В Тридесятой столице шумно и весело, ярко и разудало творилась ярмарка.

По рядам, сквозь пеструю толпу народа, пробирались двое — желтоглазый мужчина и бледный старик. Мужчина деловито осматривал прилавки, любовался товарами, подмигивал продавщицам. Старик недовольно морщил крючковатый нос, по сторонам почти не смотрел, а с людьми старался не соприкасаться. Впрочем, на старике был такой заношенный, потертый, а местами даже порванный кафтан, что нарядные прохожие сами его обходили.

Мужчина ненадолго задержался перед высоким шатром. Шатер был сделан из темного блестящего шелка и расшит серебряными звездами и загадочными символами, а пах незнакомыми благовониями — короче, вид имел самый интригующий. У входа стоял, толкаясь локтями, народ.

— В чем дело? — сварливо поинтересовался старик.

Мужчина, поизучав некоторое время шатер и послушав, о чем говорят в толпе, сообщил:

— Здесь дает представление заморский чародей. Обещает представить вниманию почтенной публики чудеса появления материи из ничего.

Заметив скептический взгляд своего спутника, мужчина пояснил:

— Будет доставать из пустой шляпы кроликов, голубей, хомячков…

Старик заинтересовался было, но, бросив взгляд на внушительный ценник, намалеванный у входа, с достоинством прошествовал мимо.

— И правильно, — пожал плечами мужчина. — Насколько я понимаю, обычный шарлатан. Обман зрения и ловкость рук.

— Я без всякого обмана зайца могу материализовать. Кроме того, на шатре у него написана абракадабра, — не останавливаясь, ответил старик.

— Заклинание? — уважительно переспросил мужчина.

— Чушь, — отрезал старик. — Таких и символов-то не существует.

Спутники направились дальше, мимо каруселей, скоморохов и лотков со сладостями. Вокруг сновали восторженные дети. Их преследовали распаренные и растрепанные мамаши. Выбравшись из этой суматохи, двое свернули к одежным рядам.

Здесь было поспокойнее, только у одного прилавка толпилась малышня. Неодобрительно зыркнув, старик хотел проследовать дальше, но неожиданно застыл на месте.

Среди прилавков со всякого рода облачением этот выделялся, словно нарядный гриб мухомор рядом с невзрачными опятами. Торговцу, похоже, не хватило места в ряду с детскими товарами и пришлось встать немного в стороне. Ларек заполняли яркие игрушки, забавные куклы и звонкие свистульки. Ребятня завороженно следила за владельцем всех этих чудес, который как раз демонстрировал расписных матрешек — доставал их одну из другой и выставлял на прилавок. Старик замер рядом, не отводя от них глаз.

— Что, ни разу матрешек не видел? — насмешливо спросил мужчина.

— Интересное зрелище, — не сразу ответил старик.  — Хотя принцип действия несложный.

— Красивые, — согласился мужчина.  — Купишь?

Старик очнулся, покрутил головой, увидел ценник, побледнел до синевы и торопливо зашаркал дальше.

— Вот не зря про тебя говорят, что ты над златом чахнешь, — восхищенно протянул мужчина. — Откуда в тебе столько жадности, старче? Твоих денег хватит, чтоб всю ярмарку скупить.

— Сергей, мы здесь по делу, — твердо ответил старик, приближаясь к прилавку с добротными кафтанами.

Недолгое время спустя они уже пробирались к выходу. Старик с непреклонным видом топал впереди, Сергей, бранясь, следовал за ним.

— Дорого ему! И что ты делать будешь? В рванье ходить? Кощей Бессмертный, главный колдун Тридесятого леса! Скряга!

— В рванье ходить — это не комильфо, — подумав, высказался Кощей. — Веди меня, Сережа, к продавцам иголок. Уж кафтан зашить я как-нибудь сумею.

— Зашьешь ты, как же, — недоверчиво ответил его спутник, поворачивая к прилавку с пяльцами, веретенами и мулине.

Пару недель спустя Кощея отвлек от работы какой-то шум. Выглянув из окна, он увидел крупного волка, скребущего дверь мощными когтями. Охнув, колдун бросился открывать.

Зверь вбежал внутрь, ударился оземь, превратился в Сергея и подмигнул старику.

— А дверь зачем было портить? — хмуро вопросил тот.

— На ней и не видно, — беззаботно отмахнулся оборотень. — Ну что, будешь добра молодца кормить-поить? Время обеденное.

— Я старый холостяк, — мрачно изрек Кощей. — Глазунью себе пожарю — и сыт. Ты поесть зашел?

— Не откажусь, — заявил Сергей, — хотя я к тебе с другой просьбой. Зацепился я где-то и ворот оборвал. Иголкой не снабдишь?

Кощей молча пошел вглубь своего логова. Сергей последовал за ним, попутно отмечая, что ветхий кафтан украшают несколько свежих пятен. И ни одной заплатки.

Старик подвел гостя к солидному кованому ларцу. Сергей ожидал, что Кощей примется долго и бестолково в нем копаться, но колдун хитро улыбнулся, отступил в сторону и откинул крышку.

