Все записи автора JuNaVi

Дорога

На всю кабину разнеслось шипение рации, а через пару секунд зазвучал голос. С первых секунд было понятно: это мужчина, лет пятидесяти, малость грубоватый, чуточку хриплый и грустный.
— Это Петрович. Кто идёт на Омск, аккуратней, берите левее: тут мужик стоит на аварийке, видимо, до обочины не дотянул.
— Ага, видел. Петрович прав: стоит там, на правой полосе, моргает, – следом раздался молодой голос в рации. — Кстати, с кем не знаком: я Андрюха, MAN синий 437, всем привет!
— Привет, Андрюха.
— Привет.
Стали раздаваться голоса из рации. Это были водители фур, что ехали в моём направлении или в обратном.
Вообще, водители-дальнобои — дружные ребята. Всегда помогут словом или действием. А на дороге без этого никак нельзя. Вот и сейчас доносился совет одного из водителей.
— Там на подъезде к Омску стоят весы, и экипаж сегодня собачий.
— О, да, если у кого перегруз, тормозите у кафе. С этими даже не пытайтесь откупиться: ещё и за взятку могут привлечь…
— Спасибо за совет. Сворачиваю отдыхать…
— А что, большой перегруз? — раздалось в рации.
— Около тонны, — послышался ответ. — Да я все равно хотел отдохнуть, да и иду с опережением.
— Народ, — раздался голос Петровича, — кто на Омск идёт, тут паренек голосует, подберите.
— Возьму, — ответил я.
Через пару километров стоял паренек с небольшим рюкзаком на плече.
— Здравствуйте, подвезете?
— Садись ты уже! Я вон полдороги перегородил, – придавая голосу серьезность,  ответил я.
Паренек залез в машину, и я тронулся.
— Рюкзак назад кидай.
— Ого, сколько у вас там сзади места, прям квартира.
— А это и есть квартира, моя маленькая квартира, — заулыбался я и потянулся к рации. – Все, ребята, забрал паренька.
— Молодец, Серёга. Удачной вам дороги, — раздалось в рации.
— Спасибо… — ответил я.
— Как звать-то тебя? — спросил я паренька, глядя на него.
— Макс.
— Ты откуда? И куда, Макс, дорогу держишь?
— С Григорьевки, до Омска… — с грустью ответил мой пассажир. – С женой поругался – выгнала. Я пару дней попил, поскитался и решил поехать на родину,  домой…
— Изменил, небось? Или она?
— Нет, все проще и банальней,  — глядя в  окно, ответил он и, тяжело  вздохнув,  продолжил, — на работе задержался на пару часов,  приехал домой, а там  скандал и вещи у порога, так я её же в итоге и обвинил в измене.
— А чего же не на поезде? Денег нет?
— Есть маленько.
— Ну и дурак, — посмотрев на беднягу, сказал я. — Дурак не потому, что  поездом не поехал, а потому, что не пошёл мириться. Ведь не пошёл же?
— Нет.
— А нужно! Нужно было прийти, помириться, на колени упасть! А не рушить семью. А дети-то есть?
— Есть. Двое!
— Тем более, оба дурные. Вот я уже тридцать шесть дней не был дома… — я помолчал немного, вспоминая жену и дочку. – Ну, ничего, через дней пять буду дома, там жена с дочуркой ждут меня, и ничего, не ревнуем! Это, брат, не нотации. Мои знают, что приеду, подарки привезу. А знаешь  почему? — я посмотрел на него, он — на меня, и я продолжил. – Потому что любим мы друг друга и бережём семью… А эта ревность ваша все только рушит, и никому она добра-то и не принесла!
Мы помолчали немного, и каждый думал о своем: я — о жене любимой и дочке, а он… он -не знаю о чем. Ну, наверное, тоже о любимых…
Через несколько километров я прибавил громкость рации, и оттуда доносились знакомые и незнакомые мне голоса, смех, анекдоты.
— Весело у вас, — с улыбкой после очередного анекдота сказал Макс.
— По-разному. Музыка уже приелась. Радио не везде ловит, вот и берём попутчиков. Рация есть, а кто и аудиокниги слушает, а я не могу их слушать: засыпаю. А вот почитать люблю.
— А много попутчиков?
— Много, но не всех берём. Вот стоит бомж, пьяный, вонючий, еле держится… Ты такого к себе в дом пустишь? Уложишь к себе на кровать? – я посмотрел на попутчика. — Вот и я нет.
Мы ехали по бескрайним просторам родины и слушали анекдоты и байки водителей. За окнами мелькал лес, временами сменяясь полями. Ехали навстречу каждый своему счастью.
— Ну как, Серый, твой попутчик? — раздалось из рации.
— Как-как? Спит… — глядя на Макса,  улыбнувшись, ответил я.
Мы проезжали Омск, когда Макс попросил ему остановить.
— Спасибо вам, — сказал он . — Спасибо за все.
— Тебе спасибо! И давай, не дури! Я завтра часиков в восемь утра в обратку поеду — подходи сюда же, и не один, а с цветами! И дуй к жене и детям мириться. И пусть она неправа, какая тебе разница? Кто прав, а кто нет! Главное — это семья, — я махнул ему рукой и крикнул вдогонку. — Жду тебя завтра в восемь!!!

