Мистический рассказ.

Мишка, долговязый прыщавый ученик выпускного класса, был книгоглотом. Врождённая страсть к неумеренному пожиранию печатных знаков рано нанизала на его нос интеллигентские очки. Особенно любил паренёк полакомиться дореволюционными ятями, и вот однажды с гурманским трепетом он отпахнул музейно-жёлтую страницу некой местной газеты середины ХIХ века. Мишкино научно-изыскательное внимание намертво примагнитилось к следующему сообщению под заголовком “Происшествия”:

За прошедшую неделю сего месяца погиб приходской священник деревни Куличовка, что в Л-ской волости Н-ского уезда нашей губернии. Смерть произошла при загадочных обстоятельствах: святой отец найден на сельском кладбище с растерзанным горлом. Рядом зияла свежевырытая могила со странным захоронением: поверх прогнивших досок старого гроба лежал волчий скелет, пронзённый свежевырубленным боярышниковым колом.

Благодаря умелым действиям полиции, расследование сего дела длилось не более двух дней. Как оказалось, убитый и два монаха из близлежащего монастыря пошли на кладбище, дабы убить оборотня, так называемого «волкодлака», который, по их словам, загрыз пятерых детей в соседнем с Куличовкой селе. Якобы оборотень вышел из могилы в образе волка, а священники, устроив засаду, убили его при помощи боярышникого кола (вышеупомянутого) и святой воды. Согласно показаниям монахов, оборотня преследовал охотник и, спрыгнув в могилу, после смерти волкодлака, поранился о клык скелета и сам обратился в волка. Новый-то оборотень и загрыз священника, а потом скрылся. На вопрос о том, почему загрызенный не стал оборотнем, монахи ответили, что тот вёл жизнь благочестивую, а охотник, вероятно, бесчестную.

Полиция же придерживается такой версии, что волк, загрызший пятерых детей и священника, оборотнем не был, что святые отцы сами разрыли могилу из-за непросвещённости и языческих суеверий и что, обнаружив там скелет волка, вбили в него кол. Наверное, монахи будут расстрижены.

Книгоглота Мишку данное сообщение привлекло не только загадочностью: его дядя — по имени Григорий, а по профессии пропойца — жил в той самой волости того самого уезда, где происходили описанные в газете события. Дядя Гриша как раз недавно и письмо прислал мишкиной матери: мол, сеструха, не видал тебя давно, приезжай, а если сама не можешь, то пусть племяш хоть на выходные приедет, погостит… Вот и поехал книгоглот к дяде, в деревню Л-ской волости Н-ского уезда, чтобы погостить, расспросить об истории с волкодлаком и, если удастся, втайне от матери поохотиться.

***

— Улю-лю-у! Ату! Мать вашу!.” — скользили по заснеженному полю обледенелые ошметки пьяных воплей.

Снег был плотно испечатан свежими треугольниками заячьих следов; изредка они пересекались лисьими, а иногда и волчьими. Весомо и стремительно змеились по полю параллельные следы самого крупного здешнего хищника, грозы любого зверья. Этот хищник и сейчас с рыком рыскал по округе, составляя страшный симбиоз с четырьмя пьяными охотниками, матерно трясущимися в его открытом деревянном кузове.

Безобразно расколошмаченный зверь-грузовик преследовал лису. Рыжая, по-зимнему пушистая патрикеевна бежала тяжело: вероятно недавно полакомалась зайчатинкой. Охотники быстро нагнали лису и пристрелили дочти у самых колес. Машина остановилась, и один из охотников, ловко перемахнув через низкий борт, спрыгнул вниз. Подняв лису за хвост с красно тающего снега, он показал её остальным.

— Хороша! Тащи сюда! Куда попали, Граф? — разноголосо донеслось с кузова.

— В башку попали, шкура цела! — довольно пропыхтел Граф, с трудом взбираясь к охотникам. — Ведь я попал-то — моя лиса…

— Владимир Иваныч, мне кажется, не Вы, а я попал… — попробовал возразить тщедушный паренек в ушанке, низко надвинутой на интеллигентные очки.

— Цыц, щенок! — грубо оборвал его Граф. — Взяли на охоту, так не гунди. Заяц один, согласен, — твой, а на рыжу хавалку не разевай.

