрами его уже давно было не удивить — с малолетства таким наугощался. Куда охотнее он бы еще расспросил невесту про Тридесятый лес. Невеста, однако, на вопросы отвечала рассеянно, и разговор сам собой затих.
Надежды Гуши на то, что во время царского ужина ей удастся незаметно улизнуть, не оправдались. Стражников тут, правда, не было, но выйти из зала под прицелом пятидесяти пар глаз, не вызывая вопросов, было невозможно. Тщетным был и расчет перекинуться в лягушку — уже сидя за столом, девушка спохватилась, что мешочек с волшебной шкурой остался в светлице. Время шло, приближалась ночь, с окончанием ужина Гуше придется вернуться в светелку, откуда до утра уже точно не выбраться. Шансы вовремя добраться до Яги или хотя бы до Лешего таяли на глазах. У девушки оставалось на дорогу два дня и дефективный клубочек, если выйти прямо сейчас — то может, и успеет. По крайней мере, из леса снова можно отправить Яге сообщение птичьей почтой, чтобы разгневанная бабушка не явилась за своей воспитанницей прямо в царский терем. При мысли об этом Гуша поежилась. По-настоящему сердитой ей Ягу видеть не приходилось, и все-таки нехорошо, если старушке придется проделать нелегкий путь до столицы, переправляться через реку, препираться с хамоватой русалкой… Бабушка устанет, измучается, расстроится, на воспитанницу обидится, и потом вообще никуда не отпустит.
Поглощенная своими мыслями девушка не сразу заметила, что официальная часть ужина подходит к концу, и спохватилась, только когда знать начала, пыхтя, выбираться из-за столов. В первый момент Гуша испугалась, не отправят ли ее сейчас в светелку под охрану бдительных стражников, но, к счастью, торжество и не думало прекращаться. Прислуга сноровисто утащила объедки, столы сдвинули ближе к стенам, а музыканты принялись настраивать инструменты.
Часть дам направилась к выходу, и Гуша двинулась за ними. Очень скоро, однако, она выяснила, что все они стыдливо скрываются за неприметной маленькой дверцей, и приотстала. Единственная нужда, которая беспокоила девушку сейчас — это нужда в волшебной шкурке. Ну и, как следствие — необходимость вернуться в свою комнату.
С этим возникли непредвиденные трудности. Легко ориентировавшаяся в Тридесятом лесу, девушка совершенно растерялась среди коридоров, закутков и комнатенок царского терема. Вспомнить, по какой из лестниц нужно подняться и в какую сторону свернуть, никак не получалось. Охраны, которой Гуша опасалась, но которая могла бы подсказать верное направление, как назло видно не было. Девушка с досадой прикусила губу.
В этот момент раздались торопливые шаги, и из-за поворота коридора выскочил Иван.
Когда гости пришли в движение, готовясь переформатировать званый ужин в танцевальную вечеринку, царевич потерял свою нареченную из виду. Царь, слегка захмелевший и изрядно подобревший, на исчезновение будущей родственницы внимания не обратил, зато рядом моментально возник казначей, который и прошипел Ивану в ухо: «Гушка исчезла!»
Оба выскочили из залы. Увидев длинную очередь барынь и барышень к неприметной дверце, казначей успокоился и вернулся к царю, а Иван почему-то наоборот, встревожился. Не то чтобы он не признавал за своей будущей невестой права на естественные человеческие потребности, но что-то заставило царевича прихватить с собой светильник и осмотреть ближайшие коридоры. В одном из них он девушку и обнаружил — растерянную, обеспокоенную и сердитую.
Гуша к этому моменту уже утратила надежду найти светелку и появлению Ивана искренне обрадовалась. Объяснив, что устала от шума, многолюдия и непривычной обстановки, девушка попросила проводить ее в отведенные ей покои, чтобы передохнуть. Царевич, в свою очередь, обрадовался возможности продолжить прерванный разговор и охотно довел невесту до светлицы, попутно расспрашивая, как они с бабкой живут в лесу, не боясь волков. Однако удовлетворить исследовательский интерес Ивану сегодня была не судьба. Зайдя внутрь, девушка осеклась на полуслове, переменилась в лице, осмотрела все углы, заглянула под лавку, сначала вроде бы обрадовалась и что-то подобрала, но потом бессильно опустилась на пол.