Из рации доносились голоса: «Это, Петрович, кто где на ночлег останавливается?..»
Вечер. Баранка. Разделительная полоса. Тысячи километров. Любимые. Дом…

© Денис Грушников


Офелия. Реки времен…

Все реки текут. И мы принимаем это как данность. Как что-то само собой разумеющееся. Одни из них степенно несут свои полноводные тела по равнинам. Иные — стремительно бросаются с отвесных скал, бурлящим от избыточной энергии потоком. Но и тех и других объединяет скрытая в их глубинах хтоническая мощь. Первобытная, волшебная, властная. Нет ничего мягче, и нет ничего безудержней, чем постоянно изменяющаяся водная гладь.

С приходом механики, пара и электричества, в мире как будто исчезло всё волшебное. Стало меньше чудес и загадок для пытливого человеческого ума. Просто мы, рассуждала Офелия, перестали смотреть по сторонам. Перестали удивляться и искать непознанное в самих себе. Отдались на волю прогрессу, добровольно одев шоры цивилизации.

Но шагните в сторону с дороги, указанной нам техническими гениями, и окажетесь на тропах неведомого, непознанного. А местами даже жуткого. Людям же свойственно игнорировать подчас очевидные вещи. Поэтому любому сверхъестественному событию находится вполне логичное объяснение: взрыв парового котла, замыкание цепей, изношенность деталей. И только где-то в конце списка находим пресловутый человеческий фактор. Вот здесь Офелия обычно улыбалась каким-то своим, неведомым посторонним мыслям…

Старый Свет. Сколько вобрало в себя это словосочетание. Как много оно дало миру, начиная с дикости человечества и заканчивая открытием Джеймса Уатта. Больше всего Офелия любила его. В отличие от множества, избравших пути первопроходцев и покорителей Нового Света, она наслаждалась тем, что мог ей предложить и старый.

Пароход издал протяжный гудок, пробираясь в тумане. Хроно показывал полвосьмого вечера, словно подгоняя Офелию. Круиз по старому мрачному Рейну обещал приятно разнообразить её путешествие. Особенно  — после встречи с оборотнем на маленькой станции посреди Шварцвальда. Это событие внешне никак не отразилось на ней, но пули из подарка Николы теперь перекочевали в её «Ремингтон». Который сегодня, к слову, был скрыт длинной юбкой. Ей пришлось долго примерять то одно, то другое платье, прежде чем она нашла компромисс, между — брать на сегодняшний ужин маленького спутника или не брать. Победило привычное ощущение тяжести на левом бедре. Корсет, который украшали уже привычные и прочно вошедшие в моду шестерёнки, в тонкую и толстую полоску. На маленькой шляпке прочно угнездились гогглы, придававшие их владелице несколько отстранённый вид.

Офелия проигнорировала вошедшие в моду полумаски, выполненные из легкого сплава и повторяющие черты лица их владельца. Но большинство женщин на пароходе не были столь категоричны. Все встреченные ею дамы носили скрывающие маски, создающие их владелицам лёгкий флёр загадочности. К тому же, многие из них взяли с собой в круиз механических питомцев. От вполне безобидных насекомых, помещающихся в ридикюле, до животных-телохранителей, в виде бойцовых собак или хищников Чёрного континента.

Капитан речного парохода не поскупился на иллюминацию, и его корабль напоминал рождественскую ель. Но ворчание Офелии по этому поводу было скорее данью привычке, потому как ей на самом деле здесь нравилось.

Ровно в восемь, когда большая часть пассажиров собралась на верхней палубе, превращенной в банкетный зал, начали праздничный ужин. Офелия сидела за столиком вместе с пожилой парой бриттов. Довольно старомодных, но живых и общительных. Леди Розалия и сэр Чарльз возложили на себя роль добрых дядюшки и тётушки, всячески опекая её в этом путешествии. И, кажется, собирались искать ей пару. Это умиляло, особенно если учесть, что оба они годились ей в пра-пра-правнуки.

Звуки музыки, сопровождавшей вечер, разносились далеко вокруг. В ней слышался и скрип несмазанных шестерёнок, и тяжёлое дыхание пара, и треск электричества. Но все вместе, наложенные рукой великого Чайковского, делали её поистине божественной. И когда настало время танцев, неведомая сила выхватывала людей из-за столов, кружа их в стремительном вихре танца.

Офелия уже несколько раз ловила на себе заинтересованные взгляды мужчин разного возраста и сословной принадлежности. Но, столкнувшись с её напускной отчужденностью, те не решались подступиться.

