— Да, когда в конце концов это прекратится?! – возопил Зевс, подпрыгивая на супружеском ложе. Солнечный зайчик снайперски попав в глаз громовержцу переместился правее и вверх. Зевс призвал молнию, но вовремя одумался. – И что все это значит?!

Гера, спавшая у стеночки, потянулась и подошла к окну. Тут же комната наполнилась ее комментариями:

— Ух ты! Не может быть! Вау! Зюсик, ты только посмотри! Нет, ну это ж надо!

Зевсу стало интересно и он, свесив ноги с кровати двинулся к супруге, но наступил на невесть как взявшегося под ногой кота. Животина отчаянно взвыв вывернулась из-под могучей пяты олимпийца и с места набрав приличную скорость рванул из спальни. Однако не вписавшись в поворот своротила редчайшую чернофигурную кальпиду[1] и в шторме осколков скрылась из вида.

— Знаешь, — неожиданно спокойно произнес Зевс, выйдя из ступора, — когда ты сказала, что в гости приедет эта твоя египетская подружка Баст, ты ни словом не обмолвилась, что она припрет целую ораву кошек. Которые, — продолжил Громовержец, — знай только мявкают невпопад, спят где попало и вылизываются. Я ни на что не намекаю, но эта ваза уже третья.

— Тебе вазы жалко?! – сразу же окрысилась Гера. – Ко мне подруга приехала, мы с ней с самого Сотворения не виделись. А ты тут концерты устраиваешь ни свет, ни заря. Иди вон лучше полюбуйся, что за бардак тут творится. В Египте такого бы не случилось!

Оставив последнее слово за собой, Гера в приподнятом настроении отправилась совершать омовение. Зевс, бурча под нос проклятия двинулся к окну, но тут зазвонил телефон. Повелитель Олимпа вернулся к кровати и нашарив под ней телефон поднес его к уху:

— Алло?!

— Вы что там на Олимпе страх потеряли?! – раздался в трубке разгневанный женский голос. – Совсем мышей не ловите?! А ну-ка вырубите этот прожектор перестройки или у нас тут скоро вместо океана уха одна плескаться начнет!

— Гея?!- осторожно поинтересовался Громовержец.

— Нет, бабушка Бонифация. Ты в окно смотрел сегодня?

— Собирался.

— Так соберись уже! У нас тут солнце взбесилось, жарит что твоя паяльная лампа вблизи жизненно важных отверстий.

Кинув телефон на кровать, Зевс бросился к окну. Пейзаж сегодня не радовал взгляд. Колесница Гелиоса катилась по совершенно безумной траектории, словно возница был пьян.

«Отберу права пожизненно, — грозно нахмурился олимпиец. – Как у какой-нибудь Мары».

Обычно Гелиос, был сама серьезность. В пьянках не участвовал, не привлекался, вел совершенно моральный образ жизни. Аж тошно иной раз было. Случалось, вечеринка в разгаре, боги и полубоги пьют, танцуют и отрываются по полной, а он такой: «Делу время, потехе час». Или «Завтра же всем на работу, что ж вы творите, аспиды?!»

Зевс подозревал, что Гелиос сам себе в зеркало не улыбался. Весь такой из себя – Мистер Совершенство. И тут такое! Нужно разобраться. Тем более, что колесница напоминающая теперь огненный шар сжигала все на своем пути.

«Будь что будет», — подумал Громовержец и метнул молнию. Попал удачно, но второй выстрел сделать не смог, так как снова наступил на непонятно откуда взявшуюся под ногами кошку. На этот раз это была не пушистая милашка, а совершенно адская тварь. Брату бы однозначно понравилась. Мелкая бестия была лысой, с каким-то инфернальным взглядом от которого у Зевса по спине промаршировали мурашки. «Вот же гарпия облезлая!», — вновь подумал он и уже примерился отвесить кошке пинка, но внезапно выключился свет. И нет, не во дворце, а во всем мире. Видимо водитель колесницы долетел до земли.

Но только глаза бога-олимпийца стали привыкать к темноте, как его укусили прямо за большой палец левой ноги. Чувство было странным, видимо сказывалось долгое отсутствие практики. Зевс пнул в полной темноте наугад пару раз и попал мизинцем в угол кровати. В глазах стало стремительно светлеть, видимо темноту смывали слезы радости. Очень скоро пришлось на Олимпе зажигать факела и свечи, и пока боролись с темнотой, Тучегонитель уютненько устроился на шезлонге с кувшином вина, жалея ушибленный пальчик. Звезды сбиваясь в созвездия неизменно приводили его в благостное расположение духа. Вот и сейчас наблюдая за игрой далеких огней он и сам не заметил, как уснул.

Проснулся он не от того, что на земле вновь светило солнце, а от того, что на груди свернулась клубком давешняя страхолюдина. Ее лысый хвост подрагивал во сне:

— Видимо в Египте невыносимо жить из-за жары, что даже шерсть на тебе не растет, — вздохнул Зевс и пошевелился. Кошка моментально приоткрыла глаз уставясь прямо на него янтарными с золотинкою зрачками.

— Кыш! – произнес Громовержец, но кошку это почему-то оскорбило.