— Что случилось?! — испуганно спросил царевич. Как-то после застолья ему тоже поплохело, так потом пришлось два дня пластом лежать. Если Гушке попалась несвежая севрюга, надо бежать за лекарем, и как можно скорее. Однако ответ оказался неожиданным.
— Вещи, — слабым голосом пробормотала девушка. — Все вещи мои исчезли… Только перышко и осталось…
Иван аж рассмеялся от облегчения.
— Да зачем они тебе! Выкинут, а новое принесут. Нарядное платье уже сшили, и каждодневное завтра готово будет. Ты же будущая царевна, не пристало тебе в простеньком сарафане ходить.
— Это что же — мешочек мне не вернут?!
— Какой еще мешочек? — непонимающе воззрился на нее Иван.
Гуша опомнилась и лихорадочно начала соображать. Если царевич прав, то шкурку ей назад не получить. Чернавка, забравшая вещи, просто выкинет ее и все. Самой ей из терема не выбраться, стражники вряд ли выпустят ее ночью одну неизвестно куда. Нужна будет помощь человека, которого охрана знает, которому доверяет и который беспрепятственно перемещается по терему и за его пределами. Ну и который не заблудится в хитросплетении лесенок и коридоров.
Девушка покосилась на Ивана. По всем статьям он ей подходит на роль помощника, да только согласится ли? Царевич на нее произвел впечатление человека добросердечного, но в сложившейся ситуации, увы, это было недостатком. Добросердечный человек не отправит вздорную девку по ее прихоти на все четыре стороны среди ночи, скорее уж позовет знахаря с успокаивающим зельем. Хотя, если объяснить ему все, как есть — то может получиться еще хуже. Если станет известно, что в царский терем обманом проник оборотень, пусть даже не волк, а лягушка… Кто знает, как отреагирует царь? Убедит ли она Ивана, что нашла стрелу случайно, и рискнет ли он ей поверить? Гуша с некоторым сожалением подумала, что с сегодняшнего утра они с Иваном почти подружились. А получается, что зря — вот если б он по-прежнему считал ее назойливой оборванкой, на которой ему волей-неволей придется жениться, выгнал бы ее сейчас из терема как миленький, и даже спрашивать не стал бы, куда она собралась…
Время шло. Надо было на что-то решаться. Гуша глубоко вздохнула и посмотрела на царевича.
Иван вздрогнул. Смотрящие на него в упор глаза меняли цвет, как вода в пруду, становились то серыми, то желтоватыми, сохраняя зеленый оттенок, и как будто даже светились. Царевич слегка попятился.
— Слушай меня, Ваня, — тихо произнесла его нареченная. — Без твоей помощи мне никак не обойтись.
Девушка задула светильник, разжала ладони, и при мерцающем свете жар-птициного пера начала рассказ.
20.
Довольный Серый почти уже добрался до знакомого дуба. Дремучая Тридесятая чаща оказалась на удивление спокойной, и клыкастому защитнику всех сирых и обиженных ничего не оставалось, как отправиться восвояси. По некотором размышлении оборотень устремился в сторону Лешева жилища, надеясь застать там свою помощницу, расспросить ее о том, как прошел ее первый самостоятельный дозор, и подбросить ее потом до Яги. Да и Лешего навестить тоже можно — давненько он к нему не заглядывал.
Уже на подступах к поляне чуткое волчье ухо уловило нарастающий шум. Обладатель уха обреченно вздохнул. Из того, что удалось услышать, следовало, что Лешему сейчас не до гостей.
Перед дубом на разные голоса ревели, подвывали и всхлипывали пятеро ребятишек в возрасте от двух до восьми лет. Самый весомый вклад в хор вносил младший, предаваясь делу добросовестно и с душой. Остальные тоже старались по мере сил, только старший плакал почти беззвучно. Зато горше всех.
Серый предусмотрительно обернулся человеком не доходя до поляны. Выскочивший из кустов мохнатый зверь ситуацию бы не улучшил. Впрочем, лохматый запыхавшийся человек показываться детям на глаза тоже не торопился, благоразумно наблюдая с тропинки.
Нынешний Лешев воспитанник, русоголовый серьезный паренек, помешивал на огне какое-то варево. Потянув носом, оборотень кивнул: успокоительный травяной сбор с мятой сейчас самое то, что надо. И вкусный, и детишек угомонит. Сам Леший, осторожно придерживая плачущего мальчика за руку, что-то бормотал себе под нос, прикрыв глаза. Вокруг остальных детей увивалась лиса, мела по ногам пушистым хвостом, надеясь не успокоить, так хоть отвлечь.