— Вы их пугаете, милочка. – Раздалось справа от неё и, обернувшись, Офелия увидела старую даму, на плече которой сидел механический питомец в виде совы. Когти ночного хищника цеплялись за кожаный наплечник, придававший его хозяйке вид отставника.

— Разве может женщина пугать воинственных мужчин? – Изобразила она недоумение, подтверждая свои слова лёгкой улыбкой.

— С легкостью! – отчеканила старая леди. – Потому что эти бесхребетники, — она обвела зал рукой, — ни на что другое, кроме как распускать хвост, не способны.

В голосе старушки послышалась сталь, и Офелия вдруг с легкостью представила её вагнеровской валькирией.

— Когда кто-нибудь из них бился на дуэли?! А в армию?! Спросите у любого из этих бонвиванов, как они относятся к армии и Вы, милочка, поймёте, почему, — тут старая леди завернула такой речевой оборот, что даже сова заухала, — отсталые московиты отвесили нам пинка! Там, под Балаклавой, среди тех несчастных шестисот мальчишек[1], полегли все настоящие мужчины Империи, — тут она смачно сплюнула за борт. – А это так, мужчинки.

— Так что поверьте мне, милочка, — продолжила тем временем старушка, — эти хлыщи пугаются одного Вашего вида, но не расстаются с надеждой залезть Вам под юбку. Потому что искренне уверены, что проще опуститься до уровня доступности, чем вырасти до исключительности.

Впечатленная её речами, Офелия засмеялась и схватила с подноса механического слуги два бокала с брютом, протягивая один своей визави:

— А вы часом не….

— Риттмейстер Вигберг фон Краусгольц. К вашим услугам.

— Стальная Вигберг. Живая легенда!

— Не стоит выпрыгивать из панталонов от радости, милочка, — «живая легенда» одним махом осушила бокал. – Я давным-давно на пенсии, тьфу, в отставке. И всё из-за этого, — она постучала по маске пальцем и, приглядевшись, Офелия поняла, что это не маска. Это было лицо Стальной стервы, как неофициально называли Вигберг в армии. Вернее его большая часть.

— Штурм Дели[2], — пояснила она сразу, чтобы избежать неловкостей и надоевших вопросов. – После него и мы, и они никогда не станем прежними. Но, — внезапно оборвала она саму себя, — не стоит предаваться унынию, моя дорогая. Давайте-ка пройдем к бару и закажем бутылку шнапса, а не той бурды, что здесь выдают за выпивку.

Но едва собеседницы отвернулись от перил, с носа корабля раздались женские крики, затем мужской голос, что-то прокричал, и наступила тишина. И пассажиры, и команда бросились к месту происшествия, громко требуя объяснений. Офелия, пристроившись в кильватере героини почти всех войн на континенте, оказалась в первых рядах.

У ограждений правого борта без сознания лежала молодая леди с Альбиона. Вокруг неё хлопотали, по-видимому, её компаньонки. Чуть поодаль двое моряков докладывали капитану о случившемся, и Офелия напрягла слух:

— Истинно говорю, господин капитан, сэр Вулдридж стоял около лееров с леди, пил шампанское. Когда вдруг весь подобрался, словно, простите, охотничий пёс. А затем, затем прыгнул за борт, крича какую-то околесицу.

— Пуллер верно говорит, господин капитан, — козырнул второй матрос. – Леди Ганциг сперва закричала, а затем упала в обморок. Мы первыми подбежали, но ничего уже не увидели. Видно, он сразу на дно пошёл, — добавил матрос, словно оправдываясь.

— Шлюпки на воду! – Проревел капитан. – Всем свободным от вахты —  взять багры и фонари. Попробуем отыскать сэра Вулдриджа. Хотя, — добавил он себе под нос, — если идиот решил измерить глубину Рейна, то Бог ему в помощь.

Отойдя от толпы, Офелия выглянула за борт. Тёмная мощь воды, спокойно продолжавшая своё течение, пробудила её собственных демонов. От которых, как она думала, давно избавилась. Обстоятельства смерти несчастного бритта напомнили её собственную кончину. Но вода, принявшая тело совсем юной Офелии, была сродни спасению. А те воды, что сейчас заполучили в свои сети еще одну душу, отдавали проклятием.

Бурная деятельность, как она подозревала, была развита специально для туристов. Любой здравомыслящий человек должен был понять, что в темноте, посреди не самой маленькой реки Старого Света, найти спятившего глупца просто нереально. Тем временем Вигберг, перебросившись с капитаном парой фраз, увлекла её к барной стойке, попутно успев заказать шнапс. И когда официант принёс бутылку и пару рюмок, отправила его небрежным жестом руки.