— Не спорь с Графом, племяш, — урезонил сухощавый козлобородый мужик в сером ватнике, шатко приподнявшись на ноги и сразу же рухнув вниз. — Граф — он прав… Всегда он прав, Граф…

— Эк тебя развезло, Гришан, — ухмылисто молвил четвертый охотник, толстомясый и кирпичномордый. — Смотри на меня, на Графа — ничего, а ведь больше тебя пили. А ты, Мишка, того, дядьку слухай. Дядька у тебя не дурак, хоть и пить не может.

— Извините, Владимир Иваныч, — виноватым голосом произнес Мишка, оправляя шапку. — Ваша лиса.

— То-то же, паренек. А теперь давай, мировую тяпнем, да и добычу обмыть надо, — добродушно предложил Граф.

— Не нужно, я не буду! — залепетал Мишка. — Вы меня уже третий раз пить заставляете, у меня уже в голове тяжесть и язык, знаете ли, не вполне…

— Глупости! Смотри на дядьку: многи только для этого на охоту и едут. На охоте-то оно ж не грех, и приятно. Коль, эй, водила! — Он долбанул кулаком по крыше кабины. — Коль задрых, что ли, там? Тащи пузыри!

— Все три? — донесся изнутри сонный, но трезвый голос.

— Само собой, да залазь сюда — тяпнем.

— Куда нам три? — вмешался кирпичномордый.

— Лишни не станутся, — пробасил Граф.

— Граф — пр-рав! — совершенно пьяно лопотнул козлобородый Гришан.

— Только я пить не буду, — холодно предупредил водитель, вылупившись из кабины с бутылками водки. — Своих трех зайцев я откатал, и мне еще домой вас везти. Стукнете, когда ехать, — сказал он, отдавая бутылки, и вернулся в кабину.

Через некоторое время две бутылки опустели. Гришан калачеобразно спал и храпел, примостив голову на коченеющий труп лисы. Кирпичномордый глядел говяжьими глазами в какую-то несуществующую точку и угрюмо молчал. А очкастый Мишка бесконтрольно расщебетался с непривычно расшнурованной веселостью.

— А почему Вас, скажите, Владимир Иваныч (правильно — Иваныч? Ага…), почему Вас все зовут Г-гра… хе-хе!.. Графом? — поинтересовался очкарик взбаламученным клейко-студенистым голосом, беспричинно всхихикнув.

— А то ты не знашь…

— Нет.

— Чай брешешь равнодушно усомнился Граф.

— Да он, похож, того, Граф, — правду говорит. Это у нас, в дерёвне все знают, а Мишка, он, того, — городской, — вмешался кирпичномордый говяжеглазый охотник, не выдергивая взгляда из несуществующей точки.

— Что ж, расскажу. Исторья эта давнишня… — загадочно начал Граф. Мож правда, а мож и брехня — не разберешь. Жил здесь когда-то граф и владел он всеми здешними землями и нашей деревней тож. В графском-то, барском-то доме была в служанках девка одна — красива стерва, сказывают. Ну с ней граф-то, понятно дело, подгулял, а она и понесла. Граф её сразу из дому вон, знач, — и в нашу деревню. От неё-то, стервы, сказывают, и род мой пошел, и всех нас люди графьями зовут. Така вот исторья…

— Да, занимательное преданье, — раздумчиво оценил Мишка.

— На-ка вот пузырь — последний, — мягко молвил Граф, подавая очкарику бутылку.

— Пуще глаза береги!

Тот бережно схоронил её за пазуху и по-детски глуповато улыбнулся.

— Коль! Эй!, водила! — вдруг заорал Граф, хлобыстнув ладонью по кабине. Гришан от резкого звука заворочался во сне, но лишь поудобнее примялся к трупу лисы и захрапел.

— Давай-ка, погоняйся ещё часок за зайцами, а там и домой пора.

— Ладно! — донесся из кабины сонный голос, и грузовик покатил по полю.

***

— Улю-лю-у! — насквозь пронзали редкий лес пьяные вопли. Нежно-металлические звуки охотничьих рогов плыли над ним, пророча чью-то скорую смерть. Уже виднелось серебристое пятно догоняемого зверя, но грациозные борзые, несмотря на хлопанье арапника, лишь трусливо жались к лошадям, рискуя попасть под их вырывающие клочья дёрна копыта и тоскливо поскуливая. Огромная полная луна летела за четырьмя всадниками запуская студенистые щупальца в неровное пламя их факелов.

