ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Дурная привычка

 

Я очнулся от наваждения в проходном дворе. Левый ботинок, наполовину окунувшийся в мутную лужу, пропустил холодную воду. Нахохлившиеся воробьи унылой гирляндой сидели на веточке, защищенные кроной могучего дерева, и изредка жалобно перечирикивались. Мокрый пес крупно дрожал под козырьком подъезда, на свежевыкрашенной двери которого уже криво процарапалось короткое, но очень емкое по смыслу ругательство. Гадкий дождик, моросящий все с той же настырностью, путался в крови и золоте клена, собирался в тяжелые капли и размеренно падал на мою русую голову.

Я поежился и переменил положение. «Чем же кончилась битва? — неуверенно подумал я и сразу же перебил себя. — Битва!.. Какая битва?! Ты на Земле, промок… А в твоем буйном воображении никто, кроме тебя, не виноват!»

«И все-таки… Я не могу поверить, что их не существует! Ни феи Кюс, ни алхимика Леоторсиуса, ни архвуруса Корфа (надеюсь, бывшего и мертвого)… Я не забуду Тропы Смерти, Оризарха и головы оракула в пещере!» — отчего-то дрожа, доказывал я себе.

«Забудешь, все забудешь… А придумка славная была, главное — длинная. Может рассказишко получиться, да что рассказишко… Такие мысли и на роман потянут! Вон сколько воды под ноги натекло».

«Да кто ты такой, чтобы перечить мне, чтобы разуверять меня?!» — мысленно взбеленился я, клацнув зубами то ли от холода, то ли от злобы.

«Я есть ты, твоя неотделимая и всегда правая часть, я и сейчас говорю тебе правду… Подумай! Куда тебе, девятикласснику с тройкой по физкультуре, быть спасителем Земли?!» — убедительно проворковало во мне.

«Действительно, куда мне? — побежденно усомнился я. — И что за чушь, если подумать… Крылья, хвост… Да еще карлики какие-то рыжие, пурсы!»

Подрагивая всем телом, я потерянно стоял под деревом, бессмысленно глядя на далекую бананную кожуру, повисшую одиноко на колючем кусте. Я машинально наблюдал, как из черного дверного проема грязного подъезда выкатилась неимоверно толстая бабулька в калошах на босу ногу. Все так же безучастно я смотрел на тяжело, но плавно ступавшую старуху, на ее белое помойное ведро, нахлобученное бледно-зеленой крышкой.

Бабулька, кряхтя и переваливаясь, нагнулась над желтой кожурой, понюхала ее с улыбкой и взяла в руку. Она оглянулась кругом, каким-то образом не заметив меня, жадно сунула в рот бренные останки банана, скривилась и сплюнула. Я поспешно отвернулся и провалился в мрачную задумчивость.

— Эй, внучек! — старчески проскрежетало у меня за спиной через некоторое время.

Я вздрогнул и обернулся. Рядом стояла, покачиваясь, та самая старуха. Квадратную крышку она держала теперь под мышкой, а в открытом ведре на груде невероятно тонких кружевных картофельных очистков покоилась бананная кожура с мелкими следами от старческих зубов.

— Аль заплутался? — громко спросила она.

— Нет, нет, я так… — смутившись, проговорил я.

— Чего ж тогда под дождем стоишь, как неприкаянный? Вишь, и куртеечка промокла. Хорошая куртеечка, модная, — похвалила она и царапнула грязным после чистки картошки пальцем по моей ветровке.

Я инстинктивно отпрянул, но черная полоска все же осталась на «куртеечке».

— Испачкала! Ой ты, горюшко мое луково! — запричитала она. — Куртеечку замарала! Ты уж прости, внучек, меня, дуру старую!

— Ничего, ничего! — быстро сказал я. — Дома отмою.

— Ты где живешь-то? А? Вона как! — протянула она, когда я сказал улицу. — А я тутушки живу, вот ведро мусорное понесла… Ты бананы-то едал? — спросила она вдруг.

Я сделал неопределенное движение головой и попытался уйти, но старуха остановила меня.

— Постой-ка, постой, соколик, не спеши! Я тоже не едала, а вот нонче, знашь, отведала, — призналась она, значительно показав мне содержимое помойного ведра. — Иду я, слышь, по улице с картошкой, глядь — бананами торгуют. Думаю: век прожила, а такого фрукту заморского не едала. Ну, я и купила. Банан-то вкусный, знашь, ну как клубника сладкий, чиста виктория!