— Сам ты, кыш! – ответила кошка неожиданно приятным голосом, и нервно дернув хвостом спрыгнула с обалдевшего Зевса.

Повелитель Олимпа с подозрением посмотрел на вино, по сторонам, вслед кошке, поковырял в ухе на предмет слуховых галлюцинаций. Тщетно. «Значит не показалось, — решил про себя он и вновь улегся на шезлонг». Постепенно возвращалось освещение. Гелиос, быстро отремонтировав свою тачанку уже вышел на рабочий маршрут. Раздался сигнал смс, и Зевс кряхтя выбравшись из объятий шезлонга пошел смотреть:

«Буду поздно. Покажу Баст достопримечательности. Целую, Гера».

Зевс пожал плечами и пошел смотреть сериал под названием «Троянская война». Актеры играли великолепно и действие растянулось аж на десять сезонов. Но вскоре и это действо Громовержцу наскучило, и он стал откровенно маяться бездельем. А нет в мире ничего более опасного, чем тоскующий бог. Потому что ему, как и простому смертному в голову начинают приходить «гениальные» мысли.

— Кис, кис, кис, — подкрадывался Громовержец к кошке пряча за спиной тяжелый браслет в виде змеи к которому загодя привязал тонкую веревку. – Вот тут вкусный кусочек! А кто у нас любит мясо?! Кис, кис!

Но кошка упрямо игнорировала все заигрывания Зевса, презрительно подергивая хвостом, будто говорила: «Ну повзрослей уже!». Зевса это расстроило, читай взбесило, и он тигриным прыжком атаковал зазевавшуюся зазнайку и прижав к полу яростно шипящее животное, быстро привязал к хвосту заготовленный снаряд. Кошка пулей бросилась вон, едва он ослабил хватку. Причем звон от летящего следом снаряда был воистину эпическим. А вопли, которые издавал подопытный вообще не подходили ни под одну классификацию.

После этого наш герой наблюдал как Олимп пробуждается от сонной дремы. Боги и богини, выскакивали из своих жилищ, спрашивая друг у друга: «А в чем собственно говоря дело?!». В конце концов кошка где-то затихла, а Зевс отправился за новой жертвой. Но видно мелкие надоедливые животины общались телепатически, так как олимпиец не нашел ни одной и раздосадованный отправился в свои покои. Но и там его ничего интересное не ожидало и тогда Громовержец отправился в прогулку по священной горе в надежде найти развлечение.

Однако то ли он плохо искал, то ли развлечения от него хорошо скрывались, но прошлявшись по божественному микрорайону он так ничего и не нашел. Совсем уж расстроенный Зевс присел на камень над самым обрывом с тоской глядя вниз на мир смертных. Вот где, наверное, весело, решил бог и бросился вниз, оборачиваясь орлом. Лететь было недалеко и по приземлении он обернулся человеком. Стоило правда новоиспеченному греку вступить в ближайший лес, как на него напали разбойники. Окружив его гомонящей толпой, они потребовали денег или жизнь. Денег как назло не оказалось, пришлось импровизировать.

— А на что вам моя жизнь?!

— Да убьем тебя дядя и все! – весело отвечал один, который по габаритам и наглости мог сойти за предводителя.

— Но это же неправильно! – вознегодовал Зевс, заламывая руки. – Жизнь человека есть высшая ценность на свете.

— Ты эта, не философ часом?! – разбойники вокруг выглядели расстроенными.

— Есть немного, — скромно потупясь отвечал олимпиец. – А что, тоже интересуетесь?!

— Бывает на нашего старшего находит, — полушепотом отвечал ему бородатый грабитель, осторожно поглядывая в сторону отлучившегося главаря. — Так хоть из банды уходи!

— А у вас я смотрю интересно, — не мог не отметить Зевс. – И часто философские диспуты устраиваете?!

— Сразу же после убийства на нашего обычно и накатывает! – хмуро ответствовали разом растерявшие всякую привлекательность супостаты. – Там наш предводитель кстати, жребий бросает, какой смертью тебя к Аиду отправить!

— Какие есть варианты?! — потер руки владыка богов и людей, в предвкушении потер руки. – И когда начнем?

— Да вот прямо сейчас и начнем! — рявкнул подошедший главарь. – Руби его братцы!

Разбойники бросились исполнять приказ, но мечи, соприкасаясь с божественной плотью ломались, раня осколками своих же хозяев. Рощу наполнили крики и стоны, под аккомпанемент которых Зевс и отбыл. Пронесшись невидимым над Пелопоннесом, он полетел дальше на восток, в Финикию. Он рассудил так, что прогуливаться в виде человека как-то опасно, а вот к здоровенному быку вряд ли подойдут просто так. Подумано, сотворено. И вот по берегу неподалеку от Сидона, он шел прогуливаясь, как откуда не возьмись налетела толпа оголтелых девиц и ну его хватать, щипать и наглаживать. Зевс от такой наглости вначале оторопел, потом рассердился. Но стоило ему повнимательней приглядеться к девицам, как сердце олимпийца оттаяло. Ну невозможно злиться на таких дурех. «И ведь совершенно непуганые, — подумал Громовержец. – У них тут в Финикии все что ли такие беспечные или только эти? Странно».

