«Дорогой Дед Мороз! Прошу тебя, сделай так, чтобы Антон Мазунин из пятнадцатой квартиры предложил мне встречаться, и я, наконец, стала счастливой. С уважением, Марина Вергунова.» — зачитала Снегурочка очередное письмо.

— А сколько ей лет? – спросил Дед Мороз.
— Семнадцать, — ответила Снегурочка.
— Странно, в таком возрасте в нас уже не верят.
— Она ежегодно писала нам письма в течение десяти лет, и ни разу ее желание не осталось неисполненным.
— Приятно, когда нас уважают. А что с этим Антоном? Сомневаюсь, что парень нам напишет. Ну-ка пробей по базе, что у нас на него есть.
Снегурочка защелкала ухоженными ноготками по клавиатуре компьютера, и выражение ее лица стало печальным.
— Ничего не выйдет. Антон влюблен в Кристину из соседнего дома. Агентура докладывала, что стены в его комнате увешаны ее портретами, которые он рисует целыми днями.
— Хе-хе. Ишь ты, слова-то какие – агентура. Это домовой, что ли?
— Ну да, — улыбнулась Снегурочка. — А вообще, не подходит Антон нашей Марине. Она — девочка серьезная, немного романтичная, а он — просто смазливый хулиган.
— Так найди того, кто ей подходит, — молвил дед.
Снегурочка снова застучала по черным клавишам.
— Никита Соколов из параллельного класса на нее заглядывается, только она его не замечает. Но совместимость — идеальная. Они и фильмы одни и те же любят, и книги, и музыку. Просто надо ее внимание как-то на него обратить.

* * *

Шел пушистый сказочный снег, который бывает только в новогодние праздники. Марина выходила из супермаркета. В пакетах — ароматные мандарины, любимые трюфели, продукты для оливье и несколько елочных игрушек. Все, что, как и этот волшебный снег, предвещает смену лет, а романтичным особам сулит долгожданное чудо.
Марина, как бывало довольно часто, не видела ничего вокруг, задумавшись о своем, о девичьем. Поэтому с разгону налетела на парня, который тоже шел не с пустыми руками. От столкновения их пакеты разорвались, и в снег вперемешку посыпались ее мандарины и его книги, зеленый горошек и подарки в ярких упаковках. Увенчали эту странную пирамиду два одинаковых снеговика: один — выпавший из пакета девушки, второй – купленный Никитой.
Молодые люди одновременно бросились поднимать рассыпавшиеся покупки, и предсказуемо ударившись лбами, рассмеялись.

* * *

— Абсолютно банальная ситуация, — прокомментировала Снегурочка, наблюдая происходящее на экране монитора. – Я такие столкновения через день вижу в человеческих фильмах. Просто уже оскомину набило. Дедушка, неужели не мог ничего оригинального придумать?
— А зачем изобретать велосипед? – удивился Дед Мороз. – Ведь работает же.
* * *

Как и было задумано, Марина заметила в стопке вывалившихся книг «Хитроумного Идальго Дона Кихота Ламанчского» на испанском языке. «Кто же в наше время читает «Дона Кихота»? – поразилась она. – Наверное, только я и этот странный юноша. А уж на испанском так точно». Когда все рассыпавшееся было уложено в новые, купленные в киоске пакеты, обычно стеснительная Марина вдруг спросила:
— Читаете по-испански?
— Пока еще со словарем, — смутился Никита. Ему не верилось, что девушка, в которую он был тайно влюблен, сама заговорила с ним.
— Я тоже люблю Сервантеса. У меня бабушка — преподаватель испанского, – неожиданного разоткровенничалась Марина. — Знаете, что меня больше всего удивило в этом языке, когда я только начала с ним знакомиться? То, что восклицательные и вопросительные знаки обрамляют предложение, как в русском – кавычки. Конечно, Вам это известно, но какова причина такой пунктуации? Они просто не могут ждать, пока дочитают фразу до конца, чтобы понять интонацию. Представляете, какой темперамент! – не могла остановиться девушка. Она словно боялась, что как только замолчит, этот необычный юноша уйдет из ее жизни навсегда.
Было странным обсуждать особенности испанского языка стоя посреди улицы, и Никита осмелел:
— А давайте, я угощу Вас кофе. Я ведь Вас чуть не сбил, мандарины помял, теперь должен загладить вину.
Через десять минут молодые люди пили кофе с пирожными в уютной кофейне, а за окном продолжал сыпать волшебный снег. Оба немного застенчивые по натуре, сегодня они вели себя совершенно несвойственным образом. Оживленно говорили о прекрасной стране Испании, в которую, как оказалось, были одинаково влюблены, обсуждали любимые книги и фильмы. Они провели в кафе много времени, но ни разу в воздухе не повисла пауза, не наступила неловкость. Казалось, что они знакомы сотню лет и, несмотря на то, что обоим предстояли предпраздничные хлопоты, совсем не хотелось расставаться. Было выпито по две чашки кофе и давно съедены пирожные. Засиживаться за пустым столом уже стало неприличным, и тогда Никита предложил проводить Марину домой.
Молодые люди стояли у подъезда и лихорадочно придумывали повод для новой встречи. Он, как и подобает мужчине, нашелся первым:
— Не согласится ли Ваша бабушка подготовить меня к поступлению в ВУЗ? Я собираюсь, на романо-германский факультет и как раз искал репетитора.
— Конечно, я с ней поговорю, — пряча радость в воротник пальто, ответила Марина.
— Тогда давайте обменяемся телефонами. Вы с ней обсудите мою просьбу, и я позвоню Вам, — сказал Никита.
Они ввели номера друг друга в память телефонов и попрощались, надеясь на новую встречу.