Оборотень вынужден был отпрянуть — из сундука на него прыгнул оскалившийся волк. Не успел Сергей изготовиться к схватке, как волк, приземлившись, рассыпался разноцветной пылью, а на его месте остался белоснежный заяц. Животное подергало носом, почесало лапой за ухом, а потом судорожно икнуло. Пушистая шкурка бессильно опала на пол, из нее, переваливаясь, выбралась утка, напыжилась и с громким треском лопнула, оставив после себя пару перьев и крупное яйцо.

Пораженный Сергей уставился на Кощея. Старик гордо улыбнулся и снизошел до объяснений:

— Видишь —  воплощать зверей и птиц из ничего я лучше всякого заморского чародея могу. Правда, на мой взгляд — волк смотрится эффектнее хомяка… Ну а по поводу матрешек я тебе еще в тот раз все сказал. Принцип действия тут элементарный.

— Эффектно, с этим не поспоришь, — пришел в себя Сергей. — Особенно, когда он  неожиданно на тебя выпрыгивает. И взорвавшаяся утка хороша. Мне понравилось твое новое изобретение — хоть такая память о ярмарке, раз уж ты отказался делать покупки… Но позволь заметить, что я просил иголку.

— А, точно, — согласился старик, подобрал яйцо, лихо разбил его о край сковороды и выудил из скользкой массы иглу. Протянул ее оборотню и, довольно напевая под нос, направился к плите.

© Анчутка — — — Дневники.Онлайн

Глава 2.

Вечерело. Солнце катилось к краю небосвода, дневная жара спадала. Розовеющие лучи летнего солнца освещали купеческий дом. Дом был добротным и просторным, в два яруса, но внимательный взгляд мог заметить, что постепенно строение ветшает. Когда-то яркая краска потускнела и местами облупилась, резные наличники кое-где потрескались, навес над крыльцом просел. По хозяйству тут управлялись пятеро женщин, и приводить жилье в порядок было некому.

Из дверей дома показалась молодая русоволосая девушка с туеском. Быстро перейдя двор, она скрылась в дверях курятника, откуда немедленно донеслось возмущенное квохтание обитателей, не желающих добровольно отдавать честным трудом снесенное. Через некоторое время рекетирша показалась снова, поставила наполненный яйцами туесок на крыльцо и подошла к воротам.

Девушка довольно долго всматривалась вдаль. Дорога, проходя мимо ворот дома, сворачивала за соседние постройки, уводила за пределы города, шла краем леса и окончательно скрывалась за холмом. Вдалеке виднелась скрипучая крестьянская телега. Больше на дороге никого не было.

— Васька! — раздалось от крыльца.

Девушка вздохнула, прикрыла створку ворот и задвинула засов. Мачеха подняла туесок и скрылась в доме. Василиса последовала за ней.

Первые годы после женитьбы на Прасковье дела купца шли хорошо. Новая супруга и в самом деле оказалась женщиной надежной и порядочной, хозяйство вела умело, о девочках заботилась, но держала в строгости. Купец без опаски оставлял на нее дом и уезжал по торговым делам, которые тоже спорились. Благосостояние семьи росло, и мужчина начал задумываться о расширении своего предприятия. Как-никак, на его попечении было теперь трое девочек, которых предстояло когда-то выдать замуж, снабдив достаточным приданым. Несколько его коллег в столице успешно торговали заморскими пряностями, украшениями, тканями и прочими диковинами. Мужчина, порасспросив знакомых, выяснил, что закупаться всем этим на месте гораздо выгоднее, чем приобретать у перекупщиков. Далекие поездки, правда, были небезопасными, однако риск того стоил. Набрав людей себе в охрану, отец Василисы договорился с владельцем корабля, закупил провиант, собрал товары и отбыл.

С тех пор прошло уже три года. О купце не было ни слуху, ни духу. Прасковья, поначалу терпеливо ожидавшая возвращения мужа, по истечении условленного срока ожидания отправилась в столицу и принялась расспрашивать тамошних дельцов, промышлявших заморской торговлей. Добралась она и до мореходной компании. Все усилия оказались тщетными — корабль вместе с капитаном, командой и пассажирами бесследно пропал. Осторожными намеками ей дали понять, что если никаких известий нет, надо готовиться к худшему. Очевидно, ее муж сгинул в морской пучине.

Вернувшись домой, дважды вдова немного погоревала, а потом задумалась об их дальнейшем житье-бытье.

Отправляясь в путь, купец позаботился о том, чтобы оставить домочадцам средства на прожитье. Однако дорога ему предстояла долгая, провоз груза стоил денег, различные въездные пошлины — тоже, и кроме того, надо было позаботиться о запасе на случай, если свои товары он продаст за морем дешевле, чем рассчитывал. Помимо прочего, отсутствовать купец рассчитывал максимум год. Денег у Прасковьи оставалось немного.

