🎃Ужасная юмореска🎃 Стивену Кингу
Лили слыла самым крохотным существом на улиточной ферме господина Жукьеда, что располагалась близ французского города… впрочем, называть которого я не стану, дабы не вызвать у нашего читателя лишнего к нему страха.
Малышке бы радоваться, но, воспитанная на определённых нравах и ценностях, она горевала.
— Ну, почему я не такая, как все? — не раз задавала она себе этот вопрос. — Маленькая и невзрачная? Никто меня не замечает…
Действительно, приходившие на ферму сборщики улиток в белых халатах и перчатках её не замечали, не подхватывали ловко с куста, не просовывали сквозь блестящее металлическое кольцо и не говорили громко: «Ого! Редкий экземпляр!» Нет, ничего подобного с ней не происходило, как бедняжка ни старалась привлечь к себе их внимание.
В то время как её сверстницы давно выросли и попали по распределению в самые лучшие рестораны города, Лили оставалась всё такой же замухрышкой, порою днями и ночами орошая подножий корм своими горькими слезами.
Поначалу, конечно, по совету пышнотелых подружек она пыталась себя откормить. Через не могу заталкивала себе в горло очередной листочек опротивевшей травы. Листочек не лез и даже поворачивал обратно. Лили выплёвывала его и, печально вздыхая, не спеша откусывала себе новый листочек, в душе, видимо, надеясь, что он будет покладистее и прямиком отправится в желудок к сотне других листочков. Надежды, как правило, не оправдывались.
Несколько раз на дню она подбегала к подружкам.
— Ну, как? — спрашивала она у них, — Я поправилась? Подросла?
— Неа, — окинув её с ног до головы, отвечали ей пышнотелые подружки, с аппетитом вкушая сочную после поливки траву.
Лили с завистью глядела на них, и ей казалось, что обедающие подружки растут прямо у неё на глазах. Растут ввысь и раздаются вширь.
«Сколько у них толстых, жировых складок! — с восхищением думала Лили и, оглядывая себя, непременно при этом вздыхала: — А у меня только одна натянутая, прозрачная кожица!» — и она уползала, несчастная, к себе и там давилась травой вперемешку со слезами…
Одна, правда, подружка, когда настала очередная пора сбора урожая и все моллюски буквально столпились на самом видном месте в ожидании сборщиков улиток, сжалилась над ней и взяла с собой.
— Ни на шаг от меня не отходи! — сказала Коко. — Я попробую протащить тебя.
Это были самые счастливые минуты в её жизни. Ах, как она ждала с подругой своего сборщика!
Праздничного настроения не испортили даже несколько насмешливых голосов дородных молодок.
— Эй, Коко! — кричали они. — Что за соплячка с тобой? Тоже, небось, в рестораны собралась?
Вокруг поднялся сплошной хохот.
— Не обращай внимания, — говорила ей Коко, — на этих глупых слизнячек. Им место в столовой!
В это время как раз появились сборщики улиток, и все моллюски кинулись к ним наперегонки, расталкивая друг друга, залезая на кусты и подпрыгивая.
— Мы тут! Мы здесь! — кричали они.
— Я гожусь для соуса а-ля Наполеон! — едва двигая своим неуклюжим, жирным телом, орала одна самка.
Бедная Лили только мечтала попасть в такую изысканную приправу. Скорее всего, её отдадут в какой-нибудь кабак на окраине города, сварят вместе с какими-нибудь остатками старых, залежалых моллюсков и сделают студень и подадут его на обычной тарелке какому-нибудь портовому грузчику, который будет закусывать им пиво на разлив. Но Лили была согласна и на это, лишь бы её взяли.
Не вытерпев, она сказала подруге:
— Может, тоже побежим?
— Нет, — отвечала Коко, — нам нужно дождаться своего сборщика. Поверь мне.
Так они ждали. Долго ждали. Кругом уже ходили белые халаты и с брезгливой дотошностью отбирали живой товар; и Лили услышала, как одна из глупых слизнячек, что потешались над ней, сказала другой:
— Пойдём, Кармен, к толстяку. Сдаётся мне, что не прогадаем.
Они тоже ждали своего сборщика.
Улитки поползли. На прощанье дородная Кармен обдала Лили высокомерной брезгливостью, словно та была помойным, гадким червяком, и они с подругой важной походкой поползли вперёд.
— Может, и нам податься к толстяку? — робко спросила у подруги Лили.
— Нет, — был ей ответ. — Нам надо дождаться своего…
Наконец, пришёл их сборщик улиток. Это был высокий худощавый старик в очках, в той же самой белой одежде, с пластмассовым ведёрком и железным кольцом. Подойдя к листочку, где они с Коко сидели, он прокашлялся в кулак и, низко наклонившись, спросил:
— Ну и кто у нас здесь нынче?
Коко ответила за себя и за подружку и попросила взять их обеих.
— Что вы, девчата, — отвечал им старик. — Никак не могу.
— Ну, пожалуйста, — умоляла Коко.
— Нет-нет, что вы? Если я возьму такую недомерку, господин Жукьед с меня три шкуры спустит! Смотрите, какая она маленькая, куда ей на праздничный стол!
— А если я голову вытяну? — чуть не плача сказала Лили. — Может, тогда подойду?
— Да нет, голубушка; я бы рад, да на глазок вижу большой недомер.
— А вы попробуйте: вдруг ошибаетесь.
Старик достаёт кольцо — точный измеритель улиточной зрелости, — и Лили проваливается в него с вытянутой шеей и ногами.
Расставание с Коко было недолгим. Подружки со слезами крепко обнялись, и старый сборщик, взяв Коко, ушёл восвояси…
Снова одна!
Так шли дни. Появлялись на ферме новые улитки, которые даже во младенчестве были больше, чем Лили. Лили горевала.
Нет, никогда, видно, ей не покинуть эту ферму!
Но вот однажды случилось чудо: на ферму нагрянул сам господин Жукьед, маленький, полный, с усиками, в чёрном дорогом костюме, шляпе и с тростью.
Он расхаживал по тропинкам, смотрел по сторонам, заглядывал под листики, предварительно приподнимая их своей тростью. За ним осторожно, на цыпочках шагали долговязый управляющий и несколько работников фермы, которые тряслись от страха и, казалось, совсем не дышали. Управляющий что-то лепетал.
Случайно или нет, но вскоре господин Жукьед натолкнулся на нашу героиню. Надо сказать, что он был человеком не то чтобы жадным, но увиденное его огорчило. Причём настолько, что он вскричал:
— Что? Недомерка! Это же убыток! Она должна хотя бы окупить себя!
Последние слова особенно напугали Лили: она не понимала, как она может окупить себя. Что ей для этого необходимо сделать? Если бы кто-нибудь ей сказал, то, разумеется, она бы из раковины вылезла, лишь бы окупить себя!
Управляющий что-то хотел объяснить господину Жукьеду, но со скандалом был уволен. Назначив нового начальника фермы, владелец сказал ему, сердито стукая указательным пальцем по трости:
— Чтоб через неделю улитка у меня выросла, иначе я вас всех уволю!
Приказ есть приказ, и Лили тотчас занялись. У неё появились самые лучшие корма, душ и массаж. Ей ставили музыку. Моцарта, Баха, Чайковского. Джаз, рок, металл. Читали Шекспира, Толстого, господи ты боже мой, Стивена Кинга!..
Ах, как бы она, Лили, хотела, чтобы великий король ужасов съел её, и съел живьём, как, она слышала, он любит это делать с противными креветками. Сперва он аккуратно двумя пальцами возьмёт её с фарфорового блюдца, поднесёт к своему лисьему рту, но прежде чем положить на кончик высунутого языка, заглянет ей в глаза и, быть может, скажет: «Привет, детка»; и она, краснея и смущаясь, ответит ему по-английски: «Привет, Стивен. Ты прекрасно выглядишь», или что-то в этом духе, что она непременно придумает на ходу… Господи, это была бы, пожалуй, лучшая смерть на свете!
Одним словом, улитку ублажали как могли, лишь бы она росла и прибавляла в весе.
Но Лили не росла и не прибавляла в весе. Персонал забеспокоился: отпущенная ему неделя была на исходе. Чтобы не доводить дело до разборки, решили позвонить хозяину. Так, мол, и так, подопечная не растёт и не прибавляет в весе, хоть увольняйте…
Встревоженный господин Жукьед не замедлил примчаться на ферму. Посмотрел: действительно, улитка ни на грамм не прибавила живого веса. Подумал и нашёл выход из положения.
— Ветеринара мне, живо!
Ветеринар явился уже с готовым шприцем для инъекции, и господин Жукьед сам делает Лили укол. Все смотрят, у улитки немного кружится голова и начинает просыпаться зверский аппетит.
— Следите за ней! — был отдан приказ.
Назначили дежурство, следили в оба, но однажды вдруг подросшая Лили исчезает. Все работники фермы засуетились, забегали, искали под каждым кустиком, но нигде пропавшей улитки найти не могли, так что пришлось набраться мужества и позвонить господину Жукьеду. Тот тоже искал, но безрезультатно.