* * *

— Где ты была так долго, птичка моя? – спросила бабушка.
— Я ученика тебе нашла, ты же недавно говорила, что хочешь взять. Собирается в будущем году на романо-германский, — ответила Марина.
— Кстати, о наступающем годе. Ну-ка, быстро переодевайся, и займись уткой с яблоками. А ученику скажи, пусть приходит послезавтра к двенадцати. Ой, а глаза-то заблестели! Симпатичный ученик, наверное.
Едва дождавшись звонка Никиты, Марина пригласила его на первое занятие второго января. «Как это долго», — думала девушка, но настроение все равно оставалось приподнятым.
Около десяти часов вечера пришли гости – папина сестра с мужем. Родители Марины находились в очередной длительной командировке в жаркой стране, где снега не видели даже в новогоднюю ночь. Они тоже были лингвистами, но в отличие от бабушки большую часть своей жизни провели в разъездах. Все давно уже привыкли к долгим отлучкам четы Вергуновых, а сейчас, когда в доме появился компьютер со скайпом, совсем перестали чувствовать, что расстояние между ними так велико.
Встретив Новый год как миллионы российских семей за праздничным столом, накрытым перед телевизором, в доме Вергуновых посидели недолго, убрали оставшиеся вкусности и разошлись. Лицо Марины весь вечер не покидала загадочная улыбка, а воспоминания о самом существовании Антона Мазунина из пятнадцатой квартиры совершенно выветрились из головы.

* * *

В ту ночь Марине снилось фламенко. Она двигалась в зажигательном танце под аккомпанемент таинственного гитариста, лица которого ей не удалось рассмотреть. Но по движениям, осанке, наклону головы, девушка узнала своего нового знакомого Никиту.
Проснувшись утром, она словно маленькая девочка побежала к елке за подарками. Такова была нерушимая традиция этой семьи. Кроме очередной порции книг на испанском от бабушки и модной кофточки от тети с дядей, девушка обнаружила необычный конверт.
Письмо на голубой бумаге гласило: «Уважаемая Марина! Мы получили Ваш заказ на исполнение желания, но поскольку он состоял из двух позиций, противоречащих друг другу, взяли на себя смелость сделать выбор, какую из них реализовать. Поскольку человек испытывает большую потребность в том, чтобы быть счастливым, чем в отношениях с каким-то Антоном Мазуниным, мы сделали выбор в пользу Вашего счастья. Претензии по выполнению заказа принимаются в течение шести месяцев наступившего года. Искренне Ваши, Дед Мороз и Снегурочка».