Распустив набранных за предыдущие удачные годы слуг, женщина оставила только преданную Марфушу, согласившуюся работать за стол и кров, распродала остатки товаров, закрыла лавки, на вырученные средства закупила ниток и пряжи и усадила девчонок за работу. Последний год семья существовала исключительно за счет продажи рукоделия. Настасья, старшая дочь вдовы, хорошо вязала, Агафья специализировалась по кружеву. Сама Прасковья пряла пряжу, закупала материалы и продавала готовый товар. Васька, в основном, управлялась по хозяйству. Любая домашняя работа спорилась в руках Василисы — посуда была отмыта до блеска, белоснежное белье хрустело крахмальными краями, каша получалась рассыпчатая, а тесто — пышным. Эти заботы не отнимали у девушки много сил и порой даже казалось, что порядок и чистота воцаряются как бы сами собой. Однако с рукоделием у девушки не ладилось. За что бы она не взялась, дело не шло. Пряжа, начатая накануне, к утру покрывалась колтунами, вязанье получалось неровное и косое, кружево запутывалось так, что распустить нитку не представлялось возможным. Единственным стоящим упоминания результатом ее усилий была та самая кукла, сшитая под руководством матери и бережно хранимая. Помаявшись какое-то время с неумелой падчерицей, Прасковья махнула рукой на безнадежную затею и поручила девушке работать по хозяйству. Василиса с готовностью согласилась — все в семье понимали, что времена настали непростые. Освобожденные от домашних дел сестры корпели над рукоделием, не разгибая спин, а Васька и Марфуша хлопотали на кухне и во дворе.

Войдя в дом, Прасковья поставила на стол туесок и заглянула в горницу. Дочери усердно работали. Вдова в который раз с тоской подумала, что теперь уж ни о каком удачном замужестве девушек нет и речи. Дело было не только в отсутствии приданого. Старшая, Настасья, еще могла рассчитывать выйти замуж за человека достойного, став после свадьбы хозяйкой в купцовом доме. Но что делать после этого остальным? Для матери допустимо было остаться при семье дочери, а вот Агафье с Василисой пришлось бы стать приживалками. Ходили бы они тогда по родному дому, не смея головы поднять и лишний раз на глаза показаться, куском бы себя попрекали… Нет уж, живут они четверо — сами себе хозяйки, и ладно.

***

Василиса прибиралась на кухне после ужина. Управившись с посудой, протерла стол, убрала остатки каши в печь и смела сор с пола. Оглядевшись — не видит ли кто, девушка воровато шмыгнула за печь и достала из потайного закутка заветную куклу.

С того самого случая, как игрушка напугала их с Агафьей, Василиса старалась куклу никому не показывать. Все-таки — единственная память о матушке, а если кто из сестер, опаски ради, в печь ее кинет? Да и негоже почем зря людей пугать. Прошло уже много лет, и Василиса убедилась, что в тот раз им с сестрой не померещилось и кукла действительно непростая.

Как-то раз, вскоре после смерти матери, она играла с куклой во дворе. Время было полуденное, мачеха с сестрами отдыхали от зноя в доме. Ворота, по дневному времени, были приоткрыты. Внезапно с улицы, со стороны рынка, послышался нарастающий шум и топот. Девочка любопытно подняла голову. Ворота распахнулись и во двор взбежал всклокоченный человек. Шум погони приближался. Дико оглядевшись, человек бросился к девчонке и схватил ее за шею.

Василиса даже не успела испугаться. Глаза куклы полыхнули алым, и человек, воя и тряся руками, закрутился на месте. На крик выскочила из дома Прасковья и заголосила, созывая народ. В ворота ввалились стражники, скрутили супостата и увели в острог. Позже выяснилось, что этот мужчина, торгуясь за штуку ткани, внезапно разъярился и ударил торговца ножом. Видно, предположила рассказывающая это за ужином Прасковья, он надеялся, что сумеет схватить Василису и ради жизни девчонки ему дадут уйти. Хорошо, что сделать этого он не успел и подмога подоспела вовремя.

Василиса благоразумно помалкивала. Куклу она надежно спрятала за печь.

В другой раз девочкам предстояло отправиться в лес набрать ягод. Следуя за сестрами по исхоженным полянкам, Василиса увлеклась и не сразу сообразила, что больше не слышит их голосов. Ее окружал лес, темный и незнакомый. Хотя отойти далеко девочка не успела, сориентироваться, в какой стороне опушка, никак не получалось. Аукнув несколько раз, Васька не услышала ответа и приуныла. Искать-то ее придут, да только когда? День клонился к вечеру, под деревьями смеркалось, и очень хотелось есть. А еще — попадет от батюшки, который строго-настрого запретил отставать от сестер.

Достав из кармана передника куклу, девочка внимательно на нее посмотрела и пошла по полянке. Вдруг глаза ее любимицы ярко заблестели. Убедившись, что это не случайный отблеск света, Василиса осторожно пошла через лес, ориентируясь по кукле, как опытный мореход по компасу. Вскоре она услышала знакомые голоса и как ни в чем не бывало присоединилась к сестрам, предварительно упрятав игрушку обратно.

Поняв, что кукла — не только памятка о маменьке, но и мощный оберег, защищающий от бед, девушка завела привычку тайком брать ее с собой повсюду. С той поры она не раз вызволяла Василису из неприятностей.  Последний случай произошел совсем недавно. На прошлой неделе, возвращаясь из лавки, девушка свернула в переулок и оказалась перед огромным разъяренным псом. Зарычав, зверь кинулся на нее, но тут же стушевался, поджал хвост и смущенно отошел в сторону, давая Ваське дорогу.

Сейчас девушка убедилась, что мачеха ушла спать, а сестры заняты в светлице рукоделием,  посадила куклу у печи и поставила перед ней блюдце с молоком. Это обыкновение было давней традицией и сложилось несколько лет назад. После того случая с разбойником, решив отблагодарить свою защитницу, девочка тайком унесла в свою комнату остатки ужина и по-детски наивно поставила их перед игрушкой. Проснувшись поутру, она с радостью увидела, что еда исчезла. Еще раз уверившись в том, что кукла у нее не простая, а волшебная, Васька старалась каждый вечер порадовать ее вкусным кусочком. Просыпаясь раньше всех, она успевала спрятать оберег до того, как его увидят домочадцы.