Оборотень осторожно шагнул на поляну. Заметив его, дети примолкли. Он уже видел их тут почти всех — кроме старшего. Серый приблизился к лешему и тихо спросил:
— Что случилось, дедушка?
Леший медленно повернулся к оборотню и сокрушено произнес:
— Беда, Сережа…
Мальчишку звали Святозар. Родом он был из купеческой семьи, что не мешало ему лазать по деревьям, стрелять косточками и бегать по подворотням ничуть не хуже остальных детей на его улице. Являясь среди них самым знатным, мальчик старался сверстникам ни в чем не уступать, чтобы не заслужить обидное прозвище «барчонок». Поэтому, когда кто-то придумал на спор прокатиться ночью по реке, позаимствовав для этого рыбачью лодку, Святозар вызвался первым.
Жутью веяло от темной воды, когда мальчишка попытался выгрести к середине. Течения почти не было, но весла норовили вырваться из неумелых рук, а то и заехать их хозяину по подбородку. С противоположного берега, от деревьев, раздавались непонятные шорохи и скрипы, а пару раз Святозару померещились в ветвях чьи-то недобро горящие глаза. Но спор есть спор, и по его условиям смельчаку предстояло проплыть до другой стороны реки и обратно, поэтому мальчишка упорно двигался вперед.
Он почти переплыл реку и уже прикидывал, как бы половчее развернуться, когда по днищу что-то заскребло. Вздрогнув от неожиданности, мальчик попытался успокоить себя тем, что наверное, здесь близко дно или торчит какая-то коряга. Но тут в сажени от него булькнуло, и из воды начало медленно подниматься что-то темное, осклизлое, жуткое…
Ждать, чем это кончится, Святозар не стал. Мальчишка, не думая, прыгнул вперед, оттолкнувшись от борта, прочь от страшного существа, и сразу угодил по колено в ил — противоположный берег оказался всего в паре шагов. Лодка за спиной ходила ходуном, похоже, угодив по пришельцу из глубины — сзади раздался стук и приглушенный вой. Все это придало Святозару сил, и, задыхающийся, мокрый, цепляющийся за камыши и ветки, он выполз на берег.
Озираясь, мальчишка попятился от воды. Что происходит у лодки, было не рассмотреть — ночь, и без того темная, под деревьями превратилась в непроглядную. Со стороны реки раздавался плеск — чудовище, видимо, не оставляло надежды добраться до него. Отступая все дальше, Святозар внезапно услышал шорох сбоку — и, повернувшись на шум, увидел надвигающуюся на него пару светящихся глаз.
Не завопил он только потому, что от ужаса перехватило дыхание. Так, молча, и помчался в глубину леса вспугнутым зайцем, не разбирая дороги и не оглядываясь. А утром его, обессилевшего и замерзшего, нашла лиса. Она и повела его к Лешему, а он доверчиво пошел за зверем — а что ему еще оставалось делать?
Все это Леший пересказал Серому, пока мальчишка пил отвар и успокаивался. Оборотень хмуро слушал. Стражи в водоемах, бывало дело, отваживали не в меру ретивых пловцов от опасных мест, но ни одна уважающая себя нечисть не стала бы пугать ребенка до полусмерти. Какая-то дрянь завелась в этой реке, и чем скорее он с ней разберется, тем лучше — пока она не натворила чего-нибудь непоправимого. Дело было за малым — выяснить, откуда Святозар пришел.
Пока с этим было глухо. Мальчишка был так напуган, что мог только всхлипывать и икать, и всю информацию о его ночных приключениях Леший почерпнул, приговаривая заклинание, непосредственно из его воспоминаний. К сожалению, воспоминания об извилистых узких улочках и темном береге реки географической ясности в произошедшее не добавляли.
— И с чего вы вообще на эту реку пошли, да еще ночью?! — пробормотал себе под нос Серый.
К его удивлению, Святозар ответил — видимо, отвар начинал действовать.