© Мари Лепс — Дневники.Онлайн / Другие Авторы / Сборник рассказов

— Я хочу пить, — сказал Володя.
— Так в чем же дело? – спросил Ангел-хранитель. – Источник всегда где-то рядом. Найди его и напейся
— Я искал, но не могу найти.
— Странно, — удивился Ангел. – Да вот же он. Просто сильно засорился, поэтому ты его не видишь. Теперь придется потрудиться, чтобы очистить. Как я мог это упустить? — пробормотало себе под нос сотканное из Света существо.
Они оказались рядом с тонкой струйкой воды, вытекающей из-под покрытого сухими ветками, камнями и другим мусором бревна. Владимир продолжал стоять с непонимающим видом: он определенно не знал, что должен сделать.
— А зачем его чистить? — наконец, задал он вопрос. Ведь вода же течет понемногу, вон и кружка. Может, напьемся и пойдем дальше?
— Если сейчас не расчистить родник, то в следующий раз мы его не найдем, и ты умрешь от жажды. Это нужно было сделать раньше, прости, я как-то не заметил. Уже сейчас можно сказать, что вода из него не течет, а капает. Посмотри внимательно и увидишь, что она грязная.

Молодой человек подошел к груде мусора и поднял верхний увесистый камень. Остро, будто это было вчера, вспомнилось назначение его лучшего друга Генки на должность старшего менеджера, которая по Володиному твердому убеждению, должна была достаться ему. Владимир отнес булыжник в небольшую низину и почувствовал некоторое облегчение. По крайней мере, злости или обиды по отношению к Генке он больше не испытывал.
Затем Володя разгреб целую пирамиду мелких веток. При прикосновении к каждой из них в памяти всплывала произошедшая с ним мелкая неприятность, которая оставила в его душе не шрам, но небольшой след как от пустяковой царапины. Здесь начальник обозвал его идиотом, а вот – Светка отказалась сходить в кино, предпочтя пойти в кафе с Игорем. Все это были в Володиной жизни события малозначительные, но, учитывая, что накопилось их приличное количество, кажется, груз стал достаточно велик. Поэтому, перенося груду веток в овраг, Владимир укоризненно посмотрел на Ангела: «Мол, отчего не помогаешь?» Хранитель, как ни в чем не бывало, насвистывал какой-то Псалом, а затем и вовсе разлегся в зеленой траве.
Молодой человек наткнулся на каменную глыбу, ощущение шершавой поверхности которой вернуло его на пару лет назад. Это Лена, в которой он уже видел будущую жену и мать своих детей, вдруг вильнула хвостом и укатила на ПМЖ в Штаты с неожиданно появившимся на горизонте американцем. Володя тогда впал в глубокую полугодичную депрессию и до сих пор боялся серьезных отношений. С наскока он попытался поднять валун, но тот оказался слишком тяжел.
— У тебя что, совсем совести нет? Развалился тут. Ну, помоги же, — обратился он к Ангелу.
— Прости, но ты должен сделать это сам. Иначе велика вероятность, что камень снова вернется на место. Подготовься сначала. Ты же штангой когда-то занимался, тебе техника поднятия тяжестей лучше меня известна.
Владимир вспомнил, чему его учил тренер Василий Иванович, и непокорный минерал вслед за другим мусором отправился в ложбинку.
Он еще долго убирал небольшие камушки, сухие ветки и сучки, пока, наконец, не добрался до колоды, на которой и покоилась вся эта куча. Владимир положил на бревно руку, и ему, взрослому мужику, захотелось заплакать как в детстве. Вместо этого он изо всей силы ударил ногой сухую противную деревяшку и заорал от боли. Болела нога, но еще больше, сердце: он вспомнил похороны отца.
Володька был тогда еще дошколенком и будто бы ничего не понял. Все решили, что по причине малого возраста горе обошло его стороной, потому что он тогда не кричал и не плакал. Главное, что он сам в это верил до сегодняшнего дня. А оказалось, что такую колодищу с детства в себе носил! Лучше бы плакал и кричал, тогда она могла оказаться меньше или вовсе превратиться в сухую ветку. «А теперь непонятно, как ее поднять? – сверлил вопрос. – От Ангела помощи ждать нечего».
Неожиданно Хранитель прервал художественный свист, подошел и молча взялся за край бревна. Вместе они убрали его все в ту же низину и присели отдохнуть у теперь уже чистого, бьющего вверх ключа. Владимир залпом выпил кружку воды и спросил:
— Ты же говорил, что тебе нельзя мне помогать родник чистить. Соврал?
— Ангелы никогда не врут, — ответил Ангел. – Можно, только в исключительных случаях. Этот случай был исключительным, а тот – нет.
— А бревно назад не вернется?
— Не вернется, будь уверен.