И помолчав немного, старуха обиженно добавила:

— А чешуя ента такая горькая, одно слово — хина! Ладно, внучек, бывай! — попрощалась она и покатилась к скверно пахнущей  помойке. Я пробормотал, что-то вослед и, тряхнув мокрой головой, неуверенными шагами пошел домой.

«Да, ничего не было, все это — глупые фантазии, глюки, — думал я, поднимаясь на этажи. — Старуха с кожурой от банана — вот настоящая реальность! Но как жалко, Господи, как жалко!»

Я зачем-то прошел мимо своей квартиры и поднялся двумя этажами выше. Зачем? Ах, да! Тут живет мой приятель-тезка, пишущий рассказы. Один его рассказишко даже победил на каком-то конкурсе, и его напечатали в газете. Конечно, мне именно сюда!

Подняв руку с авоськой (что же в ней лежит? Ах, да, книга, голубая мечта!), я придавил красную кнопку звонка. Из-за двери послышались переливы, до смешного похожие на взвизгивания испуганной морской свинки. Следом за ними донесся возмущенный рык писателя, и я, ухмыльнувшись, позвонил вновь.

Дверь резко отпахнул тощий белобрысый парень моего возраста с бледными глазами и вечным прыщом на пипке носа. В нежной руке пианиста с характерно коротко остриженными ногтями он сжимал толстую книгу, заложив между страниц длинный костлявый палец. Тезка непонимающе оглядел меня, потер свободной рукой нос и молча отступил в сторону, давая проход.

— На улицу я не пойду. «Конана» читаю, — вяло произнес он, часто моргая.

— Я не на улицу, я так просто. Только что с книжного рынка, «Крысу» купил, — рассказал я с фальшивой беззаботностью. — Семь частей!

— Знаю, видел. Двухтомник такой с крысой на шаре, меловая бумага. Можешь не показывать.

— Кстати, есть прекрасная тема для романа. Может быть, страниц на двести, — объявил я с улыбкой.

-Да? Это интересно, интересно! — оживленно воскликнул Евгений и бережно опустил книгу на низенький тарахтящий холодильник, так и не заложив страницу. С холодильника что-то зашипело, черная лапка стремительно метнулась за его рукой.

— Ах, скотина-котина! — вполголоса завопил прозаик, отдернув руку и привычно снимая с ноги тапок. — Брысь, Кузя!

Красивый черный кот с белой манишкой стремглав взвился с кипы газет на холодильнике и принялся грациозно улепетывать, но карающий тапочек быстро догнал его, прихлопнул по хребтине, и откормленный зверь, обиженно мявкнув, скрылся.

— Так ему, собаке! — удовлетворенно произнес тезка. — А то совсем охренел: на своих бросается!

Он посмотрел на тыльную сторону ладони, где три параллельные глубокие бороздки медленно наливались кровью. Я глянул туда же и кроме обычной крупной соли под языком почувствовал смутно знакомую боль в деснах. Сосед слизнул кровь и весело сказал:

— С таким котом и вампиром стать недолго. Ну, что застыл? Разувайся, раздевайся, пошли на кухню. Э-э, ветровку куда угодно, только не на вешалку: там сухие вещи! Вон, положи на тумбочку.

Я прошел вместе с ним в маленькую тесно заставленную и завешанную шкафчиками кухню, следя мокрыми носками по квадратам линолеума.

— Хочешь кофе? — радушно предложил приятель и, не дожидаясь кивка, полез за сахаром. Он всегда говорил, что варка кофе с сахаром — это то единственное, что он делает в совершенстве, но по-моему, Евгений всегда переслащивал. Я устроился на табурете и для приличия закрыл глаза и посопел носом, вдыхая ароматные пары закипающего зелья.

«Добавить бы туда толченое ребро нетопыря и корешок, корешок… Но это всего лишь мысли, глупое воспоминание о несуществующем, я не был в Плимбаре, я не был чародеем, да и самого Плимбара нет! А все же славно вышло бы, если добавить… Славно», — думал я, наблюдая рассеянно, как тезка осторожно разливал кофе по чашкам, непроизвольно наливая себе больше.

— Ну, рассказывай! — обратился он ко мне и сел напротив.

— Роман этот нужно писать от первого лица, своего имени и возраста, — поучительно начал я.