— Баба там третьего дня утопла, дяденька, — неловко произнес он. — Так ее и не нашли, а Васька-рыбак начал нас стращать — мол, теперь в реке утопленница живет и будет нас за пятки хватать и на дно к себе тянуть. Вот мы и поспорили — кто не побоится по той реке проплыть…
— Утопла или сама утопилась? — заинтересовался оборотень. Интерес был не праздный — нечаянные жертвы рек в посмертии, как правило, агрессивности не проявляли, и напугать живых могли разве что по недомыслию, тогда как намеренно утопившаяся злобная баба действительно представляла серьезную и опасную проблему.
— Не знаю… Ребята говорили, при жизни вредная была бабища, житья от нее соседям не было. А третьего дня пошла за водой, да и не вернулась с Гнилуши…
Рассказ был прерван рыком Серого:
— С Гнилуши?!
Продолжение следует…
14.
— Безнадежная затея, — пропыхтел казначей. — Видать, в реку упала.
Обычай велел искать итоги выражения божественной воли до победного, однако двухчасовые поиски никаких результатов не принесли. Проживающие вдоль реки от чести породниться с царской семьей суетливо открещивались и наличие стрелы отрицали. Визуальный осмотр подворий тоже ничего путного не показал. Стрела как в воду канула, и небольшой поисковый отряд с каждой минутой все более склонен был рассматривать это выражение в качестве единственной возможной версии. Приближалось время обеда, а никто из них в сегодняшней суматохе даже позавтракать не успел.
— Последний двор остался, — устало произнес воевода.
Иван помалкивал. Своими способностями лучника он был поражен больше всех, однако до конца рыбацкой улицы стрела все-таки долететь уж никак не могла, и потому он втайне надеялся, что ее так и не найдут. А уж там он постарается убедить батюшку, что вот она, воля судьбы — оставаться ему неженатому-неприкаянному, мотаться по царству Тридесятому, в пути-дороженьке ноги сбивать, у чужих людей столоваться-ночевать…
Сладкие мечты были прерваны возгласом казначея, который взволнованно на что-то указывал пальцем. Царевич посмотрел в заданном направлении и увидел худую девчонку в простеньком сарафане, держащую в руках то, что осталось от его стрелы.
Второй раз за последние сутки Иван убедился, что судьба все-таки существует, и что она очень зловредное и коварное создание.
15.
Сообщение от Гуши Яге доставил воробей. Стриж поостерегся улетать далеко от родной и знакомой реки и углубляться в зловещую чащу, поэтому информацию передал своему лесному товарищу, вознаградив его за труды той самой крошкой. Серый проныра, в отличие от стрижа, лес знал отлично и где только не бывал. Расположение избушки Яги воробью тоже было знакомо — именно здесь зимой всех желающих подкармливали пшеном.
Узнав, что девчонка собирается задержаться на несколько дней, Яга только головой покачала. Удержавшись от того, чтобы немедленно и лично отправиться за ослушницей, бабка протопала в избу, извлекла волшебное блюдо, прихватила хлебную корку для воробья, вернулась и устроилась на крыльце. Побормотав под нос, Яга запустила по блюду наливное яблочко и внимательно всмотрелась в открывшуюся ей картину.
Блюдо замерцало, потом поверхность стала похожа на воду, а чуть позже на воде появилось изображение знакомого лица. Выражение этого лица было восторженно-заинтересованным, из чего бабка сделала закономерный вывод, что никакая опасность Гушке не угрожает. Впрочем, на этом выводы и закончились, потому что изображение покрылось рябью, мигнуло пару раз, а потом и вовсе пропало.
Встревоженная Яга потрясла блюдо, протерла его рукавом, а потом, озаренная догадкой, внимательно осмотрела яблочко. На румяном боку виднелось пять аккуратных дырочек от когтей. Баюн хоть и был котом мудрым и уникальным, но против охотничьего инстинкта не попрешь. Бабка потрясенно перевела взгляд на росшую рядом с избой яблоньку. Дерево, сияющее белоснежной весенней красотой, издевательски уронило на землю несколько лепестков. Отремонтировать яблочный гаджет в ближайшее время не представлялось возможным.
Воробей, внимательно наблюдавший за бабкой, подлетел поближе и что-то успокоительно прочирикал. Яга выслушала его, согласно покивала головой и вслух сказала:
— Ну, раз так, то только это и остается… Ты уж присмотри там за моей непутевой внучкой, пернатый!