Но словно простых касаний было недостаточно, девушки стали залазить ему на спину и дергать за рога и хвост. Зевсу это надоело, и он прыгнул в воду вместе с наездницами и не оглядываясь поплыл. Спустя некоторое время он услышал странный стук, словно дятел в лесу крошил деревья. Обернувшись, олимпиец сбился с гребка и тут же его захлестнула волна. А если учесть, что плыл он в образе быка, то воды он нахлебался преизрядно. Оказалась на его спине сидела одна из неудачливых наездниц и смотрела на него круглыми как плошки глазами. Длинные светлые волосы развевались как рваные флаги.

— Ну и что ты тут делаешь? – рявкнул Зевс.

— П-п-плыву! – почти с первого раза ответила купальщица.

— Ну так тебе в другую сторону, — буркнул Громовержец. – Прыгай и к вечеру доплывешь!

— Я-я н-не ум-мею, — простучали зубы девушки.

— Чего ты не умеешь?!

— П-плавать. – всхлипнула пассажирка.

— О, святые коровы! – Зевс хотел сплюнуть, но только весь испачкался, так как ветер был встречный. – Так, а что ты сразу не крикнула?!

— И-испугалась!

— А лезть на спину к быку не испугалась значит?

Та помотала головой.

— Странные вы существа, впрочем, о чем я говорю, ты же женщина, а с вами все время так. То яблок налопаетесь, то шкатулку откроете с надписью: «Не открывать! Убьет!», или подругу-кошатницу в гости пригласите. Со всеми своими кошками.

После этой тирады Зевс стал впадать в уныние. Плыть обратно вообще не хотелось. К тому же Гелиос закончил объезжать новую колесницу и дело шло к вечеру, а это значит скоро вернется Гера вместе с кошками и своей подружкой. Можно было просто нырнуть и плыть дальше, но тут уже мужская натура взяла верх. «Зайца» было жалко.

— Звать-то тебя как, безбилетница?

— Европой папочка зовет.

— А кто у нас «папочка»?!

— Царь Агенор.

— Наслышан, — буркнул Громовержец. – Что ж держись крепче плыть нам недалеко. До Крита совсем чуть-чуть осталось, а там и слезешь.

— А потом?

—  Ты это серьезно сейчас у быка спрашиваешь?!

— Быки не разговаривают, — безапелляционно ответила девица. – Ты, наверняка, заколдованный принц и похитил меня с целью взять в жены.

— Святая простота! – возвел очи горе Зевс. – Лет то тебе сколько, Европа?!

— Восемнадцать. Я уже взрослая!

— И ведь не поспоришь, — Громовержец с тоской посмотрел на лихо мчащегося Гелиоса. Времени у него оставалось совсем мало. – Значит так, Европа! Я сейчас ссаживаю тебя на Крите и представляю тамошнему царю. Он человек холостой и очень влиятельный.

— А вдруг я ему не понравлюсь?! – Европа стала прихорашиваться, но делать это сидя на спине плывущего быка оказалось невыполнимо, и она бросила это занятие.

— Астерию?! Не говори ерунды! Я за тебя поручусь, и ты станешь царицей быстрей чем сядет солнце.

— Сказки! Станет царь с быком говорить.

— Поспорим?

— На что?!

— На что?! – Зевс аж задохнулся от наглости. – Вы смертные совсем страх растеряли! Собаку крутую, с полным приводом подарю. А ты мне поцелуй.

На том и порешили.

Спустя полчаса на берегу Крита принявший свой истинный облик Зевс потирал шею ворча что-то о тяжелых пассажирах, а к нему со всех сторон спешили жрецы и слуги Астерия. Завидев бога-олимпийца, они попадали ниц с восхищением взирая на божественную спутницу. А вскоре примчался и запыхавшийся царь:

— Астерий! – громыхнул Зевс беспокойно поглядывая на закат, — привез тебе я невесту. Радуйся!

— О, Зевс, повелитель богов и людей! Вообще-то я Афродиту молил о жене, — и тише шепотом: — А вдруг она, ну, некрасивая!

— Ты что ж аспид пучеглазый, моему вкусу не доверяешь?!

— Доверяю! Но и Афродита признанный всеми эксперт.

— Эксперт, — буркнул Зевс, но тут в разговор вступила Европа, выйдя из-за спины Громовержца:

— Ты что, сомневаешься в моей красоте?!

После божественного прикосновения, Европа сияла как Эос в столь же прекрасных одеждах. У Астерия не было шансов. Он хотел славить Зевса до утра, расписывая какую закатят пирушку, но мысленно облизнувшись Зевс был вынужден отказать. Его ждала Гера и сорок кошек зазнайки Баст. Так что под приветственные крики он отбыл в облике орла.

Появился он на Олимпе ровно за пять минут до возвращения Геры и схватив киаф с вином принял непринужденную позу. Когда в доме раздались голоса Геры и Баст, он вразвалочку пошел им на встречу:

— Гера, душа моя! Как провели вы время?

— Определенно не так хорошо, как ты, — процедила супруга Зевса снимая с его плеча длинный, светлый волос. – Дорогой!