— Уж с этим я как-нибудь сам разберусь. Не тебе учить меня литературным приемам! — самонадеянно выстрелил приятель.

— Роман может быть написан только таким образом. Иначе я ничего не скажу, — жестко осадил я ровным голосом.

— Хорошо, рассказывай, наконец!

— Только я стану говорить от «я», но «я» — это не я, а рассказчик, — сумбурно произнес я и начал: — Дело было так…

Я рассказывал невероятно долго и подробно, я беленился при каждом дополнительном вопросе, я тихо рычал, на память диктуя стихи рун, а сосед стремительно конспектировал размашистым, жадным до бумаги почерком.

— А Сиргиб: весь город, и Тропа Смерти, и то, что под Тропой (я понял недавно) — это все левиафан. Да. Идиот! «Ле», а не «ли». Лебедь, а не лифчик! Да, крокодил и бегемот! Я знаю, ты тоже читал. «Поворачивает хвостом своим, как кедром… Ноги у него, как медные трубы».

— Да, я помню! Это из Книги Иова! — восторженно восклицал Евгений. — Точно! «Дыхание его раскаляет угли, и из пасти его выходит пламя».

— Да, и он там был. Город — крокодил, а там, внизу, — белый желеобразный бегемот. И лунный треугольник, кипящий блин. Запиши, обязательно запиши! — во весь голос орал я.

— Записал! — верещал прозаик уже сипнущим голосом. — В Серой Клятве любые слова?

— Это тебе по морде будут любые! Пиши! Ледиум Витуриус Астродус Фало Нор. Что? Второе? Ви-ту-ри-ус. Ах, если бы ты там был, не спрашивал бы! Естественно, меня там тоже не было.

Часа через три, совершенно охрипнув, я шепотом досказывал историю. В кухне один из шкафчиков я полностью размолотил, когда орал о приемах боя в схватке с волколаками. Недопитый кофе из моей чашки широко расплескался по полу.

— Вот так я и вернулся на Землю. И мне неизвестно, чем окончилась битва между Корфом и Леотом, — завершил я рассказ, а потом неожиданно для самого себя болезненно прохрипел, шкрябнув для чего-то ногтями по крышке стола: — Как же хочется пить!

— Сейчас что-нибудь налью. Да-а, хорошая история! — выдохнул приятель. — Только так детально, так полно ты не смог бы придумать. Тут что-то не то!

— Я и сам знаю, что не смог бы, — грустно молвил я. — Алхимик предупреждал меня о дурных привычках, и одна, кажется, осталась… Мне нравится твое горло, и я хочу пить!

Что, дорогие читатели, вы, наверное, думали: «Все ему, дураку, привиделось. Расскажет сейчас другу, тот напишет роман, и занимательная история закончится чинно и благообразно». Еще чего! Я не стану доверять свои мысли и чувства, открывать душу жалкому писаке, чтобы тот слепил из этого откровения куцый рассказишко и где-то напечатался!

— Что поделаешь, дурная привычка! — зловеще прошипел я и стремительно кинулся на прозаика. Знакомая резкая боль в деснах стала невыносимой, жажда жгла глотку…

Мои клыки легко вонзились в нежную шею Евгения, теплая пьянящая кровь наполнила рот. «Я был там, я был там, я был там!!!» — счастливо пульсировало во мне, и я пировал над телом соседа так же весело и жадно, как и тогда, в храме Трех Стихий, над поверженным жрецом с откушенным пальцем.

© Евгений Чепкасов, 1.09.93-18.02.96, Пенза

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Ученик и Учитель

 

Сумбурное красочное сновидение внезапно смялось и взорвалось мириадом липких ошметков от вероломного и болезненного пинка алхимика. Крепко схватившись за ушибленный бок, я взлетел на ноги. Солнце еще не выползло, и лишь неуютная фиолетовая заря и бледнеющая луна освещали окрестности.

— Нет, это ж надо! — возмущенно воскликнул магистр. — Как, скажи мне, ты мог до сих пор спать?!

— Спокойно! — огрызнулся я. — И без болевых ощущений.

— Прошу прощения, неженка! — насмешливо извинился он. — Где же те чуткий сон и замечательный слух, которыми славятся дикари? Да, ты не дикарь, но в теле дикаря!