Охота началась неудачно: за целый дань затравили только одного красного зверя — лису. А ведь егерь божился, что здесь подвыла целая стая волков! Выжлятники лишь бесцельно гоняли борзых по лесу, а охотники со скуки пили водку в засадах. Но когда охота собралась ехать домой, в сумерках появился серебристый матёрый; удачно миновал три засады, порешив полдюжины гончих, и вот — лишь четыре человека и свора борзых преследуют его.

— Улюлюлю! Лучшая свора!.. — хрипло заорал граф и, видя, что улюлюканье не производит должного результата, матюгнулся.

— Кто кормил собак?! — разъярённо вскричал он, нещадно погоняя своего гнедого жеребца.

— Я, Ваше сиятельство, — робко ответил скачущий рядом верховой, — но…

Короткая изящная плётка, ударами которой граф обильно выстилал мыльные конские бока, тихо свистнула в его руке, резанув по шрамистому лицу нерадивого кормильца. Сипло взвизгнув и схватившись руками за глаза, тот выпустил поводья и, не сохранив драгоценного равновесия, слетел с лошади. Окровавленный сук причудливой коряги любопытно высунулся из его груди.

— Несчастный случай, — морозно объяснил убийца двум оставшимся спутникам.

Лошадь убитого замедлила бег и, обернувшись, медленно возвратилась к хозяину. От его оброненного факела, глухо треща, словно ломаемые кости, загорался сушняк. Собаки с тоскливым воем сбились около погибшего псаря.

— Ну, что встали? — рявкнул Граф доезжачему и выжлятнику. — Добыча уходит! За мной, колодники!

— Как же без собак-то? — возразил было выжлятник. — И заколоть нельзя…

— Поговори ещё, морда! За мной!

Через некоторое время охотники нагнали огромного серебристого волка. Матёрый, устало двигая лапами, бежал прямо перед лошадьми. Граф самодовольно ухмыльнулся и, вытащив из-за пояса массивный пистолет, выстрелил в большую голову зверя. Тот, плещась в свете пламени жёлтой луны и догорающих факелов, продолжал бежать. Хмельному графу неуязвимость волка показалась вполне естественной, а другие всадники, немного отставшие, решили, что он промахнулся.

— Ничего, голубчик! — бормотал он. — Вот я тебя сейчас!.. Лошадью! Лошадью!! Лошадью!!!

За оградой когтистого кустарника, из которого лошади выбрались с израненными ногами, лес исчезал. Обширный луг, плавящийся от лунного света, длинноворсным ковром расстелился перед охотниками во всей своей зачарованной красе. За лугом добродушно теплилась ласковыми огоньками крохотная деревушка, а на углу взъезжилось сельское кладбище. Именно к нему, руша чары, бороздя сонный хохластый ковыль, мчался уставший от привязчивой погони матёрый.

— Огибайте кладбище по обе стороны, олухи! Не давайте ему уйти! — рычал граф, и два верховых, помня участь третьего, поспешно исполнили приказ, оставив своего хозяина одного.

Граф со злостью отшвырнул в сторону погасший факел, но вокруг было достаточно светло. Он быстро нагонял волка, он уже ясно видел каждую серебренную шерстинку на его теле и бескровную чёрную дыру в от пули его черепе. “Попал-таки…” — с тягучим самодовольством подумал граф, но вдруг сомнение в реальности происходящего робко запершило в его проспиртованной глотке. Он сухо сплюнул, и сомнение забыто повисло на хохолке ковыля.

И вот стройные ноги коня и толстые волчьи лапы замелькали между покосившихся крестов и могил, заросших игольчатыми шарами чертополоха. Как видно, поселяне не слишком заботились о своих мертвецах.

Вдруг перед жеребцом, вынырнув из кустищ колючек, возникли две человеческие фигуры и грубо остановили его, вцепившись изо всех сил в уляпанную пеной узду. Конь обиженно заржал, сделав грациозную стойку и скинув седока. Серебристый волк, почти загнанный, чуть было не затоптанный лошадью, благополучно перескочил через холм свежей земли и там исчез.