__________________

[1] кальпида (κάλπις) — древнегреческий керамический сосуд, кувшин для воды, который иногда также использовался как урна для хранения пепла усопших.

© Денис Пылев. Фэнтези. Юмор

Красная Шапочка. >> Часть 1

Красная Шапочка. >> Часть 2

Охотник допил крепкий травяной отвар и отставил чашку. Взгляд его отсутствующе блуждал по стене увешанной всевозможными орудиями ремесла. Сегодня снова нужно было выйти на работу, тем более что дичь была определена. Требовалось выбрать способ умерщвления, но сделать это было трудно. Цель славилась прекрасно отточенными навыками и умениями. Тем вероятнее был шанс ошибиться, но и награда была высока. А деньги были нужны. Они всегда нужны, даже когда их у тебя в избытке. Кто-то считал, что ему нужно завязать, мол, ты уже всем все доказал, да и заработал предостаточно. Но как только появлялся этот напыщенный франт из Министерства со своей папкой из красного бархата, охотник знал, что не сможет ответить отказом.

Вот и сегодня поверенный Джерода Олланика принес весьма интересный документ. Дело касалось смерти прежнего короля Джанедарра. Оно сразу показалось ему гиблым, но сегодня покров тайны был сорван. После триумфального возвращения наследника, по тавернам и кабакам пронесся слушок, дескать это его рук дело. Будто старого короля убил Грант и его новая пассия из мира людей, странная человеческая самка, у которой не было даже имени. Охотник поморщился. Будучи чистокровным ррахашем межвидовые связи мягко говоря не одобрял, хотя считал себя весьма либеральным в вопросах создания семьи.

С сожалением посмотрев на опустевшую чашку он рывком поднялся из кресла. Сегодня во дворе пройдет церемония коронации, на которой наследного принца всех ррахашей коронуют Сумеречной короной, и он возглавит свой народ вместе с ней… убийцей их короля. Охотник хмыкнул и повертел головой словно высокий воротник жал ему больше обычного. Ррахаш не испытывал к старому повелителю теплых чувств, но и факт его убийства дичью, вздымал в его груди волны праведного гнева. Хотя он никогда не считал Эрвина настолько глупцом, чтобы притащить свою самку во дворец и не понимать о вероятных последствиях такого решения. А ведь есть еще и Королева-в-изгнании. Вопрос как вдова их лидера воспримет приход вероятной убийцы своего спутника жизни на коронацию мог задать лишь самый глупый из ррахашей, койот.

Охотник думал, что на коронацию делаются немаленькие ставки, особенно на окончание. Все это время, пока размышлял он выбирал оружие, пока не остановился на излюбленном арбалете, сделанном на заказ лучшим оружейником королевства и нескольких ножах. Если цель не будет поражена на расстоянии придет время когтей и зубов, но до этого свое слово должна сказать сталь. Охотник не недооценивал противника, так как знал, что собой представлял Джанедарр, оборачиваясь в полуночный образ. Да видит Луна, все королевство знало, все соседние государства знали. Как вдруг появляется какая-то там Красная Шапочка и их вожак пал нашпигованный сталью. Королевский помет никогда не был особенно дружен, и сейчас им предоставлялся шанс вцепиться друг другу в глотки не боясь быть одернутыми матерью. А уж королеву боялись совершенно обоснованно все ррахаши. Даже находясь в добровольном изгнании, она оставалась значительной фигурой в управлении страной и, если поступки ее сына вызовут материнское неодобрение или того хуже ярость, за жизнь Эрвина никто не даст и ломаного пенни.

Охотник разложил оружие на столе, проверил тетиву на арбалете, еще раз проверил легко ли вытаскиваются из ножен клинки и стал одеваться. Для начала он смешается с толпой, а там выждет удобный момент и атакует. Вряд ли найдутся такие из его сородичей, что постараются ему помешать, но чем как говорится ангелы не шутят. К тому же его высокое положение и пригласительный в главную ложу обеспечит ему максимальное приближение к цели. А там ищи ветра в поле.

Охотник вызвал слуг, оделся с их помощью в свой лучший наряд — камзол из тяжёлого бархата цвета ночного южного неба и такие же брюки, заправленные в мягкие сапоги из кожи кэльпи[1]. Сверху плащ с темно-красным подбоем, что идеально скрывал основное оружие убийства. Ножи же поместил в заранее пошитые секретные карманы, скрытые широкими рукавами. Закрепив на поясе ножны с родовым мечом, охотник счел свой наряд идеальным и отправился во двор, где слуги уже запрягли для него карету. Приготовления проходили в полной тишине, потому что все слуги в доме охотника были немыми. Нет он не вырывал им языки лично, но принимал на работу исключительно по этому признаку. К тому же еще один слуга поскачет чуть позади на лошади и будет ждать господина в условленном месте, если что-то пойдет не так.

Катящееся к горизонту солнце заставляло извиваться в причудливом танце длинные корявые тени и на улицах становилось небезопасно, но карету одного из высших ррахашей низкорожденные не могли и подумать остановить, лишь провожали злыми от бессилия взглядами и плевали вслед, сжимая в руках бесполезное оружие. Город тем не менее бурлил в предвкушении празднества и центральная площадь была украшена разноцветными фонариками и цветочными венками перевитыми лентами с пожеланиями. Простому люду было все равно умер прежний король или его убили, праздник искупал все. Карета подъехала к центральному входу и церемониймейстер, стукнув посохом объявил его имя:

— Вардус Праал, граф Вардинграаса, Хранитель Ключей.