И только теперь я различил среди обычных шумов и визгов джунглей посторонние — кровожадные, а порой жалобные, переходящие в хрип. Я заинтересованно глянул вверх. В трех моих ростах над нами воздух был густо извачкан кровью. Свежие и подсохшие кровавые дорожки бордовыми дугами стекали вниз, упираясь в исковерканных, раздавленных грифонов. На большинстве поверженных весело пировали симпатичные хоботастые зверьки-трупоеды. Немногие живые грифоны отбивались от них, мотая окровавленными головами и жалко рыча. Участь грозных зверюг, безвольно волочащих по траве сломанные крылья и теряющих растрепанные перья, казалась решенной.

— Ты посмотри! — восторженно вскричал волшебник. — Ни малейшего чувства самосохранения! Ни капли разума! Вон, вверху еще кружит дюжина грифонов, сейчас бросятся на нас.

Основательно потрепанные животные, действительно, самоотверженно ринулись вниз, целясь в нас когтистыми лапами. Я инстинктивно выхватил меч и тут же, усмехнувшись, вернул его в ножны. Грифоны наткнулись на прежний барьер. Двое особо рьяных расшиблись насмерть и нелепо скатились по невидимому куполу.

— Прекрасно! Какая точность исполнения приказа! — восхищался Леот. — Убить или умереть! И пока последний не разобьется о защитное поле, они не прекратят бессмысленных покушений. Еще трое выбыли. Все бы так повиновались своим хозяевам!

Грифоны грациозно зависали над нами, старательно группируясь, красиво пикировали, точно оброненные с башни факелы, и неминуемо гасли от хрустящих глухих ударов. Некоторые пытались облететь поле, скрежетали по нему когтями и недоуменно скалились. Один зверь неестественными рывком попытался улететь прочь, очевидно желая избежать встречи с кровавым куполом, но будто что-то невидимое грубо поворотило его, выкручивая крылья, и он безвольно рухнул вниз и разбился.

— Леот, сними поле! — надрывно вскричал я.

— Зачем? Забава еще не кончилась! — с веселым возбуждением произнес он.

— Это подло… Сними! — истерично заорал я, судорожно стиснув рукоять меча так, что с ладони осыпалась мелкая чешуя.

Алхимик обеспокоенно глянул на меня и сотворил несколько пассов. Кровавые дорожки упали, замарав нашу одежду; волшебник брезгливо скривился, но ничего не сказал. Пять оставшихся дееспособными грифонов беспрепятственно рванули к нам и погибли в относительно честной схватке: двое шмякнулись уродливыми головнями, курящимися от молний чародея, а троих зарубил я.

— Нельзя, нельзя быть таким чувствительным! — ласково поучал волшебник, пнув ближайший труп. — Чего ты добился?

— Справедливости, — буркнул я, пытаясь распрямиться, но мешала драная боль в прорванном последним грифоном боку.

— И это в ране-то справедливость? Справедливость, что, прежде чем убить, крови своей дал отведать?! — бешено воскликнул магистр.

— Нет, но хотя бы дать возможность… — попытался я возразить, пропуская меж пальцев струйку черной крови.

— Да если каждой нечисти… — задыхаясь, зарокотал он. — Ступай в джунгли и всем дай возможность! А я через четверть часа прилечу и гляну, что от тебя останется. Только прежде рану твою залечу. Согласен?

— Нет, — ответил я.

— То-то же! Иди сюда, философ. Подставляй брюхо.

Когда маленькое пухлое солнце всплыло, мы уже оседлали Сириуса и летели с такой скоростью, что дышать было трудно. Встречный воздух сушил глаза и набивался в рот, крохотная сизая тучка окатила нас голубым дождем, размыв краску ритуальной росписи и пропитав ею плащи и шаровары. Леот отдал приказ, и мы стремительно влепились в тихую воду мелкой речки, весьма своевременно подтекшей под зеленые кудри нашего облачка.

Ныряя и фыркая, мы принялись отмываться и стирать одежду. Потом наловили рыбы, запекли ее в костре, просушились сами и в полдень продолжили перелет. Никем не задержанные, к вечеру мы увидели вдалеке черный замок Корфа, и Леот предвкушающе посерьезнел.

