История, которую начал рассказывать автор с того момента, как сели за стол, напомнила мне сюжет Всемирного потопа. Немного не укладывалось то, что это был уже современный мир и «каждой твари по паре» на нашем судне не оказалось, да и Автор не совсем походил на Ноя. Кроме уже знакомого мне старика на разграбленном военном катере находилось много детей, которых он нашел на крыше детского дома, когда все началось.
Им пришлось долго дрейфовать на бездействующем судне по уходящему под воду городу. Припасы вылавливали кошками и удочками, стараясь не перевалиться за борт от порывистого ветра и постоянно накрывающих их огромных волн. На самом деле – очень повезло, что борт выдержал многочисленные столкновения с высокими зданиями и особенно плавучими средствами, включая немногие оставшиеся в живых катера и кораблики из речного порта.
— А как же остальные люди? – спросил я в процессе рассказа. – Куда делись они?
— Я тоже постоянно задаюсь этим вопросом, Книжник. Кроме моих подопечных – совершенно никого. Будто исчезли все. Странно это. И страшно.
— Долго вы так плаваете?
— Меньше года. Все произошло прошлым летом. Мы смогли как-то продержаться даже эту зиму. Пришлось долго искать теплые вещи. Еще сложнее – лекарства. Дети оказались очень сильными, как будто их кто-то уже готовил к такому выживанию. Но болезни все равно появлялись, были и конфликты. Их нужно воспитывать, Книжник.
— Сколько?
— Одиннадцать. Шесть мальчишек и пять девчонок. Все не старше шести лет, еще совсем малыши.
— Такие маленькие!?
— Именно. Хорошо, что у меня есть опыт, хоть и не совсем большой… Что ты так на меня смотришь? Да! У меня были дети, Книжник! – я не смог выдержать этого взгляда и отвернулся. На глазах старика выступили слезы. – Что? Тяжело, да? Ты, ведь, все понимаешь, не так ли? (читайте далее…)

Немир долго не мог уснуть. Солнце давно зашло. Птицы перестали шуметь в ветках старой сирени, на которой только-только стали распускаться почки. В соседнем дворе уснула скотина. Он смотрел в потолок, абсолютно черный в темноте. Сердце, временами, начинало бешено биться, разгоняя по всему телу горячую кровь, полную адреналина и чего-то еще, того, что обжигало. К горлу то и дело подкатывал ком от того, что он не мог с этим ничего поделать.
Он рано почувствовал запах сирени. Запах, который никогда уже, быть может, не забудет, потому то влюбился в него однажды зимой. И только ли в запах?
Она зашла в дом, чуть слышно прикрыв дверь. Мягкими, шелестящими шажками подошла к постели, расстегнула платье одним ловким движением. Оно упало на пол, стекло по ее телу, повторяя прекрасные формы, теперь не защищенные ничем. Поставила колено на кровать и оперлась на него, подползла к Немиру и положила голову на вздымающуюся горячую грудь, щекоча темно-каштановыми волосами.
— Ты, верно, хочешь мне что-то сказать, Немир? Говори сейчас. Ведь не зря ты ждал меня полночи, перебирая разные варианты развития событий.
— Не скажешь, где была? – он почти укрыл от нее нервные нотки в голосе, приложив огромное усилие для того, чтобы сказать это как можно спокойнее.
— Не скажу. Ты и сам не хочешь знать ответа на этот вопрос. Боишься услышать его, боишься подтверждения своих тяжелых мыслей. – Она говорила ровно. Ни капли волнения. Иногда даже с вызовом.
— Меня тошнит от запаха, исходящего от твоего тела. От груди, которую обсасывал какой-то потный выпивший верзила. От твоей шеи, которую вылизывали, будто это не часть твоего тела, а корка чертового хлеба, обмазанного медом. Смыть чужой пот с твоего тела, который лился на тебя ручьями с какого-то хахаля, первого ли за все это время, невозможно! Как и скрыть его ароматом сирени, который, как ты знаешь, мне любим. – Он замолчал. Нужно было взять паузу, чтобы не перейти на грубый тон, которого так не любил, чтобы перевести дыхание. – Мне не обязательно слышать от тебя ответа, который я знаю и без слов. Не важно, где, не важно, с кем. Ты была с другим.
Неалия. Нея, как звал он ее ласково. Как называл ее только он. Она слушала молча, только тихо дышала, впиваясь в его грудь ногтями там, где было большое родимое пятно, величиной с ладонь.
— Я прощал тебе уже не один раз поздний приход и делал вид, что просто не замечаю этого. Мне чудилось, что ты одумаешься. Что когда-то поймешь сама, что делаешь ошибку, пытаясь обмануть меня, думая, что я сплю, когда приходишь и неслышно ложишься в постель, думая, что не чувствую тошнотворного запаха чужого пота и алкоголя, который исходит от твоего тела.
Ведь я столько тебе дал. Столько сделал, чтобы ты не была одна, чтобы у тебя было если не все, то хотя бы больше, чем есть у других. Вспомни. Вспомни, кем ты была до встречи со мной. И кем стала сейчас. Все! Все, что было и есть у меня, сделано ради одной только тебя, и ты вот так просто отдаешься другим.
— То есть, по-твоему, я просто какая-то потаскуха? Мерзкая шлюха, коих полно в этом чертовом городе? Коих здесь полные бордели!
— Я этого не говорил.
— Но твои слова именно это и значат, Немир!
— Я этого не говорил! – повторил мужчина громче. – Это исключительно твои слова.