Воробей вспорхнул, заложил круг над избой и устремился к реке. Как раз вовремя — через секунду на поляну перед избой выкатился ощетинившийся в охотничьем раже Баюн.
16.
Девчонка, стоявшая в светлице, царю категорически не нравилась. И дело было даже не в простеньком сарафане, забрызганном по подолу водой, и не в явно незнатном происхождении гостьи.
— Какая-то она… Совсем молодая, — смущенно пробормотал царь казначею.
— Нда… — не менее смущенно протянул казначей.
Гуша разглядывала расписные палаты, широко раскрыв невинные зеленые глазищи и казалось еще моложе своих лет. Девушка благоразумно решила помалкивать, пока не разберется в происходящем, и вследствие этого все обращенные к ней вопросы остались без ответа. Неспособность ее объяснить, откуда она взялась, какого рода и где хоть какие-то ее близкие, тоже восторга государю не добавляла и заставляла сомневаться в адекватности будущей царевны. Но выгнать из терема девицу, на которую так однозначно указала судьба, да еще и в присутствии свидетелей, тоже не представлялось возможным. Царь с досадой подумал, что еще утром считал младшего сына самым тихим из всех. Тихим, спокойным и не доставляющим проблем.
— И что делать будем? — уточнил царь.
— Хммм, — изрек казначей.
— Содержательно, — восхитился надёжа. — Значит, как придумывать какую-нибудь ерунду, так все горазды, а как расхлебывать ее последствия — так я один. Ладно, о свадьбе при таких обстоятельствах не может быть и речи.
Иван-царевич при этих словах воспрял, а при следующих опять сник.
— Чего стоишь? — обратился царь к сыну. — Довыпендривался? Ты это чудо в царский терем притащил, а я буду теперь ей мамок-нянек искать, чтоб они из нее царевну сделали? Нет уж, голубчик, помечтай! Значит, так. Отведите сию девицу в предназначенные для нее покои. Пусть освоится человек. Лично ты, Ванюша, отвечаешь за то, чтобы дама ни в чем не нуждалась и никуда из терема не делась. На завтра назначен официальный ужин с представителями родовитых и знатных семейств, где я представлю присутствующим девиц, которые свяжут свою судьбу с моими сыновьями священными узами брака. Ты со своей нареченной тоже должен присутствовать, и позаботься о том, чтобы к завтрашнему вечеру у нее имелось имя и пристойная одежда. Пока что будет считаться суженой, а там посмотрим.
Иван тяжело вздохнул, а царь неумолимо продолжал:
— Остальных девиц я озадачил, чтобы вышили мне к завтрему изукрашенный рушник. Интересно все-таки, откуда у них руки растут. Заметь, что от твоей я этого не прошу — достаточно будет, если сможет хотя бы представиться.
Царевич хотел что-то возразить, но государь раздраженно отмахнулся и указал обоим на дверь. У двери уже ждала приставленная к девушке чернавка, которая провела их низким коридором в небольшую светлую комнатку, еще накануне приготовленную для будущей невесты, деловито сняла с Гуши мерки, пообещала принести еды и удалилась. Иван, потоптавшись у дверей и повздыхав, удалился тоже, тягостно размышляя, что завтра ему предстоит как-то растормошить странную девицу и как минимум, постараться научить ее разговаривать. Гуша осталась одна.
Осмотревшись, девушка обнаружила вазу с фруктами, умывальник, постель и лавочку у окна. На лавочке были заботливо уложены пяльцы, ткань, иголки и разноцветные мулине. Девушка пристроилась рядом, прихватив из вазы яблоко, и задумчиво уставилась в окно. Есть хотелось не очень, зато была настоятельная необходимость разобраться в ситуации.
Увидев скачущих к ней вдоль реки людей, Гуша скорее растерялась, чем испугалась. Времени превратиться в лягушку и скрыться в камышах было достаточно, но от неожиданности девушка замешкалась. Все-таки она сломала их стрелу, хоть и ненарочно, и испытывала по этому поводу смутное чувство вины. К счастью, люди агрессии не проявили, обломки у нее забрали и бережно завернули в тряпицу, и настойчиво потребовали следовать вместе с ними. Ехать на коне девушке даже понравилось, хотя у Серого ход был не в пример мягче. Посмотреть вживую на людские избы и терема тоже было любопытно. А вот оказавшись перед недовольным мужиком в золотом венце, Гуша немного струхнула, особенно когда поняла, что отпускать ее на все четыре стороны никто не собирается, и что задержаться в этих расписных палатах ей предлагают на неопределенно долгий срок.