— Кто посмел?! — разъярённо взревел граф, тяжело поднявшись на ноги, и, судорожно скривившись от боли, злобно пнул смятый при падении чертополох. Седобородые старцы в длинных чёрных одеждах молчали, успокаивая коня.

— Это мой волк! Я убью вас! — угрожающе пророкотал низверженный всадник, выхватывая из ножен охотничий нож с широким лезвием. Но рука его была моментально перехвачена, и оружие выскользнуло из ослабевшей ладони, вонзившись в кладбищенскую землю.

Неподалёку послышался глухой удар, сопровождавшийся чавкающе-хрустящим звуком и несколькими неразборчивыми словами, произнесёнными стариковским голосом. Старцы переглянулись и, легко подталкивая графа, повели его к тому земляному холму, где пропал зверь. Звуки повторились. Процессия неспешно обогнула холм, и картина, открывшаяся за ним, вмиг отрезвила охотника.

Около его дрогнувших ног зияла неровная пасть глубокой могилы. На дне виднелись доски источенного червями гроба. Раструшив его прогнившую осклизлую крышку, в гробу растянулся обнажённый мужчина в вытаращенными глазами, кровавой пеной на острых длинных зубах и коротким колом, торчащим из груди. Над ним сидел на корточках старик в чёрной рясе, с большим деревянным молотом в руках, деловито готовясь к третьему удару.

— Что же вы изверги?! — дико возопил граф, пытаясь прыгнуть вниз и, быть может, спасти несчастного, но его без труда удержали. С неизвестной молитвой молот рухнул на кол, пробив им днище гроба. Приколотый выгнулся, судорожно процарапал длинными ногтями гнилые доски и затих. Бородато улыбаясь, монах выбрался из могилы, двое молчаливых помогли ему и улыбнулись в ответ.

— Наконец-то! — тихо и радостно сказал он, потянувшись к стеклянной бутыли, стоявшей около земляной насыпи.

— Дай-ка и мне хлебнуть, незнакомец! — подрагивая, попросил граф.

— Э-э, нет! — смешливо проскрипел молотоносец. — Это тебе не водка!

И в доказательство плеснул из бутылки па труп. Плоть ошмётками отлетела от жёлтого скелета и обратилась в прах, а сам скелет непонятным образом съёжился, и вот он уже вовсе не человечий…

— Отпустите его, братья! — обратился старец к двум другим, всё ещё державшим графа. — Вот твой волк, охотник. Ты нам очень помог. Этот оборотень загрыз пятерых детей в том селе. Теперь можно обрадовать людей. Куда ты?

Граф завороженно прыгнул в могилу.

— Волкодлак… Я охотился на волкодлака, — бормотал он. — Зубы, о, какие зубищи! — воскликнул охотник, бездумно надавив на острый клык.

Тонкая струйка крови побежала по его пальцу, и какое-то склизко-холодное оцепенение поползло по кровоточащей руке. Граф успел испуганно взглянуть на монахов и заметить, что они внимательно его рассматривают, прежде чем страшное оцепенение дотекло до сердца и впиталось в него. Непроницаемо-алая пелена застлала человеческие глаза. Полная луна! Желтая луна! И клыки, подобные тем, которые только что трогал охотник, выползли из-под его губ. Холеные ногти быстро сменялись кривыми когтями.

— У вас остались боярышниковые колья, братья? — озабоченно спросил черноризник, нервно поигрывая тяжёлым молотом.

Те грустно кивнули.

***

Зверь-грузовик с кровожадным рыком несся за зайцем. Выстрелы оглушали, дробинки непрерывно врывались в снег вокруг косого, но он каким-то чудом до сих пор оставался жив, безумно улепетывая из последних силишек. Наконец, после очередного выстрела, он сломанно кувыркнулся и влепился в пушистый сугробик

— Попал! — счастливо заорал Мишка.

— Это я попал, — алмазно молвил Граф.

— Ну и козел же Вы, Владимир Иваныч! — ненавидяще плеснул очкарик, от водки и охотничьего азарта не сознавая опасности сказанного.

Красный бесперчаточный кулак графа резко вмялся в его юношески прыщавое лицо, и Мишка нелепо перехлестнулся через борт ещё едущего грузовика. Ржавая тракторная железяка, занесенная снегом, любопытно высунулась из его груди.