— Капитан просто душка,- вдруг совершенно не к месту заявила неугомонная фрау Краусгольц. – Прекрасно справился с ситуацией. Вот что значит боевой офицер! Эх, где мои семнадцать лет, — вздохнула она. – Всегда питала слабость к военно-морским силам. К слову, Артур, наш капитан, подозревает, что здесь замешаны сверхъестественные силы. Ну, ты же понимаешь, моя дорогая, моряки — народ суеверный. Так вот, те огни на берегу — это город Бахарах, возле которого, по преданию, расположена скала Лорелеи. Слышали ли Вы когда-нибудь эту поучительную историю?

Офелия утвердительно кивнула головой и старушка продолжила:

— Так вот, наш кэп[3] ждёт, когда придёт в себя эта несчастная леди Ганциг, чтобы уточнить, что же крикнул наш прыгун перед встречей с бездной. Он боится, что она назовёт её имя.

Сова, всё это время терпеливо сидевшая на плече отставной риттмейстера, вновь заухала и, к удивлению Офелии, склонившись к уху хозяйки, что-то прошипела. Видя недоумённый взгляд своей юной собеседницы, фрау Краусгольц пояснила:

— Паллада беспокоится, чтобы я не устроила какое-нибудь безумие. Но  я уже так давно не попадала в переплёт, что, кажется, стала терять хватку.

— Но ведь спутники не наделены разумом! – Не выдержала Офелия, стараясь выглядеть менее потрясенной, чем была на самом деле.

— И Вы совершенно правы, милочка. Моя сова транслирует мне мысли моего мёртвого мужа. Это изобретение уже покойного Виктора Франкенштейна. Мы встречались с ним еще до всей этой заварухи с оживлением мёртвой плоти. Он был очень многообещающим учёным. И армия только бы выиграла, если бы сумела найти к нему подход. Но, увы и ах. Очень часто мы поручаем жизненно важные задания не тем людям. И в итоге получаем пшик. К сожалению, я только потеряла моего Пауля и была убита горем. Мне было не до поручений командования, но Виктор заметил меня из всей делегации и предложил помощь. Я согласилась. Теперь частица Пауля всё время рядом со мной.

— Очень трогательно, — Офелия посмотрела в сухие глаза Стальной Вигберг. – А вы не…

— Не хотела ли я оживить мужа? Нет. После того, как в него попало ядро, оживлять, собственно говоря, было нечего. К тому же, я не совсем уж еретичка, чтобы идти на конфликт с Церковью и, чего уж греха таить, с природой. А это, — она погладила сову, — всего лишь невинная игрушка.

Офелия была поражена. В своих странствиях она также встречала безумного, как ей тогда показалось, учёного. Но их встреча прошла не так гладко, как ей бы хотелось. Тем временем склянки на корабле пробили полночь. Уставшие и потрясённые пассажиры стали разбредаться по каютам. Засобиралась и Офелия. Но громкие голоса вновь привлекли её внимание. Это пришла в себя несчастная леди Ганциг. А капитан, как и обещал, задал интересующий его вопрос. Судя по тому, как нахмурилось его лицо, ответ его не обрадовал. Фрау Вигберг пригласила его к столику, недвусмысленно показывая на шнапс. Козырнув, капитан принял приглашение, но сидел темнее тучи. Поэтому бравый риттмейстер сама начала разговор:

— Что же крикнул наш прыгун, Артур? – Спросила она, когда вторая рюмка опустела. Капитан бросил на неё хмурый взгляд, но, видимо зная, что говорит со Стальной Вигберг ответил:

— Лорелея. Чтоб её! Я думал этой байке сотни лет. И в мыслях не держал  встретиться с ожившей легендой.

При этих словах Офелия про себя усмехнулась. У капитана сегодня исключительный день, так как он сидит сразу с ДВУМЯ ожившими легендами.

— Как ты намерен поступить? Ведь нужно доложить властям. А им ты не сможешь рассказать о том, что твоего пассажира утащила золотоволосая нимфа, дравшая тут глотку сотни лет назад. Тем самым приманивая озабоченных идиотов.

— Не расскажешь, —  капитан совсем пал духом. Но фрау Краусгольц не собиралась сдаваться.

— На твоём месте, Артур, я бы причалила с утра в Барахе. И порасспрашивала местных рыбаков. А я тем временем прогулялась бы к той скале, вдруг что-нибудь, да открылось. Тем более на женщин не действуют всякие там штучки, — тут она презрительно наморщила нос, одним махом опорожняя рюмку.

Офелия с интересом слушавшая беседу, встрепенулась:

— Я не отпущу вас одну, Вигберг. И не надейтесь.

Старушка благодарно ей улыбнулась:

— Вот видите, Артур, Вам совсем не о чем беспокоиться. Я к тому же буду и не одна.

Капитан еще некоторое время поупирался, но скорее для виду. И успокоился только тогда, когда Офелия продемонстрировала ему «Ремингтон».