Из того, что удалось услышать, было совершенно очевидно, что сегодня у реки происходил один из людских ритуалов, о которых ей так хотелось побольше узнать. Мечты сбываются, с мрачной иронией подумала девушка. Ей повезло аж дважды — ритуал был явно романтического толка, поскольку речь шла о суженых, а кроме того, удалось в нем лично поучаствовать, и все равно ничего было не понятно. Традиция, в соответствии с которой будущая жена должна быть невнимательной неуклюжей медведицей, поломавшей хорошую вещь, казалась Гуше несколько сомнительной. Судя по лицам ее нареченного и батюшки-царя, оба они от затеи тоже были не в восторге. Однако, несмотря на все это, ее назначили невестой остолопа, который двух слов связать не может, и поди знай теперь, как из всего этого выбираться.
Для начала девушка попыталась выбраться конкретно из своей комнатенки, но у нее ничего не вышло. Дежуривший снаружи стражник вежливо, но решительно ее завернул, справедливо полагая, что за пропажу будущей государевой родственницы с него голову снимут, а уж за пропажу одновременно с этой подозрительной оборванкой какого-нибудь царского имущества — тем паче. Огорченная Гуша внимательно осмотрела окно, но и там ее ничего утешительного не ожидало. Комнатка, отведенная ей, находилась на третьем ярусе терема, и небольшое окошечко безопасности ради украсили на заморский манер изящной, но прочной узорной решеткой. В облике лягушки ничего не стоило бы протиснуться между прутьями, но прыжок с такой высоты расплющит ее в лепешку. Впрочем, прыгать вниз отсюда она и в человеческом обличье не решилась бы.
Процесс размышлений был прерван чернавкой, которая принесла не то поздний обед, не то ранний ужин и почтительно удалилась. Нос пленницы защекотали соблазнительные запахи жареного мяса, свежеиспеченного хлеба и маринованных грибочков. С другой стороны, неожиданно подумалось девушке, а куда торопиться? Бабушке весточку она отправила, о том, что задержится, предупредила. Выпустят же ее когда-то из комнаты — да вот хоть завтра, на тот званый ужин, о котором царь упоминал. Там можно будет улучить минутку, и либо во двор выскользнуть, либо под стол лягушкой прыгнуть и понизу ускакать — ищи ее потом! А до завтрашнего вечера можно и у людей пожить. Только скучно безвылазно сидеть в комнате… С аппетитом вгрызаясь в куриное крылышко, Гуша пристально посмотрела на сложенное с краю лавки рукоделье. Поев, тщательно вымыла руки, разгладила ткань, перебрала разноцветные нити мулине. Задумалась о чем-то, наморщила лоб, потом улыбнулась, придирчиво выбрала иголку и подошла к окну. В солнечных лучах кружились пылинки. Девушка прищурила глаз, покрутила иголку в пальцах и посмотрела на нее против света. Один из лучей ярко вспыхнул, столкнувшись с металлом, скользнул вниз, просочился сквозь ушко и тепло замерцал на Гушиных руках. Названная внучка Яги засмеялась и потянулась к пяльцам.
17.
Поутру Ивану вставать не хотелось примерно так же, как в детстве, когда уже за завтраком начинался нестерпимо нудный урок придворного этикета. На сей раз в роли наставника, который в десятый раз повторяет, как следует обращаться к послу, а как — к воеводе, и в пятнадцатый показывает, как правильно держать тяжелую двузубую вилку, предстояло выступить ему. И в этот раз учениками будут не царские отпрыски, которым в случае невнимательности разгневанный папенька живо объяснит, что к чему, а чумазая девчонка непонятного происхождения и сомнительных умственных способностей. Нет, решил Иван. Сейчас все гораздо хуже, чем в детстве.
Кое-как умывшись, царевич мрачно поплелся к покоям будущей супруги, тяжело повздыхал под дверью, покосился на ухмыляющегося в усы стражника и, наконец, постучал. Не дождавшись ответа, постучал погромче, и, расслышав в светелке незнакомый девичий голос, сердито толкнул дверь.