***

На следующий день Прасковья объявила, что собирается в столицу. От знакомых рукодельниц она узнала, что тамошний умелец придумал диво дивное — веретено, которое приводится в движение ногой, благодаря чему руки пряхи остаются свободными и работать удобнее и быстрее. Представить такое Прасковья себе не могла, тем более, что на вопрос, как же крутить веретено ногой, соседки разводили руками и непонятно отвечали: «с помощью колеса», но по слухам, изобретение ускоряло процесс в несколько раз. Стоила такая прялка недешево, однако вдова была готова раскошелиться за возможность прясть ловчее и больше и тем самым увеличить в перспективе доход. Дело было за малым — предстояло самолично убедиться, что чудо-веретено и вправду действует, да научиться на нем работать. С этой целью и предстояло женщине отбыть в стольный град. Выяснилось, что сегодня туда отправляется сосед, с которым Прасковья и договорилась о поездке — свою лошадь они давно уже продали за ненадобностью. Наказав дочерям, чего и сколько им за неделю надо сработать, женщина обратилась к падчерице:

— Василиса, ты садись за веретено. Пусть по дому пока управляется Марфа. Мне к завтрему четыре клубка пряжи заказали, а я за утро только один спрясть успела. Придется тебе помочь, больше некому.

Васька покорно кивнула. Уж три клубка до завтра она как-нибудь осилит, главное — не торопиться.

Проверив еще раз, все ли в порядке дома и в хозяйстве и достаточно ли у дочерей материала для работы, Прасковья собрала вещи, взяла денег на дорогу, прожитье и покупку прялки и уехала.

Девушки, пообедав и передохнув, принялись за работу. Настасья уселась к самому окну, вязать огромный пуховый платок. Агафья принялась за кружевной воротник для воеводиной дочери. Василиса покрутила в руках веретено, собралась с духом и закрепила на лопаске кудель. Рядом лежал клубок мачехиной пряжи — ровной, аккуратно смотанной. Ничего, подумала девушка, если постараюсь, получится так, что и не отличишь. Кроме того, девушка давно заметила, что если она прядет, не делая долгих перерывов, нитка получается ровная, зато уж если остановится ввиду позднего времени и отправится спать — пиши пропало, поутру все будет испорчено, поэтому решила не спешить, прясть аккуратно и сидеть за работой хоть до рассвета.

За разговорами время для девушек летело незаметно. Вот спустился вечер, и Марфуша позвала ужинать. Поев, рукодельницы вернулись в светелку и продолжили работу при свете лучины. Постепенно начала сказываться усталость, попеременно кто-нибудь позезывал, но отправляться спать девушки не торопились. Однако беседа сама собой утихла и каждая сосредоточилась на своем рукоделии.

Через некоторое время Василиса заметила, что лучина начала мигать. Потянувшись снять нагар, девушка неловко покачнулась, взмахнула руками, и огонек на лучине вспыхнул и погас. Комната погрузилась во тьму.

— Тьфу ты, Васька, вот же руки-крюки, — с досадой воскликнула утомленная работой Настасья. — Немного же осталось довязать! Хоть тебя совсем к рукоделию не подпускай!

— Я сейчас принесу уголек, — виновато ответила Василиса.

— Захвати тогда и кусок пирога, — оживилась Агафья. — Как раз и перерыв сделаем, а то уж спина не разгибается.

Сестры, кряхтя и охая, поднялись и принялись разминать затекшие поясницы, а Василиса побежала на кухню.

Там ее ждал неприятный сюрприз. Печка давно остыла, и уголька для розжига лучины взять было неоткуда.

Озадаченная Василиса хотела было вернуться в комнату и сообщить сестрам, что на сегодня, похоже, работу придется закончить, но на пороге остановилась, услышав приглушенные голоса.

Не собиравшаяся сначала подслушивать Васька бесшумно проскользнула к неплотно прикрытой двери и навострила уши — само собой получилось. Настасья и Агафья вполголоса что-то обсуждали.

— Сама слышала, соседка давеча говорила матери, что она ведьма была! — возбужденно шептала Агафья.

— Не болтай, — недоверчиво гудела Настасья.  — Какая там ведьма! Ведьма разве смолоду может помереть?

— Про это не знаю, — настаивала младшая сестра, — а только и с Васькой дело нечисто. Как вспомню куклу ее, так в дрожь и бросает! Глаза горели, как уголья, рожа жуткая…

— Померещилось тебе, — лениво зевнув, ответила старшая. — Где теперь та кукла? Давно уж выкинули, поди, а какая ведьма с колдовским предметом добровольно расстанется?

— А вот и не выкинули! — торжествующе воскликнула Агафья, и продолжила чуть слышно: — я ее видала третьего дня… Проснулась спозаранку, да и зашла на кухню воды испить — а она сидит у печи, смотрит на меня, а глазищи страшные…

— И горят, как уголья? — скептически предположила ее сестра.