 

***

Неприятно знакомая горная гряда все так же ломано рассекала пестрый лес. Части замка, чернеющие сквозь прорехи облачного одеяния, действовали на меня магнетически: я вновь ощущал себя подопытным животным. Да и сам высочайший пьедестал горного пика, вознесшего замок надо всем и всеми, прибивал меня к земле почти физически. По мере того, как мы подлетали к цитадели и она укрупнялась в размерах, вокруг нее стало заметно активное шевеление, а у подошвы пика различился обширный гомонящий муравейник.

— Вот так собралось… И больше половины — разумные! — потрясенно пробормотал чародей, почему-то по-русски.

Сириус трусливо замедлили резвый лёт, словно почувствовал уже близко страшные всесокрущающие силы, и вскоре совсем остановился, нырнув за древесную крону. Оттуда отлично просматривалось все, что происходило неподалеку.

Пятиугольные флаги с изображением чего-то на пурпурном фоне бились на черных шпилях замка и древках в руках нескольких чудищ из разношерстной орды завоевателей. Орда нестройно и недисциплинированно столпилась у основания горного пика, коронованного замком Корфа, оглашая окрестности неприлично громкими криками. Широкой каменистой полосы подножия не хватило для размещения лагеря вооруженной нечисти, и остальная ее часть расположилась на головнях выжженного леса.

Опаздывающие отряды и караваны вяло струились через перевал и вливались в общую лужу, пополнявшуюся также из лесной чащобы странными всадниками, миловидными пешими и длинными змееподобными существами. В гниющем от смрада множества дыханий воздухе густо роились пегасы, гиппогрифы и драконы, оседланные возбужденными летчиками.

Крупную зеленобрюхую дракониху я признал сразу. Зелёнушка, которой арбалетный болт Ламиса не причинил заметного вреда, летела свободно и чуть лениво, словно пуховую подушку неся на себе кого-то в одеянии Корфа, — наверняка, нового главнокомандующего. Впрочем, было слишком далеко и мне могло померещиться. Дракониха отчаянно захлопала крыльями по воздуху, разреженному на высоте замка, и плавно завалилась в загончик, скрывшись там. Через некоторое время она вновь показалась, но уже с другим седоком, оставив где-то главнокомандующего-подушку.

Я вновь невольно возвратился диким взглядом к стаду будущих разномордых завоевателей Земли. И чем больше я разглядывал руки и лапы, рыльца и дыхальца, копыта и клешни, растущие из их чешуйчатых, волосатых или голых тел, чем детальнее различал заковыристое вооружение, тем крепче охватывало хвост и основание шеи холодное оцепенение.

— Но что же мы станем делать со всем этим? — пришибленно поинтересовался я, бессильно махнув рукой в сторону безобразного войска.

— Ничего, — лаконично ответив алхимик, странно глянув на меня. —  Нам нужен архвурус. По-русски — главнокомандующий.

— Кажется, я видел его! — вскрикнул я, непонятно чему воодушевляясь. — Он летел на Зелёнушке в одеянии Корфа и скрылся около замка.

— Цвета волшебника может носить он сам или его ученик… — раздумчиво проговорил магистр. — Ты уверен, что Корф погиб при взрыве лаборатории?

— Да, — убежденно сказал я. — Никто не уцелел бы при таком взрыве. Я уверен.

— Это хорошо, хорошо… Архвурус не сможет отказаться от официально предложенной дуэли. Победителю достанется командование войском и, соответственно, место руководителя в Братстве чародеев. Надеюсь, что за семь веков моего заточения правила не изменились.

— Я тоже надеюсь, — прочувствованно сказал я, понимая, что моя роль в предстоящем деле сводится только к моральной поддержке.

— Ну, не расстраивайся! — ласково успокоил магистр. — Думаю, до объявления дуэли нам еще придется повоевать. Архвурус совершенно справедливо опасается ее и подсылает гарпий и грифонов. Конечно же, он знает о нас и постарается помешать. Так что нарубишься, руки устанут.

Я повеселел. Порублюсь напоследок! На Земле себе уже не позволишь подобного.

— А когда ты вернешь меня в мой мир и в мое тело? — полюбопытствовал я почти равнодушно.

— Хоть сейчас.

— Нет, сейчас рановато. Когда я сочту, что Земля в безопасности, покажу тебе вот такой знак, смотри, вот такой, — и ты отправишь меня. Согласен?

— Да. Знак-то какой… От римской забавы остался. Ладно, отправлю. Но ты будешь все помнить, и за последствия я отвечать не стану, — непонятно окончил он.