Ангелы, действительно, не врут, но порой кое-что скрывают. Чаще, чем кажется, все, что нужно для победы – всего лишь уверенность в ее неотвратимости. «Зачем Володе знать, что он сам злополучную колоду убрал, а я только притворялся, что помогаю? Вдруг еще засомневается в своих силах, и она займет прежнее место? Промолчу», — подумало сотканное из Света существо, пряча улыбку.

© Мари Лепс — Дневники.Онлайн

— Что сажать будешь? – спросил Михаила Григорий, когда они в честь знакомства опрокинули по рюмашке.

— Что за вопрос? Овощи, конечно, в ошновном, помидоры, — невнятно ответил Михаил, закусывая хрустящим малосольным огурцом.

— А чего так?

— Все их здесь выращивают, а потом на трассе продают. Говорят, хорошо идут.

— А я хочу персиковый сад заложить, — мечтательно сказал Григорий. — Ну, и овощи, конечно, на первое время.

— Я тоже хотел бы персиковый сад, но не буду. Так, красивая мечта. Слишком долго ждать плодов, да и рискованно это. А помидоры что? Весной посеял, через три-четыре месяца уже и результат будет.

— Так и я же сад только на половине своей земли закладывать буду, а остальное под овощи пока оставлю.

— Ну, нет, все равно. Саженцы за деньги купи, время потрать, ухаживай за ними несколько лет: обрезай, брызгай от болезней и вредителей. А они после всех трудов вдруг возьмут и померзнут, — отрезал Михаил. — Я – пас.

Так случилось, что Михаил и Григорий, оба городские жители, одновременно решили переехать в деревню. По случаю купили дома по соседству, и, скромно отмечая новоселье, обсуждали планы на будущее. Оба они в сельском хозяйстве, как говорится, были «чайниками», но старательно осваивали новую для себя область деятельности, и все у них поначалу ладилось.

 

Григорий, как и собирался, половину земли засадил саженцами морозостойких персиков, а оставшуюся часть как все – томатами. В первый же год урожай выдался отменный, да и с реализацией проблем не было. Оптовики приезжали прямо в деревню.

Поздней осенью, когда Михаил давно закончил работы в поле, Григорию еще только предстояло подготовить персиковый сад к зиме. Он решил перестраховаться и сделать все как положено, воспользовавшись советами известных садоводов. Каждый день, выходя на улицу проветриться,  Михаил заставал соседа за работой. То Григорий старательно осуществлял влагозарядковый предзимний полив, то с помощью пульверизатора обрабатывал саженцы  странной смесью светло-голубого цвета, а затем и вовсе стал их в сахарные мешки одевать.

Михаил наблюдал за соседскими хлопотами, и только ухмылялся. «Хорошо, что я не стал с садом связываться, — думал он. – Столько хлопот, да и неизвестно, выйдет ли что-нибудь из этой затеи. А денег за сезон Григорий заработал вдвое меньше, потому что из-за своих персиков на томаты оставил мало земли».

Со временем соседи стали добрыми приятелями, вместе смотрели футбол, помогали друг другу. Только, когда Григорий возился со своим садом, Михаил продолжал посмеиваться про себя и называл товарища чудаком. Эти мысли тешили его тщеславие: «Смотрите, какой я умный – в отличие от некоторых не стал тратить время на поимку журавля в небе, а свою ежегодную прибыль от синицы в руке имею».

Особенно насмешило Михаила, когда деревца подросли и следующей осенью уже не влезли в мешки. Тогда Григорий стал строить для них «вигвамы» из сосновых веток. «Вот чудак!» — привычно подумал Миша и усмехнулся.

Шло время. Деревья росли и не вымерзали, а в душе Михаила родилось сомнение: «А вдруг на них и плоды вырастут?» Со временем сомнение становилось все больше и мешало тщеславию радовать своего хозяина.

 

На четвертый год на деревьях появился прекрасный розовый цвет, а в душе Михаила сомнение сменилось завистью. «Ну как же так? –возмущался он. – Ведь это была и моя мечта! Ну, ничего, глядишь, и померзнет цвет-то», — попытался успокоить сам себя.

Но цвет не померз, не случилось и другой напасти, и в саду Григория созрели первые персики. Зато приключилась другая беда – цены на помидоры упали по неизвестной причине. Наверное, «Михаилов», а, соответственно, и томатов, в сельской местности становилось все больше.