Да, так звали его, когда он скрывал свою сущность, свое истинное предназначение – охоту, погоню, убийства. И сегодня ему понадобятся все эти качества.

 

— Может отменим все это, Эрвин?! – почти жалобно попросила Шапочка. – У меня живот сводит от мысли, что придется предстать перед твоими подданными, зная, что они ненавидят меня за убийство их короля.

— Если ты думаешь, что я первый, кто становится королем после убийства близкого родственника, то ты сильно ошибаешься! Все знали, что у нас с ним отношения сильно не заладились. Незадолго до нашего разрыва отцу стали мерещиться заговоры, наемные убийцы и все такое прочее. А кому это выгодно, как не наследному принцу?! Поэтому рано или поздно я бы очутился в его кресле, просто пришлось подождать пару лет и все!

Шапочку эти доводы не убедили. «Что, если, — размышляла она про себя, — они захотят убить Эрвина. И сделать это, не откладывая в дальний ящик! О, как же мне страшно!»

Определенно, количество охраны и остальные меры безопасности должны были решить эту проблему. Но кто из них сможет остановить единокровных братьев нового короля, вздумай они прийти и бросить ему вызов. Шапочка видела, как напряжен был в эти дни Эрвин, ожидая, что вот-вот появится кто-нибудь из них и произнесет ритуальную фразу вызова на бой до смерти за корону и право управлять королевством ррахашей. Это могло показаться дикостью, но убивать братьев ему не хотелось, поведал он ей по секрету, когда наконец в королевских покоях не осталось царедворцев и слуг.

— Это совершенно необъяснимо, я осознал, что так останусь совершенно один, — сказал он ей чуть позже, когда устав от любви они лежали, обнявшись на постели. – И это вдруг стало для меня важно.

— Ведь у тебя же еще есть мама?! – наивно вздернула брови Шапочка.

— Королева, — Эрвин упрямо не называл ее имени, словно не мог переступить некое табу, больше психическое, чем моральное. – Королева-в-изгнании. Это вроде титула, дающего вдобавок определенные права. Если она закончит свой траур и явится сюда, поверь, ты захочешь очутиться дома в тот же миг.

— Все так плохо?!

— Все очень плохо! И может стать еще хуже. Давай не будем больше о ней говорить, хотя бы сегодня.

Спустя пару минут он уснул, уткнувшись ей в плечо, а Шапочка еще долго рассматривала потолок, гадая, что такого может сделать всего одна, к тому же немолодая женщина, что сыновья так ее боятся?!

 

Зал для коронации кипел. Люди словно буруны на волнах двигались из одного угла в другой, попутно дегустируя напитки и закуски, которых было великое множество. Герольд отбивал жезлом имена входящих и представлял их публике, пока зал не набился под завязку. Странные личности соседствовали с почти человеческого вида существами. Шапочке, глядевшей же на все это через потайную смотровую щель, которую показал ей будущий король, становилось не по себе.

— А это кто?! – в очередной раз спросила она, когда в зале перед ней остановилась делегация людей с ветвистыми рогами на головах. Одеты были они в тонко выделанные кожаные охотничьи куртки и заправленные в высокие мягкие сапоги штаны. Даже сидя за стеной, Шапочка почувствовала запах полевых трав и цветов.

Эрвин бросил на них быстрый взгляд и с улыбкой произнес:

— Это дай’ши’нагмар. Повелители полей и лесов. Их король признал старшинство отца после того, как они сошлись в личном поединке. Видимо, прибыли чтобы передать мне от него вызов на бой.

— И ты так спокойно об этом говоришь?! – возмущению Шапочки не было предела. – А что если он победит тебя? Что тогда?!

— Твоя забота очень трогательна, любовь моя, но дай я объясню тебе как это работает здесь, в моем мире. Здесь все вокруг не о чем кажется на первый взгляд, да и на второй тоже. Но, так же как и в вашем мире, хищники — это хищники, а травоядные всегда травоядные.

— А они, — тут Шапочка сделала паузу, — опасны?

— Мы все опасны, — он подмигнул ей. – Но дай’ши’нагмар в первую очередь целители, повитухи и предсказатели. Не воины.

— Ваше высочество? – в дверь маленькой комнатенки сунулся уже виденный ею герольд. – Время.

— Хорошо Джавлин. Я иду!

Когда преданный слуга скрылся, Эрвин вновь обернулся к ней. Пристально глядя в глаза снова повторил просьбу, с которой началось их сегодняшнее утро:

— Прошу пойдем со мной!

— Нет, — она произнесла это еле слышно. – Мне там не место. Это твой день. Иди, не заставляй их ждать.

Он притянул ее к себе и впился в губы долгим поцелуем:

— Никуда не уходи, моя королева, — шепнул он и скрылся за дверью. И в тот же миг грянули фанфары.