— Гореть не горели, — подумав, признала младшая. — Только перед нею стояло блюдце с остатками молока, словно она его оттуда лакала… Жутко… Говорю я тебе — ведьма Васька! Вот не зря же у нее в руках ни одно рукоделие не спорится… Слышала я от старух, мол, ведьма ни прясть, ни вязать не может — сторонится ее добрая шерсть…

— Ну третью кудель она как-никак начала, — резонно возразила Настасья. — Видишь — прядет.

— Посмотрим еще, что утром будет, — таинственно ответила Агафья. — Собственными глазами видела я в прошлый раз — поутру вся пряжа в узелки у нее завязалась!

— Посмотрим, — покладисто согласилась Настасья.

Василиса слушала сестер, ни жива, ни мертва. Тихо и медленно отойдя от светлицы, она двинулась было к выходу, потом что-то вспомнила, прошмыгнула на кухню и выхватила из-за печи куклу. Прижав свою любимицу к груди, девушка прокралась к двери, чутко прислушалась — не идет ли кто? — и выскользнула во двор.

Встревоженные долгим отсутствием Василисы, сестры спустились вниз, но ни в доме, ни во дворе ее не обнаружили. Вернувшаяся спустя неделю Прасковья застала зареванных дочерей, которые знать не знали, куда делась ее падчерица. Агафья, правда, заикнулась было о каких-то ведьмах и полетах на метле, но Настасья тут же цыкнула на сестру. Вдова строго посмотрела на обеих, на всякий случай убедилась, что метла на месте, а потом тяжело вздохнула, поставила завернутую в ткань прялку в горнице, строго-настрого запретила трогать обновку и отправилась к начальнику городской стражи.

© Анчутка — — — Дневники.Онлайн

Не чета ведовству

Глава 1.

Небольшую чистую комнату ярко освещало солнце. Обстановка была аскетичная — маленький столик с кувшином и кружкой, табуретка, сундук у стены и кровать, придвинутая изголовьем к окну. На кровати, укрывшись цветным лоскутным одеялом, дремала изможденная женщина.

Дверь комнаты приоткрылась и внутрь тихо прошмыгнула девочка. Беззвучно подошла к кровати, уселась на табуретку и стала ждать. Солнечный свет играл в золотисто-русых волосах. Серые глаза внимательно наблюдали за кружащимися в лучах пылинками. В доме царила уютная послеобеденная тишина.

Постепенно солнечные лучи переместились на кровать, и потревоженная их светом женщина заворочалась. Девочка встрепенулась.

— Пить, — послышался слабый голос.

Девочка подбежала к столу, налила из кувшина воды и подала больной. Женщина сделала несколько неуверенных глотков и откинулась на подушку. Поняв, что она уже проснулась, девочка принялась хлопотать по хозяйству: встряхнула одеяло, притащила ведро и тряпку, протерла полы. Потом забрала кувшин и наполнила его свежей прохладной водой, спустившись во двор к колодцу. Все это время женщина молчала, задумавшись о чем-то и тяжело дыша, а когда девочка принесла миску с еще теплой кашей, очнулась, покачала головой и спросила:

— А отец?..

— Он по торговым делам в город уехал, — ответила девочка. — Мам, поешь…

— Нет, дочка, — слабо улыбнулась женщина. — Дай мне лучше свежей водицы.

Напившись, женщина вернула дочери кружку и переспросила:

— Так мы в доме одни?

— Марфуша снедь приготовила и ушла, — подтвердила девочка.

— Давай-ка продолжим шитье, — помолчав, произнесла больная.

Девочка послушно подошла к сундуку, с натугой приподняла крышку и извлекла из него разноцветные лоскутки, иголку и катушку ниток.

— Покажи-ка мне, что там у нас получилось, — попросила ее мать.

Результат их работы представлял из себя продолговатую болванку из светлой ткани, туго перетянутую в одном месте ниткой. Отдельно лежало что-то, похожее на платье из лоскутов, причем из рукавов торчало нечто, отдаленно напоминающее весьма и весьма условные ладошки. Совместив оба фрагмента, можно было получить заготовку куклы, правда, без волос и лица, а также без ног — отсутствие последних, правда, скрывал длинный подол платья.

Женщина покрутила куклу так и сяк, нахмурилась и снова о чем-то задумалась. Потом попросила дочку принести из сундука разноцветную пряжу и, прикладывая ее к голове куклы, придирчиво выбрала цвет волос. Девочка тем временем вдела нитку в иголку и взяла лоскуток, но женщина жестом остановила ее.

— Принеси ножницы, дочка, — велела она.

Аккуратно разрезав пряжу, мать протянула пучок нитей девочке. Та непонимающе смотрела на нее.

— А ножки? Ты ведь говорила, что голову украсим в самом конце…

Женщина тяжело вздохнула и отвела глаза. Потом улыбнулась дочери:

— А мне стало интересно, какая она у нас получится… Давай украсим сейчас и посмотрим?

Девочка, сопя, принялась за шитье. Мать подбадривала ее: «Помнишь, как я тебе показывала? Вот так…», а потом негромко, но уверенно запела. Слов песни было не разобрать, но мелодия навевала мысли о древней старине, глухих лесах и неведомых, нечеловеческих силах.