— Ну, хорошо! Только времени вам дам до вечера. Если к четырем склянкам вас не будет, отправлю поисковую команду. Так и знайте.

Утром пароход пришвартовался у маленькой пристани, и Офелия со спутницей, цокая каблучками, сошла по трапу. Спросив у местных жителей дорогу к скалам, они двинулись пешком, благо идти было недалеко. Пробирались по каменистой тропе, должной вывести их прямо к скале, имеющей столь дурную славу, что местные до сих пор сторонились этих мест. Солнце, заливавшее всё вокруг благодатным светом, еще больше подчёркивало красоту этих мест. Тем больше был контраст между историей и действительностью.

Поднявшись на саму скалу, женщины увидели копошащегося у воды старика. Фрау Вигберг, прекрасно показавшая себя в этом коротком путешествии, тут же решила спускаться. Паллада взяла на себя функцию проводника. Сова улетала вперед и уханьем оповещала о спуске. Одев гогглы, Офелия попыталась рассмотреть старика, но механика странным образом отказывалась увеличивать объект. Сочтя, что они просто вышли из строя и потребуется их откалибровать заново, она сдвинула их обратно на шляпку и устремилась за удалявшейся спутницей.

Еще с полчаса ушло у них на спуск. Теперь старика можно было рассмотреть невооруженным взглядом. Правда, Офелия сразу же об этом пожалела. Могучего телосложения, в странной одежде, напоминавшей скорее расползавшиеся вещи утопленника, старик по самые глаза зарос бородой. Волосы его так же не знали ножниц цирюльника, расползаясь копной прелого сена. В могучих руках они заметили тело выпрыгнувшего за борт аристократа. Старик заметил их приближение, но виду не подал, предоставляя прибывшим самим начинать неприятный разговор. Но тут Стальная Вигберг удивила Офелию еще раз:

— Опять за старое принялся, Рейн? – Спокойно, как старого знакомого спросила она.

— А ты кто, козявка, чтобы спрашивать?! – пророкотал старик, чьё имя неведомым образом оказалось известно отставной риттмейстеру.

— Да ты совсем зрение растерял, старый барахольщик. Не надоело с мертвечиной возиться? Предложение Белого Бога еще в силе. Даже для такого как ты.

— Что ты знаешь об этом, старуха! — расхохотался старик. – Это моя река! Мой дом! Я никуда отсюда не уйду. Мне здесь нравится.

— Даже твоя игрушка, эта дурочка Лорелея, оставила тебя. А ты всё упрямишься. Что ты хочешь доказать?! А главное — кому? Белый бог дал нам выбор, и мы его приняли. А ты, видимо, совсем растерял разум, раз взялся за старое.

Офелия почувствовала, как буквально наэлектризовался воздух, а старик стал еще больше. Его лицо превратилось в лицо утопленника, на руках выросли когти. Бочком она стала отодвигаться в сторону, пытаясь привлечь внимание сумасшедшей старухи. Но тщетно:

— Я – гнев! Я – ярость! Я – обманутые надежды! Я – боль разлуки! Я – Смерть!!!

Проревев это, странный старик бросился вперед и, ждавшая только этого движения, Офелия разрядила в него весь барабан. Старик только хрюкнул удивленно, но и не подумал остановиться. На его пути возникла невысокая, тщедушная старая фрау с нелепой совой на плече. Но, как только лапища старика коснулась её, раздался гром, и вспышка света отбросила его назад. Проморгавшись, Офелия решила, что у неё помутнелось сознание. Там, где стояла Стальная Вигберг, высилась величественная женщина в древнегреческой хламиде, испускавшая волны золотого света. В одной руке она сжимала круглый щит, в другой — эгиду. На плече у неё сидела живая, а не механическая сова.

— Я — Зевсорожденная Афина Паллада! Ты — старый идиот! Я выполняю просьбу Белого бога, Рейн. Находить тебе подобных ослиных упрямцев и отправлять вас в новый дом. Его силой я приказываю тебе уйти!

Богиня направила эгиду на Рейна, и древний бог реки исчез во вспышке яркого света. Когда светопреставление завершилось, на берегу остались только Офелия и тело несчастного сэра Вулдриджа. Но она думала сейчас не о нем, а о последних словах богини, раздавшихся прямо в её голове:

— Мы те, кто мы есть. Этого не спрятать, как тебе бы не хотелось. Мы чувствуем природу друг друга и неосознанно тянемся к себе подобным. Может, это и не последняя наша встреча, милочка, как знать. Всё в руках его.

_____________________________________________

[1] В военной истории Европы слово «Балаклава» прочно ассоциируется с конной атакой британской Легкой бригады. Оно стало синонимом напрасной жертвы, безумно смелого, но заведомо обреченного на неудачу предприятия. Затмив (может быть, не вполне заслуженно) другие моменты Балаклавского сражения — единственного удачного дела русской полевой армии на Крымском театре Восточной войны, эта атака, проведенная по нелепому и ошибочному приказу, показала высокие боевые качества английской кавалерии.