— Именно это ты и сказал! Не прямо в лицо. Потому что ты тряпка, и сказать в лицо не сможешь совершенно ничего! Тряпка, какую еще нужно поискать. Простая шавка, которая, обидевшись, лает из-под порожней телеги, зная, что никто за ней попросту не полезет!
— Успокойся. – Немир сказал это тихо, пытаясь более не задевать девушку, но она не успокаивалась.
— Ты оскорбляешь меня одним только присутствием в этой комнате и одной со мной постели! Ты — мерзость, которая не способна ни на что, кроме как ныть и хвастать миру, что сделал какие-то там мелочи якобы ради меня! МЕЛОЧИ! Слышишь? Не способен ни на что! Ни на дельный подарок, ни на правильно сказанное слово, ни на удовлетворение в постели тебя никогда не хватало! Никчемный мужчинка, возомнивший себя героем из сказки! Такие никому не нужны, понимаешь? Никому! Одна я, дура, сжалилась над тобой, оказавшись рядом и не сбежав при первой же возможности! Никому ты больше не нужен, кроме меня. Да и мне не нужен. Ты только портишь мою жизнь, Немир. Забираешь молодые годы, которые я могла бы провести в объятиях какого-нибудь красавца! Мускулистого, уверенного в себе и своих силах! Надежного, импульсивного!
— Как, например Иридан. – Сделал вывод из ее описания Немир, сделав вид, будто не заметил всего, что она сказала ранее.
— Иридан – проговорила Нея, словно пробует имя на вкус, наслаждается им. – Он на порядок тебя лучше. – Мужчина засмеялся, скрывая все-таки вызванную обиду и злость. – Я бы на твоем месте не смеялась, — зло сказала девушка. – Ты надо всем смеешься, а стоило бы что-нибудь с этим сделать. Например, убить себя, чтобы я не мучилась рядом с тобой только лишь из жалости.
— Командир декады. Сын великого Ольха, начальника стражи. Глупый, никчемный папенькин сынок, к которому убегает ночами моя возлюбленная, пораженная горой мышц! Ахаха! – Немир рассмеялся в этот раз с частицей искренности. – И мне убиться из-за этого? Что ты, шлюха, променяла чувства, преданность и всю жертвенность, которые я к тебе применяю, и которые ты так и не заметила за эти годы, на его желание воспользоваться только лишь твоим телом? Еще скажи, что ты любишь этого придурка, и тогда я точно лопну со смеху! – мужчину стало заносить. Его глаза заслезились от безудержного истерического смеха. – Моя дорогая и любимая девушка, и этот уродец!
Длинные острые ногти Неалии вонзились в грудь Немира. Она рванула рукой, оставив глубокие порезы, подняла свое тело и с замаха ударила его по щеке, вымазав кожу и простыни в кровь, которая осталась на пальцах. Мужчина перестал смеяться. Стал серьезным, но его глаза не выражали ни злости, ни обиды. Наоборот, в них все еще был отблеск необъяснимой радости. Он медленно поднял руку застывшей девушки, оглядел ее, поднес к губам и попробовал на язык капельку крови, спрятавшуюся на подушечке одного из пальцев. Ошарашенная, она смотрела поочередно то в его глаза, то на четыре пореза, истекающие горячей кровью у него на груди.
— За эти годы, Нея, — ласково начал он, смотря ей в глаза, — я ни разу не поднял на тебя своей руки, ибо не признаю насилия над слабым полом и не могу пройти мимо, если таковое кто-либо пытается совершить. И даже сейчас, когда стоило бы раскроить твою милую мордашку в лоскуты, я останусь верен своему принципу. Однако, мне ничего не мешает выставить тебя за дверь, дабы твоя грязная сущность более не оскорбляла меня своим присутствием в этом доме.
Этим утром, которое вот-вот настанет, я выхожу в поход, как и многие другие, включая десятника Иридана, коего ты не один раз брала в пример. Этот дом был продан еще два дня назад, посему вернуться в него ты уже не сможешь, если только тебя не пустит в него новый хозяин, хороший семьянин и верный муж, купец Эгнэст. До сего момента я хотел порадовать тебя тем, что купил на окраине Изаира дом, в котором ты будешь ждать моего возвращения с войны. Повторюсь, так было только лишь до сего момента. – Неалия напряглась, на ее лице появилась досадная гримаса. – Теперь же тебе придется жить на улице. И я не подумаю сжалиться над тобой, как бы ты ни просила.
— Но Немир… — прошептала Нея.
— Никаких но. Больше не говори ничего. Я хочу поспать еще хотя бы часок. Через час после рассвета мы должны покинуть дом, потому как новый хозяин с того момента будет иметь полное право на владение им. – Немир поднял с пола свою рубаху, которую бросил так, не желая вставать, еще вечером, приложил ее к лужице крови, образовавшейся в ямке чуть ниже солнечного сплетения. Оттуда протянул ткань к порезам, которые почти перестали кровоточить. Он небрежно бросил окровавленный комок куда-то в угол, отстранился от легшей на его грудь дрожащей руки Неи, повернулся на бок и тихо засопел.
Все еще нагая Неалия подтянула пышное одеяло, обняла мужчину и спряталась под ним сама. Она прижалась к его спине всем телом и попыталась запутать свои ноги в его ногах. Одной рукой обняла его, положив ладонь на порезы, которые все еще были липкими от капелек крови. Он не пошевелился. Только глубоко вздохнул.
Утром все было так…

© Аким