Песня закончилась одновременно с работой. Аккуратными стежками девочка обозначила рот и нос куклы и отдала заготовку матери. Та медленно, словно нехотя, вытащила из-за пазухи нитку бус, сжала их в руке и с неожиданной силой рванула. Черные блестящие бусины запрыгали по полу. Женщина разжала кулак, посмотрела на ладонь. Две бусины поблескивали на ней. Женщина отстранила дочь и потянулась за иголкой:

— Это я пришью сама…

Солнце почти скрылось за крышами соседних домов, комната постепенно погружалась во тьму. Кукла сидела на кровати, сверкая глазами. Девочка и женщина были неподвижны. Через некоторое время больная, утомленная работой, задремала. Девочка тихо поднялась, взяла куклу и принялась баюкать, мурлыча под нос колыбельную сразу для обеих.

На небе появились уже первые звезды, когда во дворе скрипнули ворота. Девочка встала, нежно поцеловала спящую мать и отправилась вниз, встречать отца.

 

***

Родня, приглушенно прощаясь, тянулась к выходу. Служанка убирала со стола. Хозяин дома, высокий плечистый мужчина с окладистой бородой и усталыми глазами, стоял у двери, провожая гостей. Последний из них похлопал хозяина по плечу, пробормотал: «Ну, держись, кум», и ушел.

Мужчина постоял немного в одиночестве, послушал доносившееся с кухни бряканье — служанка мыла посуду, потом запер дверь и горько вздохнул.

— Да уж, держись… — произнес он и пошел вверх по лестнице.

В опустевшей комнате на табуретке съежилась заплаканная девочка. К себе она крепко прижимала тряпичную куклу.

— Шла бы ты спать, Василиса, поздно уже, — сказал он ей и тут же подосадовал на себя — слова прозвучали слишком строго. Не умеет он обращаться с детьми. Вот торговать — пожалуйста, это у него получается хорошо. А дочкой всегда занималась жена…

Девочка без возражений поднялась, однако в свою комнату не пошла — юркнула под лоскутное одеяло и свернулась в клубочек. Мужчина потоптался рядом, неловко погладил дочь по светлым волосам, задул лучину и снова спустился вниз. Плеснув себе браги, он уселся за стол и тяжело задумался. Мысли катились неохотно и неуклюже и почему-то напоминали тяжелые валуны. Он всегда быстро соображал, если дело касалось товаров, перевозчиков, цен. Сейчас было непонятно даже, с какого конца приниматься за размышления.

После двух кружек браги ситуация изменилась, и мысли забегали резво, словно жеребята. Как и жеребята, они сталкивались и хаотично метались, а у некоторых даже разъезжались ножки. Этот образ мужчине понравился больше, но увы, ситуацию решить не помогал.

Купец потряс головой. Проблема встанет перед ним в полный рост уже через неделю. На это время он планировал поездку с товарами в отдаленную часть царства, которая могла затянуться надолго. Оставлять девочку одну неизвестно насколько нельзя. С собой брать тоже невозможно — тяготы и опасности пути не для ребенка. Наемная нянька — чужой человек, и если он задержится надолго или вовсе не вернется — что станет с дочкой? Родни ни у него, ни у жены нет…

На этом месте размышлений перед изрядно захмелевшим внутренним взором мужчины предстала одна из соседок. После некоторого раздумья купец пришел к выводу, что это как-то связано со словом «жена». Жена, конечно, и о ребенке бы позаботилась, и дом бы в порядке содержала… Только где ее взять? Мужик печально вздохнул и подлил еще браги. Образ соседки померк, и взамен хозяину дома привержилась родственница знакомого купца. Смутно догадываясь, что подсознание отчаянно пытается на что-то ему намекнуть, мужчина залпом допил содержимое кружки, крякнул и осел на пол.

Наутро оказалось, что его интеллектуальные усилия не прошли даром. Голова купца трещала, но идея, блуждавшая в его мозгу накануне, сейчас достигла своей цели и предстала наконец перед ним целиком и полностью. Мужчина умылся, хватил огуречного рассола, переоделся и нетвердыми шагами направился на соседнюю улицу, где в небольшой лавчонке торговала пряжей, вязаньем и кружевом вдова средних лет. Среди покупателей она слыла женщиной небогатой, но порядочной и честной. Помимо этого, вдова имела двух дочерей, и это позволяло надеяться, что с детьми обращаться она умеет.

 

***

Свадьбу, конечно же, играть не стали. Какая уж тут свадьба. Вдова, впрочем, на этом и не настаивала. Дошли до управы, объявили, что являются теперь супругами, подмахнули бумаги и отправились восвояси. Обстоятельства не располагали к шумным застольям, кроме того, время поджимало и проблем было достаточно. До отъезда было необходимо уладить все вопросы с документами на имущество и об опеке над девочкой, перевезти вещи вдовы и ее дочерей и разместить всех на новом месте. Не давали отдохнуть и собственные дела купца, которому нужно было еще собрать свои вещи, перевезти и погрузить товар, оплатить его транспортировку. В этой суете поговорить с дочкой времени почти не было. Перед самым отъездом мужчина поднялся по лестнице к девочке, которая с того самого дня так и оставалась наверху, выходя в общую комнату только поесть и помочь, если просили. Василиса сидела на кровати, держала на коленях куклу и смотрела в окно. Услышав шаги, она повернулась и серьезно взглянула на вошедшего.

Купец, не зная, как начать разговор, походил по комнате, помолчал и наконец присел на табурет.