[2] Осада Дели стала одним из решающих сражений в ходе восстания сипаев 1857 года. После нескольких лет возрастающих трений между сипаями (наёмными индийскими солдатами) Бенгальской армии британской ост-индской компании, сипаи в Мератхе в 97 км северо-западнее Дели перешли к открытому мятежу против своих офицеров-британцев. Поводом для восстания послужило введения новых винтовок Энфилда образца 1853 года. Было широко распространено мнение, что оболочки патронов для винтовок этой системы смазывались смесью из говяжьего и свиного жиров, перед зарядкой винтовки оболочка патрона должна была быть откусана (как того требовали строевые уставы). Выполняя это требование солдаты-мусульмане, как и индуисты, оскверняли себя.

[3] Кэп — капитан корабля на англо — морском сленге.

 

(Продолжение следует…)

©  Денис Пылев  Сайт автора


Состояние Защиты DMCA.com

Синяя кошка

Улисс.

Синяя  кошка.

За секунду до пробуждения ему показалось, что над горами снова пролетела белая птица. Но, видимо, она пока не решила остаться. Открыв глаза, он увидел, как чудо сиреневого рассвета, заглянув в глаза синей кошки моря, отыскало что-то доселе неведомое и  пугающее своей силой. А пугаться вовсе не зачем. Просто легкими искорками в огне вечности ее глаз были мысли о нем. Сигню-котеночек. Она всегда была рядом. Сейчас легкими подушечками лап она перебирала песок времени. Щекотно налипшие песчинки мешали ей сосредоточиться на его мыслях, и от этого она по-детски и очень смешно злилась. Тогда на море начинали бегать с волны на волну белые пушистые овечки. А он лежал на траве, нежно улыбаясь и любуясь бесконечной и гладкой синевой ее шерсти. Странное сегодня утро, наверно потому, что вчера была ненормальная осень, не понравившаяся ему своей беспокойностью и нервозностью. Ему даже показалось, что она даже не знала, что ей надо делать. Она металась из стороны в сторону, касаясь то одного то другого дерева, разогнала облака, а потом вдруг решила, что должен пойти дождь. И так продолжалось до самой зимы, которая на радость оказалась уверенной и спокойной, вовремя предупредила  его о сегодняшнем  рассвете и том, что Она снова будет рядом.

 

Да, веселенький тут у вас рай, в принципе, в аду было похуже, но попроще, хотя даже там она не покидала его. Единственное создание во всех Вселенных, которое при звуках грома могло пройти через все существующие и несуществующие границы, разрушить и создать любой мир ради … Ради того, что для нее было  очень понятно и безумно важно, а он только пытался увидеть, надеясь, что найденное поможет ему, поможет сделать что-то необходимое, то, что решит все.

 

Она не знала, что ей создавать без золотистого песка, почти согретого восходящим солнцем. Она не могла себе представить свою следующую мысль,  не слыша шороха шагов в высокой траве, растущей так близко, что она могла  коснуться легким ветром своей мечты ее дразнящее отражение. В бесконечной водной глади ее души мерцали, терялись и медленно исчезали отблески сиреневого рассвета. Не будь горящих звезд, зовущих вверх и манящих в нереальное завтра, где не существует слово «нет», она могла бы закрыть этот чудный мир и уничтожить свои следы на разбитой дороге времени. Этот мир стал бы последним. Самое последнее, дорогое. Последняя точка ее  безумной жизни, которая стала бы единственной, за одно мгновенье превратив в ничто незначащее прежде созданные миры. Ну и пусть, пусть бы это стало очередным смелым и безрассудным взглядом в мудрые глаза Великих, пусть они бы вновь решили что-нибудь у нее отнять, она бы как обычно сражалась, зная, что последует и за победой и за поражением. Она никогда не любила бессмысленные мысли о невозможном, и поэтому смыла свои прозрачные мечты зеленой  водой той волны, что закрыв на миг солнце, обрушивается с небес, сокрушая все, в чем ты не уверен.

 