Шапочка уставившись в одну точку медленно сползла по стенке. Сейчас ее одолевали все страхи, что копились с того самого дня. Эту и предыдущие ночи она не могла сомкнуть глаз, ворочалась, вскакивала сжимая кинжал. Крепкий сон Эрвина избавил ее от множества неприятных вопросов, но не избавлял от страха. А она стала бояться. Боялась, что он превратится во сне в какое-нибудь чудище и она убьет его не задумываясь. А потом покончит с собой. Ибо жизни без него не представляла.

Кажется, она даже задремала, так как шум голосов за стеной вдруг взвился в жутком крещендо и вырвал ее из полусна, полуяви. Она прильнула к потайному оконцу и удивленно приоткрыла рот. В зале царила настоящая суета. Приглашенные гости, царедворцы, стражники и зрители носились как полоумные выскакивая в окна и двери. А в центре этого безумия незыблемым утесом спокойствия стоял Эрвин, сжимая корону в одной руке, а другой развязывая тяжелый торжественный плащ с горностаевым подбоем.

Шапочка долгое время не могла понять причину такого безумия, но в этот миг крыша дворца разлетелась под ударами невидимой стихии и в проломе показалась уродливая драконья голова. Вернее, она так подумала, потому что никем иным этот ящер быть и не мог. Зловредная бестия быстро проделала изрядную дыру в кровле и пролезла внутрь, обрушив гору лепнины с потолка и люстры полные свежих свечей. Тварь обрушилась вниз в облаке пыли и грязи, с ударом от которого затрясся дворец. Но стоило облакам пыли осесть, перед Эрвином стояла высокая, рано поседевшая женщина с недружелюбным выражением лица. Недолго думая Шапочка бросилась к возлюбленному, но стоило ей пересечь границу зала, как мимо нее пролетело тело свежеиспеченного короля с шумом врезавшись в колонну.

— Эрвин! – закричала она, бросившись к нему. Выглядел ее суженый помятым, но абсолютно целым. Из-под волос на лицо капала кровь, да еще Шапочка услышала мерзкий звук, когда сломанные кости предплечья с хрустом встали на место. В этот момент с дребезжанием из облака пыли выкатилась и корона. Следом за ней явила себя и Королева в изгнании.

— Ты! – она ткнула в сторону Шапочки обличающим жестом. – Это ты виновата в том, что мой сын сошел с ума?! Отцеубийца! – гремела она, обращаясь опять к сыну. – Я сотру вас с лица этого мира!

— Попробуй! – бросил Эрвин и стал преображаться. Шапочка в немом ужасе наблюдала, как знакомые ей черты лица текут стремительным весенним ручьем, как тело обрастает избыточной мышечной массой, взявшейся из ниоткуда. Как жуткая трансформа корежит тело. Человеческое тело. Выпуская наружу нечто. И это нечто еще не закончив преображение издало жуткий вой и вот уже перед напуганной до полусмерти Шапочкой застыл дивный хищник. Он напоминал льва и волка одновременно. Союз силы и скорости в одном теле. Зверь бросился на королеву, но в воздухе он сшибся уже с драконом, слишком поздно отреагировавшим на атаку, дав противнику шанс вонзить когти в шею. С любым другим противником это нападение осталось бы незамеченным, так как никому не под силу пробить чешую дракона, но зверю в которого обратился Эрвин это удалось. Дракон взвыл, выгнув шею дугой и сбросил атаковавшего. Но проскользнув по полу несколько метров, Эрвин остановился и снова взвился в прыжке, приземлившись теперь на спину драконицы. Та в ответ развернула голову на длинной шее и окатила противника струей огня. Затем в ход пошли когти. Эрвин метался по залу уворачиваясь от превосходящего его по всем статьям дракона. Шапочке было очевидно, что очень скоро зверя загонят в угол и убьют. Она судорожно придумывала способ как им выбраться из этой переделки, но малые размеры в этот раз не были преимуществом, чтобы соперничать с матерью короля ррахашей.

Пока она принимала решение, хвост драконицы выбил дух из Эрвина, швырнув его об стену, которая пошла мелкими трещинами, а сам он остался лежать без движения. Подбежав к своему возлюбленному, Шапочка постаралась закрыть его своим телом, но Королеву в изгнании это не остановило. Хвост с тонким как жало осы шипом вонзился ей в спину, прошел насквозь и пригвоздил тело Эрвина к полу. Все что смогла сделать Красная Шапочка, это дотянуться и обнять голову чудесного зверя. Последний вздох покинул ее уста, а в это время обезумевшая от вида крови драконица методично вонзала в неподвижные тела залитый кровью шипованный хвост.

В момент смерти волшебство покинуло тело Эрвина, и он вновь превратился в человека. Так они и лежали вдвоем, обнявшись. Соединив свои руки не в свадебном обряде, а в посмертии. Когда приступ безумия закончился, Королева-в-изгнании спешно покинула дворец, оставив распоряжение о том, куда следует убрать тела. Их похоронили в дальнем углу королевского сада, со временем там должен будет вырасти склеп, но сейчас некоронованного короля ррахашей и его подругу-иномирянку закопали, посадив сверху могилы дивные голубые розы. Средний брат Эрвина стал королем и на его коронации таких сюрпризов не было.