— Прасковья — хорошая женщина, — сказал он. — Она и за хозяйством присмотрит, и о тебе позаботится.

Помолчали. Неожиданно девочка слегка улыбнулась и взяла отца за руку.

— Я понимаю, — ответила она.

 

***

После отъезда купца царившая в доме суматоха постепенно улеглась. Медленно, но верно усилиями вдовы повсюду устанавливался порядок. Со временем были разобраны привезенные ею с собой вещи, для всего нашлось свое место. Подумав, Прасковья не стала отказываться от помощи служанки, поскольку в одиночку вести хозяйство в большом доме, имея на руках троих детей, ей было сложно, и Марфушка привыкла к новой хозяйке. Девочки тоже привыкали друг к другу. Случались, конечно, и ссоры. В один из первых вечеров в новом доме Агафья, младшая дочка вдовы, хотела поиграть тряпичной куклой, и, получив на свою просьбу отказ, попыталась отобрать игрушку силой. Превосходя дочку купца ростом, возрастом и весом, она выхватила куклу у нее из рук и торжествующе показала язык:

— Крыска-Василиска!

В следующий миг обе завизжали и шарахнулись в стороны. Игрушка отлетела на пол. Агафья, подвывая, скатилась по лестнице, а Василиса задержалась в дверях и медленно обернулась. Лежащая бесформенной грудой на полу кукла ничем не привлекала взгляда, но девочка могла поклясться, что секунду назад ее глаза засветились, словно огоньки на конце лучины. С опаской приблизившись, Василиса подняла игрушку, уложила на кровать, бережно прикрыла одеялом и спустилась вниз. Агафья о чем-то шушукалась с сестрой. Обе недобро покосились на Василису, но вскоре испуг отступил, а обида забылась, и пару дней спустя они  уже играли втроем.

Времени для игр, правда, было немного. Вдова, женщина сурового вида и твердых принципов, считала, что к работе по хозяйству надо привыкать с малолетства, и справедливо распределяла между девчонками посильную помощь по дому. Вечерами она учила своих дочерей  рукоделию, полагая, что, независимо от достатка семьи, такие умения лишними не будут. Василисе, как самой младшей, дозволялось покамест наблюдать. Девочка сидела в светлице и слушала перестук спиц и жужжание веретена. Куклу после того случая она с собой вниз не брала, но, едва поднявшись в свою комнату, прижимала любимицу к груди, и, бывало, что-то тихонько ей нашептывала.

(Продолжение следует…)

© Анчутка — — — Дневники.Онлайн

Сказка о свирепом чудище

На краю деревни, у самой границы с лесом, стояла покосившаяся избушка. Крыша у нее в нескольких местах прохудилась, полы скрипели, сруб потемнел и обветшал. Избушке было лет сто, а может, и все двести. Никто из ныне живущих поселян Светлоборья не помнил, когда ее возвели. Об этом не знали и ее обитатели — пожилая супружеская пара. Поговаривали, что в незапамятные времена в этой избе обитала настоящая ведьма — а, впрочем, чего только люди не болтают! Во всяком случае, уже много лет загадочная недвижимость ничем людям не досаждала, и только вызывала молчаливое изумление своей жизнестойкостью и нежеланием окончательно разваливаться на куски.
Этим теплым весенним днем труба избы курилась легким дымком. На шаткое крылечко выглянул седобородый мужичок и добродушно прищурился на солнышко. Жена мужичка хлопотала по хозяйству. Супруги жили небогато, но довольствовались малым и в деревеньке слыли четой благонадежной.
Перед избой пробивалась невысокая травка, деревья Тридесятого леса зеленели молодой листвой. Мирно щебетали птицы. Мужичок прикинул, что пора бы договориться с соседом о поездке в город, прикупить необходимое — запасы по весеннему времени почти иссякли, потом заглянул в поленницу, поцокал языком — дрова тоже были на исходе, и неспешно направился за топором. Чем-чем, а дровами близлежащий лес их всегда обеспечивал сверх меры.
Он как раз подходил к избушке, когда оттуда послышался дикий крик жены. Мужичок побледнел, сжал покрепче топор и ринулся внутрь.