— Какие последствия? — недоуменно спросил я, вглядываясь в лицо собеседника.

— Обыкновенные в таких случаях. Вдруг ты забудешься и захочешь полетать, сиганув с крыши, или еще что-нибудь. От приобретенных привычек всегда трудно избавиться, — пугал чародей.

— Ну уж это глупости, — отмахнулся я.

— А то можешь остаться, помогать мне. Удостоишься счастья быть моим учеником… А?

— Нет, — мгновение поколебавшись, произнес я, — лучше мне вернуться. Березки, знаешь ли…

— Знаю, — грустно признался Леот и смолк.

 

***

— Да не так, не так! Видишь свою руку? А ее не должно быть видно. А я откуда знаю, почему дыра в шапке, а видно руку? Такая уж технология, древние делали, — приговаривал волшебник, неразличимый под шапкой-невидимкой, словесно помогая мне примерить другую, с прожженным боком. — Пропалил по глупости. Держи иголку, зашивай!

Заштопанная шапка едва налезла на голову, но ни одной части своего тела, так же, как и тела Леота, я не разглядел. Виден был только Сириус с углублениями от тяжести наших тел на мягкой спине.

— А сейчас сиди тихо, не шевелись и постарайся не дышать. Может, удастся обойтись без кровопролития.

Сириус прерывисто, словно гонимый ветром, ломано понесся к черному замку. Он быстро достиг орды и зигзагом полетел над ней, как самое заурядное облачко, только зеленое. Когда мы величаво проплывали над небольшим отрядом, державшимся обособленно, случилось нечто непредвиденное. Два десятка стронгов, из которых он состоял, разом глянули на Сириуса и начали оживленно переговариваться.

«Как же я, старый остолоп, не подумал о том, что ты стронг?! Я бы за версту облетел их, если бы подумал!» — раздался во мне сокрушенный голос Леота.

«А в чем дело?» — обеспокоенно помыслил я.

«Стронги непонятным образом чувствуют своих! — разъяснил он, — Сиди теперь тише клопа под чешущейся рукой, — может, обойдется. Нет! Пересчитались и побежали докладывать. Эх, Евгений!»

Волшебник в голос гаркнул что-то нашему облачному псу и тот понесся к замку, точно скоростной лифт, заставив испытать лично мне приятное чувство перегрузки. Все, что могло летать или высоко прыгать ринулось на нас, возбужденное если не воплями стронгов, то криком алхимика.

Особо быстрыми оказались лягушкоподобные существа, сжимавшие в длинных хилых лапах короткие толстые предметы с рядами дыр на круглых концах. Будто пушечные ядра, прыгнули они вверх, сильно оттолкнувшись массивными складными лапами от земли. В помощь прыжку ляги замахали пернатыми крылышками и едва не настигли нас, но сила прыжка иссякла, крылышки не выдержали толстых тел, и лягушки, впустую выпустив из оружия очереди шипов, провалились вниз.

Когда мы достигли замка, нас нагнали гарпии и мелкие безобразные нетопыри, которые налипли на наши тела, обозначая их контуры и кусаясь. Летчики на пегасах и гиппогрифах с луками и пращами тоже подоспели. Камни и стрелы стаями посвистали в нас, и я едва успевал защищать трофейным зеркальным щитом себя и мечущего молнии Леота.

— Вот он! — вдруг радостно вскрикнул чародей, указав пальцем на фигуру, одетую в цвета Корфа, с малочисленной свитой показавшуюся на откинувшемся башенном верхе.

Фигура рявкнула знакомым голосом, замахала руками, и все бойцы, даже безмозглые злобные нетопыри, замерли и почтительно посмотрели на рявкнувшего.

— И как это понимать? — ошеломленно пробормотал алхимик, стащил с себя шапку и, став видимым, с прищуром вгляделся в фигуру.

Я тоже снял шапку, прохрипел что-то и пожал плечами. Закашлявшись и схватившись за тощее горло, Леот выколдовал струйку воды и жадно напился. На мгновенье воцарилась давящая, душащая тишина. И она не нарушилась, когда фигура обратилась к нам, потому что фигура обращалась мысленно.

«Чего вы ищете здесь, люди?» — раздалась потрясающей силы телепатема.

Ответная телепатема алхимика, более мощная, чем принятая, оглушила меня. Прямо посмотрев на врага и став на облаке, алхимик с ненавистью промыслил: «Тебя, Корф!!!»