С завистью наблюдая, как бойко Григорий продает фрукты, Михаил неожиданно задумался не о деньгах,  нет, а о своей душе. Ведь у них с Григорием были абсолютно равные возможности, и он сам отказался от закладки сада. Это был его, Мишин, собственный выбор – долго ждать, видите ли. «Так в чем же Григорий перед ним виноват? — подсказало то светлое, что еще осталось внутри. – Сначала смеялся над ним, потом стал по-черному завидовать. Нехорошо это, Миша!»

 

В тот же вечер Григорий без предупреждения завалился к соседу с пивом и раками, чтобы вместе посмотреть футбол. Хозяин вел себя странно: старался быть доброжелательным, но не мог скрыть своего плохого настроения.

— Да что с тобой случилось, Миш? Неужели из-за цен так расстроился? – не выдержал Григорий.

— Да, мысли разные. Ну, и это тоже.

— Не жалеешь, что сад не посадил?

— Жалею, — признался Михаил.

— Так давай посадим, я тебе помогу. Тебе теперь даже проще будет – я ведь уже всю агротехнику освоил.

— Это же целых четыре года ждать.

— Ну вот, опять двадцать пять. Если бы ты так не сказал, когда мы только переехали,  у тебя бы уже персики поспели.

 

Осенью Михаил, все-таки, заложил свой персиковый сад. Теперь соседи практически все делали вместе. Григорий помогал Михаилу, обладая необходимыми знаниями и навыками. А Михаил работал в саду товарища, чтобы научиться тому, что понадобится ему в будущем.

Зависть, все-таки, частенько грызла Мишину душу, и он не мог это скрыть.

— Ого, какой урожай в этом году, — заметил Михаил следующим летом. – А моим саженцам до плодоношения еще далеко.

— У тебя тоже через несколько лет такой будет. Ты не с тем сравниваешь, Миш, — ответил Григорий. – Ты сравни-ка свои деревца с тем, какими они были прошлой осенью, когда мы их сажали. Заметил, как подросли?

— Заметил.

— Вот  и радуйся. Будешь старательно трудиться, и радость твоя будет вместе с садом подрастать. А потом и плоды появятся. А с таким настроем как у тебя толку не будет.

«А и правда, что толку в этой зависти? – подумал Михаил. – Только душу точит». Теперь, глядя на соседские деревья, он приучил себя думать о том, что очень скоро у него будут такие же. Изменив восприятие, Михаил почувствовал такое облегчение, будто несколько лет носил за пазухой камень и, наконец, выбросил.

А когда его персиковый сад зацвел, он прыгал и кричал, словно полоумный: «Ура! Вот она — моя мечта! Гришка, друг, спасибо тебе огромное!»

 

© Мари Лепс

Когда из последнего в кладке яйца вылупился птенец белого цвета, ворона-мать сильно удивилась. Все птицы в их стае имели черное, как смола, оперение. Даже  клюв и ноги у них были чёрные. Также выглядела она сама и отец вылупившихся воронят. И вдруг этот странный птенец!

Как любая мать, она полюбила всех своих детей, когда они были еще яйцами, и теперь не была готова отвернуться от белого вороненка. Птица сразу сообразила, что необычная окраска представляет опасность для малыша.  Она запачкала его углем, а сверху натерла жиром, чтобы создать характерный блеск. Ворона так тщательно следила за тем, чтобы уголь не успевал стираться, что даже ворон-отец не заметил, что один из птенцов не похож на других.

Шли дни, малыши подрастали. Наступило время, когда они стали на крыло и начали учиться самостоятельной жизни. Тогда вороне-матери пришлось объяснить Рэму, что он не такой как все, и преподать азы маскировки. Это стало для него откровением — потребовалось несколько дней, чтобы хоть как-то примирить его с неожиданно открывшейся реальностью. Раньше альбинос был уверен, что все вороны совершают свой туалет таким же образом. Более того, стараниями матери он никогда не видел себя настоящего, и только красный оттенок глаз отличал его от других. Но, ни он сам, ни окружающие его птицы не обращали на это внимания.

В конце концов, белый ворон смирился с действительностью, а, скорее всего, только подумал, что смирился. Ежедневно он пачкал свое тело в угле и натирал его жиром, как учила мать.  В остальном его жизнь ничем не отличалась от жизни других подростков, а затем  и взрослых птиц.