Прилетевшее с колким ветром беспокойство наполнило ее душу холодком отражения той черной пустоты отчаяния и обжигающего  льда нежелания принимать важные решения и совершать обдуманные поступки. Ей послышался сухой звук удара, словно она  вновь упала на колени, ударившись о мертвую землю, изо всех сил проклиная небеса. Пытаясь всеми силами уничтожить и одновременно защитить то, что было создано Великими как великое, она пронесла свою спящую душу в лес Мертвых и услышала мысли вечно молчащих камней, впитавших в себя все помыслы Вечности и взгляды Cоздающих. Хоть она и спрятала свою память во вчерашнем сне несуществующей белой птицы, улетевшей в чье-то завтра, она знала, что никто не сможет отыскать украденное кроме родного сердца. Пусть никто так и не увидел отражение белых крыльев в ее глазах, за то теперь она прекрасно видела свои крылья, ранящие душу воспоминанием о предательстве и наказании за дерзость. Что ж, это стоило пережить. Стоило превратить тюрьму в дом  и наказание в награду. Боль утихла, но ее эхо всегда будет звучать в тишине души, молчащей в надежде услышать тихий, но уверенно зовущий голос сердца, которое уже простило то, что еще не было совершено. Ничего когда-нибудь все будет позади. Ничтожная душонка. А ведь когда-то была Великой. Теперь  творила теплый свет на задворках миров, нужный лишь тому, для кого будет означать жизнь. Она знала, что быть ей одинокой и потерянной среди бесчисленного множества себе подобных, потому что единственный  кто не мыслил себя без ее тепла, сейчас шел босыми ногами по золотистому, чуть прохладному песку, смотря в глаза заходящему солнцу. Она знала, что когда он будет нужен, его не будет рядом. Он нужен всегда. Ей поможет самый преданный враг и самый безжалостный друг – время. Все будет яснее, когда оно осветит приближающееся будущее. Все будет проще, но только когда? Наверное, тогда, когда пойдет время.

 

Шло время, а ему также было ничего непонятно. В принципе, это его не пугало. А интересовало одно, когда все это кончится и самое главное чем. Излюбленный вопрос человека – когда. Боишься не успеть. Не бойся. Самый точный убийца – страх. Простись с ним. Тогда время станет просто воздухом. Просто дыши. Приятные, спокойные мысли, как облака в вышине. Он  опустился на мягкую траву и взглянул в небо. Безоблачно. Бесконечная, пустая синева, которая не сулила сегодня ничего хорошего. Бездонная, немая пустота не несла ни  постоянства, ни сильных мыслей, ни искренних чувств. Поздняя, холодная осень. Умиротворенная, спокойная, прекрасная и безжалостная. Таила в себе  ту красоту, магически притягательную, которая приковывая к себе все твое внимание, сначала остужает взгляд, а потом и душу. Она не спасет мир, пока не спасут ее. Сейчас ему  не хотелось никого спасать, хотелось просто жить. Когда ты видишь Мир в своих  руках, ты невольно боишься, что у тебя не будет рук. Мир будет всегда.

 

Все так и было или только будет. Тысячи сновидений тому вперед. Где-то внутри он почувствовал, чем это закончится. Так сильно любят только того, кто скоро уйдет. Уйдет не он. Уйдет весь этот мир. Он только часть, самое последнее и, естественно, лучшее дополнение этого идеально сотканного творения. Каждая частичка, каждый кусочек подобран с трепетом одинокого, мудрого сердца. Имя этому миру – Дом. Ему очень хотелось думать, что этого все ради него. Он знал, что это не так. Она создавала этот мир, свой мир, чтобы стать им. И стала. А для чего он здесь? Слишком все по-хорошему странно, чтобы об этом думать.

 

Она видела, видела все. Она помнила все. А он нет. Он здесь. В ее теплом, родном мире, пронесенном в сердце сквозь все и выросшем здесь, в нищей пустоте. Он здесь. Преданный  и благодарный. Выброшенный сюда из мира боли и страха. Он не помнил себя. Сердце помнило Её и тот мир. Пора. Кольцо времени потихоньку поджигало  ей кожу  между лопаток. Она помнила, что когда-то жила в своей  вселенной страха. Солнце  билось в свинцовом шаре. Страдала душа и  мир вокруг. А он? Где был он? Далеко. Она думала, что он бросил её. Боль и негодование душили её. Пока не пришло знание легкими шагами, а позади топало волшебство, виляя хвостом и мурлыкая. И мир страха стал меняться. Она должна была остаться одна, чтобы учиться. Теперь его очередь. Только он подарил ей сны, тысячи снов, и время не жгло его кожу. Она не может больше ждать. Прощай, Дом. Скоро увидимся. Снова.

 

Печальная история, не правда ли. То, что было дальше  еще печальнее. Конечно, она разрушила свой мир. Он видел, как погибал его Дом. Его сердце затопила ненависть и смятение. Здравый  смысл сбежал первым. Поди догони. Он думал, что и разум укатил на самокате. Хотя, на самом деле, это приковыляла память души. Видимо, медленная, жуткая и неотвратимая гибель Дома в последнюю минуту выкинула его, и от удара проснулась глуховатая старушка память. Теперь он помнил все, но не понимал ничего. Она тихо двигала Тень. Он искал. Искал себя. Не хотел искать её. Она знала, что скоро…

 

Большего спокойствия и гордости за совершенное она не чувствовала никогда. Дом  она видела и опять унесла в сердце, а вырастить его – ерунда.

 

Всегда. Они будут всегда. Те силы, которые всегда рядом, но которые никогда не будут вместе. Она будет  Синей кошкой морской волны около его ног, звездой, одинокой и яркой, он будет ее лучшим сновидением.