— Стой! — дико взвыл Граф, и грузовик затормозил.

Гришан вновь заворочался во сне, но лишь поудобнее примялся к трупу лисы и захрапел. Граф ловко перемахнул через борт и хищно припал к Мишке.

— Ну как он — того или как? — обеспокоено осведомился кирпичномордый.

— Несчастный случай — морозно молвил Граф. — Он напился и пьяный гробанулся за борт. Подтвердишь, Михалыч?

— Само собой, Граф, — пробасил кирпибномордый. — Не боись, всё я, того, подтвердю.

— А ты, Коль, подтвердишь?

— Лиса, — коротко оценил водитель сонным голосом.

— Ладно, грабь! — досадливо рыкнул Граф. — Подсобите, что ль, мужики, в кузов его перетащить. Да поосторожней, Гришана не разбудите: племяш всё-таки… Эх, плохо вышло!

— Да, жаль паренька, — непроцеженно согласился кирпичномордый Михалыч.

— Да я не о том, — горестно отмахнулся Граф. — Пузырь у него был последний — вдребезги… Рули домой, Коль, да побыстрей!

— Через Чертополошню ближе, — сонно уведомил водитель.

— Это через Ильичовку, что ль, мимо старого кладбища? — спросил Граф.

— Да, — подтвердил водитель с неопределимой интонацией.

— Поехали! — приказал Граф, и грузовик помчался прочь от тушки зайца, забыто коченеющей в сугробике.

Вскоре расколошмаченный металлический зверь, везущий на плоской хребтине и живых, и мёртвых вперемежку, проносился мимо древнего деревенского кладбища. Уже давно на нём никого не хоронили. Кресты повалились на землю и раструшились или сгорели в печах хозяйственных сельчан. Редкие деревянные оградки постигла та же участь, а пару одичалых гробовых камней занесло снегом. Лишь ржавая железная пирамидка со спиленной звездой проросла в унылой белесости, предупреждая, что тут зарыты человеческие кости. Неподалеку безысходно чернели ветхие домишки заброшенного села. Охотники давно привыкли к зимней безрадостности здешних мест, но сейчас они увидели нечто особенное: посреди заснеженного кладбища курганился темный холм мерзлой свежевырытой земли. Водитель самовольно остановил грузовик.

— Что это, Михалыч?.. — недоуменно выдохнул Граф.

— А бес его знат… — шепотом ответил кирпичномордый. и вдруг догадливо добавил: — Мож, это мертвяков разрывают, мож, на них, того, золотишко како?..

— Точно! — согласился Граф. — Бери ружо, вылазим…

— Глядь, гладь! — вскричал вдруг кдрпичномордый, деранув Графа за рукав. — Волк седой бежит! Ух, матё-орище!..

***

Вместо Р.S. для особо люботытных даётся выписка из колонки криминальных сообщений, напечатанной в одной из областных газет:

Еще один человек погиб от проказ «зелёного змия». Жители деревни Ильичовка Л-ского района Владимир Г. по прозвищу “Граф”, Иван С., Николай В. и Григорий Д. решили поохотиться с грузовика во внесезонное время. Взяли они с собой и одиннадцатиклассника Михаила Д., племянника Григория. “Охотнички” прихватили водку, но выпили её не после охоты, как водится, а во время. Произошла ссора из-за добычи, и Граф столкнул Михаила с кузова едущего грузовика. Всё бы обошлось несколькими переломами, но школьник напоролся на часть бороны, халатно оставленную в поле, и скончался на месте. Дядя убитого в это время спал пьяным сном.. «Охотнички» поехали на заброшенное кладбище с явным намерением похоронить погибшего, так как приехавший на выстрелы милиционер застал их у свежевырытой могилы. Но Графа среди них не было. На вопрос, где он, «охотнички» единодушно заявили, что его укусил седой волк, которого не брала пуля, и Граф сам превратился в волка, а затем убежал. В доказательство своей правоты они показывали одежду Графа, изодранную в клочья, когда он, якобы, выбирался из неё в волчьем обличьи. Конечно же, ни один суд не поверит в сказку об оборотне, и «охотнички» получат срок на полную катушку.

© Copyright Чепкасов Евгений Валерьевич, 1995, Пенза.