Спустя некоторое время по городу поползли слухи о маньяке в наряде гигантской улитки, который врывается в рестораны и со словами: «Ну, съешьте, ну, съешьте меня!» — кидается на столы насмерть перепуганных посетителей.
Один пострадавший так описывает случившееся:
— Мы с деловыми коллегами отмечали сделку в тот день в ресторане… хорошо, не буду называть… когда появился этот маньяк. Он подбежал к нашему столу и закричал каждому из нас (нас было трое): «Ну, съешьте, ну, съешьте меня!» Потом он прыгнул к нам на стол и переломил его пополам. Мы разбежались. Причём мы убежали из ресторана последними. Я, честно признаюсь, после этого, не знаю, как сказать, зарёкся есть улиток!
А другая дама говорила:
— Я сперва подумала, что нас с подружками разыгрывает мой кузен Фелисьен, который любит наряжаться во всякие тряпки, но потом, к моему ужасу, он сказал, что в тот вечер был совершенно на другом конце города в образе рождественской индейки…

Вскоре после того господин Жукьед разорился, потому что никто — ни рестораторы, ни их посетители — не хотели иметь дело с деликатесным, как его прозвали, маньяком и перестали заказывать улиток. Ферма опустела и была продана за долги с молотка. Теперь там заместо моллюсков разводят кроликов, и новый владелец, господин Мясообжорро, уже сейчас принимает заказы и обязуется доставлять в кратчайшее время прямо к вам на дом готовых кроликов. Курьеры с длинными ушами — отличительный знак его компании — уже разъезжают по городу.
Ну что ж, пожелаем ферме господина Мясообжорро процветания, и, конечно, чтобы с ней не случилась такая же трагедия, как с улиточной фермой господина Жукьеда.

Сейчас я съем свой бифштекс, выпью чай с молоком и, пожалуй, допишу рассказ. Ведь всем интересно узнать, что стало с Лили… Но что это? Глядите: у котлеты появились глаза, челюсти… Лапы! Да это же мясной монстр! Господи, кто-нибудь спасите несчастного автора!

Конец
Урал 2016 г.

© Нил Марсиани