А Королеву-в-изгнании больше не видели. Никогда.

[1] ‘Ке́лпи’ (Кельпи, Кэльпи, Kelpie), Глэйштн (Glashtyn) — в шотландской низшей мифологии водяной дух, обитающий во многих реках в озёрах. Келпи большей частью враждебны людям. Являются в облике пасущегося у воды коня, подставляющего путнику свою спину и затем увлекающего его в воду.

© Денис Пылев. Фэнтези. Юмор

Шум прибоя успокаивал, сливаясь в столь желанный звуковой фон, что вроде музыки затмевает все насущные дела и заботы. Да и какие на маяке могут быть заботы, скажите вы и по-своему будете правы. Ворчливое, всеобъемлющее синее море во время осенней хандры становилось серым и гул его волн делался мрачным и торжественным, словно музыка в католическом храме. Волны с яростью набрасывались на берег, будто хотели смыть маяк в море, утянуть его на дно, отдать на расправу жителям морского дна. Но годы шли, а маяк оставался на отведённом ему месте.

В бухте Тревог всё оставалось неизменным, кроме, пожалуй, смотрителей маяка. Да и то, менялись они не так уж и часто. Со временем местные обитатели привыкали к каждому из них и даже поддерживали товарищеские отношения, которые к слову никогда не становились дружескими. Иногда кого-то из морских обитателей выбрасывало на берег неподалёку от маяка, то ли спасаясь от зубов акул, а то ли чего опасней. Тогда-то и требовалась помощь человека. Вот и сегодня под утро, Мартин услышал тихий скребущий звук в дверь. Вообще, в глубине души, он гордился своей дверью и как часто повторял сидя в баре «Морской чёрт» на другом берегу бухты, это единственное что отделяло один мир от другого: волшебство от науки, реальность от вымысла. Но здесь в бухте Тревог эти понятия столь тесно переплетались, что сказать наверняка было нельзя.

Поначалу Мартин подумал будто ослышался, он как раз был на кухне, готовил свой традиционный завтрак – кофе и яичницу с беконом. И только после третьего раза он понял, что слух его не подводит. Бурча нечто нелицеприятное о столь ранних визитёрах, смотритель пошаркал к двери. В начале года ему стукнуло шестьдесят три, но он был крепким словно ливанский кедр. Только в сырую погоду ломило суставы, да ныли старые шрамы, не столько телесные, сколько душевные. Он уже подходил к двери, как вдруг секундное сомнение одолело его. Ведь просто можно не открывать и всё! К чертям чужие заботы, проблемы и хлопоты. Даже здесь, в бухте Тревог каждый сам за себя. Так было всегда и, Мартин был в этом уверен, будет и дальше.

Но рука уже автоматически потянула дверную ручку и в приоткрытую щель немедленно сунулась узкая собачья морда. Это был ирландский сеттер Дремонтов, живших в паре миль южнее его обиталища. Бывшие хиппи, завязавшие с кислотными экспериментами и живущие в гармонии с природой и людьми. С последними правда гармония случалась довольно редко, в посёлке жили сплошь консерваторы, к тому же недолюбливающие «детей-цветов». Собака втиснула всю голову и заскулила. Шерсть на боках и лапах её была мокрая, а значит пёс был на берегу.

Начиная подозревать худшее, Мартин оделся и бросился следом за собакой. Его подозрения подтвердились почти сразу как он выбежал на небольшой песчаный пляж. В двух шагах от полосы прибоя лежало человеческое тело, сплошь покрытое водорослями. Бросившись на помощь утопленнику, Мартин первым делом проверил пульс. Редкие толчки крови в венах подсказали, что человек еще жив, что было сродни чуду.

Лаки, так звали пса, крутился поблизости время от времени пытаясь лизнуть человека в лицо. Оттащив его вглубь пляжа, смотритель маяка начал приводить спасённого в чувство. Спустя некоторое время горлом у спасённого пошла вода он закашлялся и попытался вскочить, попутно оттолкнув склонившегося над ним Мартина. Пёс ответил на это действия лаем. Между тем оказавшийся живым молодой человек лет двадцати-пяти – тридцати некоторое время водил по сторонам безумным взглядом, а затем заговорил. Странным было то, что Мартин не понял ни слова.

— Ты европеец, друг? У тебя странный язык! – спросил он первое, что пришло ему в голову.

В глазах у молодого человека зажглось понимание. Он снова улыбнулся и привстав на локтях ответил:

— Я не помню.

— А что последнее ты помнишь? – старика стало разбирать любопытство. Лаки как ошалевший носился вокруг, то подбегая, то удаляясь от спасённого человека. Казалось пёс встретил давно пропавшего хозяина, так он радовался. Прежде чем ответить молодой человек осмотрелся будто взвешивая про себя все «за» и «против» данного решения.

— Провинцию Иудея. Жар, Солнце. Боль! – закончил он.

— Никогда не был. Это не в Канаде ли, сынок?!

Молодой человек рассмеялся и было видно, что улыбаться ему нравится. Улыбка у него выходила искренняя и лучащаяся каким-то особым внутренним светом.