Гуша крошила на подоконник кусок кулебяки, а взъерошенный воробей совершено разбойничьего вида бодро собирал крошки, одновременно что-то громко чирикая. Девушка называла нахальную птицу «Степушкой», «лапочкой» и «молодцом» и на оторопело стоящего в дверях суженого внимания не обращала.
— Эээээ… — выдавил из себя царевич — ничего умнее в голову не пришло.
Воробей вспорхнул с подоконника, девушка быстро развернулась и смущенно улыбнулась ему.
— Здравствуй, Иван-царевич, — негромко произнесла она.
Потрясенный Иван подошел поближе и присел на лавку. Чумазая девчонка, на которую он вчера толком и не взглянул, оказалась миловидной девушкой с тяжелой темно-русой косой и зелеными глазами, похожими на воду реки, отражающую Тридесятый лес. А еще она все-таки умела говорить.
— Ага, в смысле — здравствуй, — запинаясь, произнес царский сын. — А ты кто?
— Гушей зовут, — продолжая улыбаться ответила девушка. — У меня бабушка на той стороне реки живет.
Вчера девушка решила, что рассказывать о себе всю правду, пожалуй, не стоит. От Яги ей известно было о том, что люди настороженно относятся к колдунам и знахарям, правда, не чураясь их в случае каких-то серьезных проблем со здоровьем. Поутру ее нашел воробей, которого она попросила передать бабушке, что задержалась у людей на день и беспокоиться не о чем. Настроение у Гуши было радостным, и на расспросы Ивана, заинтересовавшегося Тридесятым лесом, она отвечала охотно, но без лишних подробностей.
Иван, в свою очередь, сообщением о местожительстве гостьи очень заинтересовался. Сколько раз он мечтал сам переправиться на ту сторону и Тридесятый лес исследовать! Но моста через Гнилушу не было, а рыбаки к противоположному берегу почему-то причаливали неохотно. Считалось, что лес там глухой и дикий, с хищным зверьем и непролазной чащей, а вот поди ж ты — и в нем, оказывается, люди живут!
За разговорами незаметно засиделись до обеда. Гуша, искоса посматривая на царевича, признавалась себе, что не такой уж он и остолоп. Царевич непритворно радовался, что учить девушку разговаривать и пристойно вести себя за столом необходимости нет. Поев, молодежь продолжила прерванную беседу, но вскоре вмешалась чернавка, объявив, что платье для будущей царевны готово и надо его примерить.
Иван скромно отвернулся и уставился в окно. Остатки еды унесли, но на лавке осталось полотенце. Царевич от скуки развернул его и замер.
По ткани над темным лесом летела стая прекрасных птиц. Шеи изящно изгибались, мощные крылья сияли всеми оттенками золота. Небо над деревьями полыхало закатными отблесками — то ли от скрывшегося за горизонтом солнца, то ли от роскошных хвостов. Выше мерцали, как настоящие, несколько звезд.
Царевич потрясенно молчал. Таких красивых вещей он не видел даже в батюшкиной сокровищнице. Полотно переливалось и вспыхивало у него в руках, словно живой и теплый солнечный луч.
Из-за спины раздалось скромное покашливание, Иван развернулся и замер повторно. Принарядившаяся Гуша и впрямь могла сойти за царевну. Расшитое шелком платье ладно облегало стройный стан, на ножках были легкие алые туфельки, а голову венчал невысокий украшенный жемчугом кокошник.
Вокруг суетились чернавки, укладывая волосы, поправляя платье. Царевич смущенно попятился, вспомнив, что к ужину предстоит переодеться и ему и бормоча, что зайдет за девушкой позже. Гуша рассеянно согласилась, разглядывая себя в зеркало. Из стеклянной глубины на нее смотрела неузнаваемая красавица в богато украшенном платье, лишь глаза казались знакомыми. Служанки еще битый час укладывали девушке волосы в замысловатую прическу, белили, румянили и сурьмили. Вернулся Иван, тоже при полном параде. В последний момент вспомнили о рушнике, раскинули его по лавке, восхищенно поахали, бережно свернули. Торжественно проводив будущих молодоженов на ужин, чернавки принялись за уборку. Пожилая служанка встряхнула Гушино платье и охнула — показалось, что на полу вспыхнул язычок пламени. Близоруко прищурившись и ничего не увидев, она сложила и унесла старую одежду девушки, включая лапти, ленту из косы и какой-то небольшой мешочек…
Продолжение следует…