***

Яга, не торопясь, совершала утренний моцион. Даже в хорошую погоду бабка не прочь была пройтись. Маршруты вокруг избы старухе давно наскучили, и в этот раз она взяла волшебный клубочек, бросила перед собой, переместилась по мерцающий серебристо-серой тропинке поближе к лесной опушке и уже оттуда пошла обыкновенным способом, рассчитывая полюбоваться весенним лесом.
Уже через четверть часа Яга вынуждена была признать, что идея себя не оправдала. Местность вокруг ее избушки была испещрена тропинками, по которым можно было ходить со всем возможным удобством. Сейчас же густой подлесок и непролазный бурелом существенно затрудняли беззаботную прогулку. Сложно восхищаться красотами природы, когда все внимание приковано к тому, чтоб не сломать себе шею.
Всклокоченная и распаренная бабка пробралась сквозь очередной куст и устало опустилась на пенек. У нее возникла малодушная мысль воспользоваться клубком еще раз и вернуться домой, но в следующий момент из кустов послышался треск, и к ногам Яги выкатился перепуганный заяц.
Зверек не шарахнулся от растрепанной и мрачной фигуры, а, напротив, запрыгнул бабке на колени и прижался к ней всем телом. Не ожидавшая такой прыти Яга вздрогнула от неожиданности, а потом осторожно погладила животное по ушам. Заяц повернул к старухе мордочку и что-то взволнованно застрекотал. Внимательно выслушав, Яга нахмурилась, решительно швырнула оземь клубок и, не выпуская ушастого из рук, устремилась по волшебной тропинке.
Добравшись до опушки леса, Яга была вынуждена перейти на шаг. Заяц трепетал у нее на руках, категорически отказываясь спускаться.
Бабка внимательно осмотрела местность. Сквозь редеющие деревья виднелись избы Светлоборья. Судя по шуму, в деревне царил переполох, слышались чьи-то испуганные возгласы и причитания, однако к лесу поселяне приближаться не рискнули. Под ногами у себя старуха заметила странные следы, ведущие в чащу. Яга перехватила зайца поудобнее и углубилась в лес.
Лиственная часть леса здесь сменялась хвойной, благодаря чему заметно стемнело. Птицы примолкли, стояла настороженная тишина. Было неуютно. Яга перебралась через корягу и замерла. Кусты впереди были смяты, словно сквозь них кто-то ломился. Судя по следам, непрошеный гость был размером с медведя. Бабка поежилась, задумалась, а не вернуться ли к своей избе — искать неведомое чудище со ступы было бы безопасней, потом прислушалась и осторожно двинулась дальше.
Огибая елки, напарники шли по следу. Яга чуть пригнулась, стараясь не просмотреть ничего в хвойном сумраке. Заяц испуганно стриг ушами. У развесистого куста терновника старуха внезапно остановилась, пробормотала что-то себе под нос и сняла с ветки клок шерсти. Осмотрев трофей, Яга озадаченно выпрямилась. Шерсть была волчья. Двоедушник?..
Прямо по курсу послышался шум. Яга сбросила на землю перетрусившего зайца и ринулась вперед — чуткое ухо ведьмы расслышало тоненький детский голосок…
Хищно оскаленная, сверкающая глазами, готовая к схватке бабка выкатилась на лесную прогалину. На нее испуганно уставились две пары глаз. Яга оторопело заморгала. Поняв, что опасности старуха не представляет, обладатель детского голоска продолжил рассказ:
— … а она на меня — с ножом! Я через окно и в лес. Зверья тут у вас, не смотри, что деревня рядом… Даже на медведя наткнулся, не говоря уже о волках и прочих зайцах… Еле ноги унес…
Его хитромордая рыжая собеседница с пониманием щурилась, завивала пушистый хвост и чутко поводила носом — на поляне аппетитно пахло свежеиспеченным тестом.
Отмерев, Яга сделала несколько шагов и подняла колобок. Прокатившись версты две по лесному бурелому, он остался цел и даже почти не испачкан. Обладая всеми неотъемлемыми признаками хорошей выпечки — золотистый, ароматный, с румяными боками, колобок имел ко всему прочему пару глаз-изюминок, курносый нос и говорливый рот, который тут же настороженно вопросил:
— Бабка, бабка, а ты меня не съешь?
— Может, и не съем, — почувствовавшая от облегчения слабость в ногах, ответила Яга. — Ну рассказывай, откуда ты такой взялся…
Пару часов спустя к избе на окраине подошла укутанная в шаль старуха. Из-под платка воинственно торчал крючковатый нос. Невзирая на свой явно неюный возраст, особа эта без какой-либо натуги тащила увесистый мешок. На решительный стук робко выглянули обитатели избы — взволнованный мужичок и его заплаканная жена.
— Ведьма я, — без предисловий заявила гостья. — Снимаю порчу, сглаз, навожу приворот, избавлю от соперницы… Очищаю астральный план помещений!
Увидев, что намек не понят, Яга пошла напролом:
— Прослышала намедни, что в этой избе проживала моя, так сказать, коллега по цеху. И явилась, дабы забрать оставленные ею зелья и артефакты — безопасности вашей ради…
Супруги согласно закивали, и перебивая друг друга, рассказали, что слухи ходили давно, а сегодня все убедились, что точно, ведьма была. А как же тут без чародейства обошлось, ежели самый обычный хлеб вдруг оживает и пускается наутек?
Бабка плюхнула свой мешок на крыльцо и протопала внутрь. Сунув свой выдающийся нос в каждый угол избы, Яга наконец подошла к глубокой древней кадушке, стоявшей у печи. Внутри виднелись остатки муки, не больше горсти, было заметно, что кто-то соскреб все со стенок. Бабка взяла щепотку порошка, поднесла к окошку и присмотрелась. В муке виднелись перламутровые блестящие крупинки. Старуха подумала, крякнув, подхватила кадушку и поволокла к выходу. Обитатели избушки посторонились. Выбравшись наружу, Яга оставила кадушку у крыльца и порядка ради осмотрела еще и двор. Не обнаружив больше ничего подозрительного, она строго попрощалась с супругами, взвалила кадушку на спину и удалилась.
Только после того, как бабка скрылась из глаз, пожилая чета спохватилась, что гостья оставила свой мешок. Некоторое время они не решались его открывать — ведьмино имущество, как показала практика, до добра не доводит. Однако любопытство в конце концов победило, и, развязав горловину, супруги увидели, что мешок наполнен до краев белоснежной, пушистой мукой.

© Анчутка — — — Дневники.Онлайн