— Есть хочется, — невпопад ответил он. – У вас ничего не найдётся перекусить? Хотя бы яичницы с беконом. Мне кажется её запах и привёл меня в чувство.

Мартин поднялся с песка, покряхтывая, опираясь на колени.

— Болят? – спросил мужчина.

— Есть такое дело. Никто из нас не молодеет с годами, только болячки прибавляются. Да одиночество.

— Всё можно исправить, даже одиночество. Если есть желание, — добавил он, шагая по крупному песку. Лаки с весёлым лаем сделал пару кругов и умчался в сторону своего дома, вздымая тучу песка.

— А зовут-то тебя как?! – вдруг спохватился Мартин. – А то болтать мы с тобой болтаем, а по имени не знаю, как и величать. Я Мартин Хопс.

— Зови меня Джозеф.

Уже подходя к маяку, они учуяли запах сгоревшей яичницы, Мартин совершенно забыл о своём завтраке, а вот включённая плита не забыла. И устроила бекону феерическое пирошоу. Пока смотритель маяка ругался и ссыпал уголья в мусорное ведро, гость с интересом осматривал скромное жилище.

— Это твой дом, Мартин Хопс?

— И дом и работа, — усмехнулся хозяин. – И я думаю, останется таким до самой смерти.

— А чем ты занимаешься Мартин? – гость выглядел сбитым с толку.

— Слежу за маяком, Джозеф. Меняю лампы, включаю, выключаю. Иногда работаю спасателем. Но это редко, — усмехнулся он. – Ты кстати переодеться не хочешь? А я твои вещи пока в машинку заброшу. У меня есть джинсы и рубашка, тебе должны подойти.

Парень оглядел себя немного растерянным взглядом и так же растерянно пожал плечами, но Мартин уже принял решение и отправился на второй этаж, где располагалась спальня и личный кабинет, которым он почти не пользовался. Пока он ходил наверх за вещами, гость похозяйничал на кухне приготовив новую порцию яичницы и сварив кофе.

Когда Джозеф переоделся они сели за стол и быстро приговорили свои порции. Ел спасённый тоже странно — разламывая хлеб руками, он почти не притронулся к приборам.

— Могу я спросить тебя, Джозеф, — спросил смотритель, когда они пили кофе на верхней площадке маяка, рассматривая морскую гладь. – Как ты попал в бухту Тревог?

— Я искал место для размышлений, — просто сказал парень, задумчиво глядя вдаль. – Место где смог бы принимать правильные, взвешенные решения не уподобляясь Пилату.

— Ну-у, тогда ты попал по адресу. Здесь немноголюдно, городские сюда редко заглядывают, чем-то им пляж этот не нравится. А так смотри, у меня и комната есть свободная. Если вдруг решишь остаться. А то я смотрю ты со странностями, а таких местные не очень привечают.

— Со странностями?!

— А то! Ну кто так разговаривает?! Я половины слов не понимаю, а разменял уже седьмой десяток.

Джозеф замолчал, всматриваясь в окрестности и Мартин тоже решил не нарушать минуту принятия решения.

— Ты же меня почти не знаешь, Мартин Хопс! Вдруг я беглый преступник?!

— На этих у меня нюх, дружок! А ты просто странный. Я тебе навязывать ничего не буду, ты тут подумай, пока я делами займусь. Захочешь уйти, подскажу как до города добраться или вон до посёлка дойдёшь, а там и попутку до города поймаешь.

Сказав это Мартин спустился вниз, но неожиданно в глазах потемнело, а в середине груди разлилась сильная жгучая боль, и он, потеряв равновесие, кубарем свалился с последних ступеней. Сильно ударившись головой, он потерял сознание.

А ведь доктор Вольфмейер предупреждала его еще три года назад, когда умерла Сара, что за сердцем нужно следить и время от времени показываться к врачу, но он проигнорировал её предупреждение и вот, наверное, это была расплата за легкомыслие. А может за те слова, что он сказал молодому падре на отпевании Сары в адрес Бога. Да что там сейчас гадать, смерть уже здесь, покачивая косой стоит и ждёт, когда он испустит свой последний вздох.

Неожиданно тьма, окутывающая сознание отступила, и Мартин понял, что летит. Сердце ударило раз, другой словно испуганный зверёк и заработало в привычном режиме. Он поднял голову и едва вновь не лишился сознания. Оказывается, Джозеф нёс его на руках и улыбался самой тёплой, искренней из всех виденных им улыбок.

— Нельзя игнорировать врачей, Мартин Хопс. Сара бы расстроилась узнав, что ты так и не прислушался к её наставлениям.

Мартин вздохнул и снова посмотрел в небо. Пролетевшая чайка выкрикнула своим истошным криком какое-то ругательство и скрылась за плечом Джозефа, а он внезапно понял, что тот идёт не по дороге, ведущей по-над морем в поселок, а шагает прямо по воде бухты, едва касаясь мокасинами поверхности:

— Я тут подумал, и решил принять твоё предложение, Мартин. Но начинать проживание под крышей маяка с собственной смерти не лучший вариант. И нет, я не обиделся!

Он замолчал и оставшийся путь до берега, они размышляли каждый о своём.

© Денис Пылев. Фэнтези. Юмор