 

Родные и недостижимые. Они держат столько миров в равновесии. Никто не знает было это или только будет.

 

Пусть.

© Анна Грин — Дневники.Онлайн

Рассказ написан 18 февраля 2011 года


Самоубийца

В моей голове в стотысячный, юбилейный раз пронеслось:

«Я устал, я устал, ТАК УСТАЛ».

Маленькие строчки и буквы превращались в вихрь, который тянул меня на самое дно… «Я устал, я устал, так устал».

Я закрыл глаза, опустился на дно ванной и сделал глубокий вдох…

 

Какой классный кафель. Голубой, синий, белый..

 

Господь сидел на краю бассейна, опустив ноги в сандалиях на дюйм в воду.

Белый Ангел, как дурак, лыбился, стоя по правую руку от Создателя.

Черный Ангел даже не взглянул на меня, перелистывая какие-то бумаги, поправлял очки.

 

«Ну, что пожелаешь, сын мой? – не спешно проговорил Господь, — Мы тебя внимательно слушаем».

Все трое сделали уж через чур озабоченный вид.

Что хочу, что хочу?! Да, я прекрасно знаю, что хочу!

«Тогда пойдем на полянку», — промямлил Белый Ангел.

«Оглашай весь список!», — объявил Черный.

 

Белый домик с мансардой, балконом. Чтобы крыша с красной черепицей, луг, поросший Canada green, зеленый заборчик, со скрипучей калиткой, малюсенький пруд…

Дикая аляскинская снежно-белая толстая лайка, которая знает только меня…

 

«Ты доволен, сын мой?» — спросил Господь.

 

«Есть еще одна малость»…

 

Черный Ангел ухмыльнулся.

Белый с ухмылкой глянул на брата… «Полянки будет мало». Они подмигнули друг другу.

В мгновенье ока мы оказались на вершине холма. Пред нами расстилалась долина.

«Твое слово», — торжественно произнес Черный Ангел, обращаясь ко мне.

«Мне нужна подруга», — сказал я, неловко пожав плечами.

Долина перед холмом наполнилась сотнями женщин.

«Её возраст должен быть не меньше 20, но и не больше 40»

Долина опустела на половину.

«Хочу, чтобы она умела готовить».

«Тех, кто не умеет готовить котлеты Де-воляй, телятину по-английски, кордон-блю, кус-кус, глинтвейн и круассаны, бриоши прошу удалиться», — произнес Черный, вычеркивая из списка имена с молниеносной скоростью.

Большая честь женщин куда-то удалилась.

«Она должна быть привлекательной», — осмелел я.

Черный повел крылом и количество женщин еще уменьшилось.

«Ну…она должна быть умелой в постели».

Часть женщин просто испарилась безо всяких указаний.

«Я хочу, чтобы с ней было о чем говорить долгими вечерами».

Черный вновь стал оглашать список: «Кто не читал Гомера, Софокла, Эвклида, Шекспира, Данте, Стругацких, Пелевина, Желязны…

Кто не знает работ Да Винчи, Веласкеса, Микеланджело, Гогена, Родена, Васнецова, Спилберга, Лукаса, Родригеса, Чухрая, Михалкова…»

Он читал и читал…С каждым словом, с каждым произнесенным именем женщин становилось все меньше и меньше…

В долине осталась хромая негритянка и жуткого цвета японка…

«Цветные калеки мне не нравятся», — произнес я, понимая, в каком положении оказался.

Последние испарились.

 

Вдалеке у ручья сидела ТЫ, ненавидящая домашнее хозяйство, никогда не бравшая в руки швабру, болтавшая без умолку, когда тишина нужна была как радость жизни, и молчавшая в тот миг, когда слова могли согреть душу, ненакрашенная, но считающая себя Богиней, самая умная, но болтающая вечно о какой-то хрени,  абсолютно голая, подставляющая солнцу свою чудесную попу и, как всегда, чем-то недовольная…

Ты ковырялась в земле, выкапывала ромашки и плела из них какой-то кривобокий венок, примеряла его на голову, жутко материлась, бросала своё рукоделие, подставляла лицо солнцу и все начинала сначала…

«Я так и знал», — сказал Белый.

«Ящик виски опять мой», — провозгласил Черный.

Господь с улыбкой посмотрел на меня.

Я просто кивнул.

 

«Я в курсе», — сказал я.

«Самоубийца», — сказал Черный.

«Счастливец», — сказал Белый.

«Да будет так», — сказал Господь.

 

Кто-то яростно стучал в дверь.

Кто-то схватил меня за волосы и вытащил из воды.

На фоне стен своей ванной я увидел Твое лицо…Как всегда недовольное…))))

© Анна Грин — Дневники.Онлайн

Рассказ написан в ноябре 2010 года.