Однажды, пробравшись украдкой к угольной куче, чтобы обновить маскировку, Рэм заметил там Рона — взрослого уважаемого в стае ворона, который тоже закрашивал углем посветлевшие места на теле и оперении.

В этот день у него словно открылись глаза. Рэм понял, что не является единственным мутантом среди исключительно темных ворон. С тех пор он стал внимательно следить за соплеменниками: кого-то он заметил возле угольной кучи, кого-то узнал по красному оттенку в глазах. «Конечно, нас  подавляющее меньшинство, но, все-таки, я – не один», — подумал белый ворон.  Тогда же  ему в голову пришла, на первый взгляд, нереальная  идея, которая требовала нескольких лет подготовки для своего воплощения.

Набравшись смелости, Рэм подкараулил Рона у угольной кучи и поделился с ним своим планом. Потом он встретился с другими мутантами и создал нечто вроде подпольной организации. Все белые вороны довольно быстро  заняли высокое положение благодаря помощи и рекомендациям старшего из них. Вся стая стала прислушиваться к белым воронам, совершенно об этом не подозревая.

Добившись выполнения первого пункта плана, альбиносы приступили ко второму – ввели в вороний лексикон непонятное слово «толерантность». Никто не знал, что это такое, но постепенно все привыкли, что толерантность – это хорошо, ради нее нужно жертвовать многолетними устоями. Вскоре любая ворона в стае была готова заклевать соплеменницу, если та не носилась с «новой ценностью» как с собственным яйцом.

Третий пункт плана, действительно, стал реализовываться, когда из яйца одного мутанта вылупился белый птенец. Его впервые не стали замазывать углем, а только выставили охрану у гнезда. Пока еще замаскированные альбиносы объявили птенца знаком свыше и анонсировали «Шествие толерантности» в его честь, на которое нужно было явиться с белым оперением.

Большинство птиц перед началом шествия  натерлись мелом, а горстка мутантов, которые и устроили эту вакханалию, наконец, вымылась и явилась в своем натуральном виде. Так, умело манипулируя общественным мнением, Рэм, которого в человеческом мире, вероятнее всего, назвали бы талантливым политтехнологом, добился исполнения своей мечты.

Отныне черные вороны в стае стали вторым сортом, а хорошим тоном считалось мимикрировать под альбиносов.  Благодаря новой моде уже никто не мог понять, сколько же в стае настоящих белых ворон.

Наступило смутное время. Старого вожака стаи, который давно одряхлел, прогнали, а вместо него выбрали Рона, как самого старшего и уважаемого из альбиносов. Теперь белые, а в основном, натертые мелом, птицы забивали своих темных соплеменников, не желающих перекрашиваться. Начались погромы, в которых утратившие рассудок птицы в кровавом экстазе разоряли гнезда своих сородичей. Стая пришла в полный упадок, ведя внутреннюю войну. Много ворон покинуло родную территорию, пытаясь прибиться к другим, но  большинство из них так и не нашли счастья на чужбине. Несмотря на то, что на новом месте они внешне ничем не отличались от местных обитателей, те все равно считали их  чужаками.

Белый вожак вместе со всеми словно впал в какое-то безумие, но однажды пелена с его глаз слетела. Он задумался о том, где же здесь хваленая толерантность, и кто дал право меньшинству диктовать свою волю большей части стаи. Ведь он хотел всего лишь добиться равноправия, не бояться, что когда уголь сотрется с его перьев, его просто забьют другие вороны. Всю ночь напролет он размышлял, задавал себе вопросы и искал на них ответы, но так и не смог понять, как же дошел до такого состояния.

Утром Рон собрал стаю и объявил, что обе окраски оперения отныне равны, а тот, кто нарушит этот закон, будет навеки изгнан. Рэм пытался помешать, крича: «Чего тебе не хватает? Ведь мы сейчас наслаждаемся властью! Ты ведешь себя как  наивный птенец!»

Предводителю было, что ответить своему оппоненту. После бессонной ночи он многое мог бы сказать о равноправии и справедливости, о совести и процветании стаи. И если ради общего блага ему придется пожертвовать интересами кучки мутантов, то он сделает это. И пусть кто-то посчитает его наивным птенцом – время рассудит.

Но вожак не стал вступать в полемику, потому что к счастью для большинства сейчас слышал только голос Мудрости.

Мари Лепс (Мария Древская) © Все права защищены.