Да, это был Корф, магистр оккультных наук Высшей Ступени посвящения, руководитель Братства чародеев, архвурус. Каким-то образом он уцелел после взрыва и теперь стоял на башне, поглаживая густую обгоревшую бороду, как видно, довольный произведенным эффектом.

«Твои поиски напрасны. Ты не помешаешь завтрашнему Вторжению!» — уверенно и громко промыслил Корф.

«Я вызываю тебя, архвурус!» — грозно телепатировал алхимик.

«А я отказываюсь! Воюй лучше с моим войском!» — насмешливо пробасило в мозгу.

«Ты не имеешь права отказываться. Ты — архвурус», — раздалось ответное.

«Твои понятия о Кодексе Чести устарели, враг мой! Ты не знаешь, что недавно принят закон о возможности отказа каждого вызываемого, в том числе и архвуруса. Дерись с моим храбрым воинами, непросвещенный, дерись без магии, потому что многие из них разумны, дерись и умри!»

Часть лица Леота, не скрытая грязно-белой бородой, страшно побледнела с какой-то даже прозеленью. Глаза распахнулись еще шире, чем при виде Корфа. Алхимик показался мне побежденным, и я с нарастающим животным ужасом продолжал принимать неслышную уху речь моего бывшего Учителя.

— Учителя?! Ты подумал «Учителя»! Конечно же! — вслух  воскликнул Леот, прихлопнув себя по коленям и весело расхохотавшись.

«Надо сказать, Евгений, — мыслил Корф, — без магических молний твой друг боец никудышный. Придется тебе, мой недостойный ученик, драться за двоих и погибнуть, зная, что твой мир погибнет тоже!»

— Ну уж это неправда! — зычно крикнул алхимик на языке стронгов. — Тебе, а не Евгению придется драться и погибнуть, зная, что твой замысел относительно Земли не осуществился.

— Глупый старик! — рыкнул на том же языке Корф, волнуясь и топая ногой. Свита его принялась шушукаться. — Ты бредишь!

— Нет, я не брежу, ученик! Я твой Учитель, которого ты предал, лишив силы, бороды, и, опутав цепями, бросил в городе пурсов. Забыл? Забыл в своей гордыне то, что погубит тебя? А я вспомнил! Ты не исполнил последнего желания Учителя, чтобы стать свободным. Ты знал, знал: я буду против Вторжения, еще тогда тобой задуманного! Ты хотел лишить меня моего права на желание, ты сверг меня из страха, что раз и навсегда помешаю твоему замыслу, скажу: «Я не хочу Вторжения!» Кхе-кхе-кхе! — закашлялся Леот и, глотнув воды, продолжил обвиняющий монолог: — Сейчас я произнесу мое желание, и тебе придется исполнить его. Нет, я не скажу: «Распусти войско!» или «Передай мне власть архвуруса!» Вот мое желание: дерись! И пусть восторжествует справедливость! — несколько выспренне, но по существу закончил алхимик.

— Слушаюсь, Учитель! — кротко проговорил архвурус и далее продолжил насмешливо. — Однако дуэль наша завершится очень быстро, — едва я свяжусь с Оризархом и прикажу уничтожить Кольцо.

— Попробуй, свяжись! Да, тебя тоже предали. Я выменял Кольцо, отдав призраку Прорицание, — победно сказал Леот.

— Это тебе ничего не даст, у тебя нет третьего компонента, сейчас я уничтожу его, сейчас…

Трясущимися руками Корф проделал серию сложных пассов и дико посмотрел куда-то.

— Фею отыскал Евгений, и мы совершили Обряд, — с издевкой пояснил алхимик.

— Хорошо же, провидец, сын волколака, я тебя проучу! — ощерясь, прорычал ученик и пинками согнал вниз пышную малочисленную свиту. — Я готов! Биться буду на драконе.

— А я на Сириусе! — отозвался Учитель.

Корф оседлал Зелёнушку и облетел на ней вокруг замка, пока Леот ссаживал меня на откинутый верх башни.

— Я знаю, — уверенно молвил алхимик, — Геката будет сражаться вместе со мной.

— С Богом, Леот, с Богом! — прерывисто прошелестел я и попытался благословляюще перекрестить чародея, но тот молниеносно перехватил мою руку, стиснув до костного хруста.

— Так что, силы магической меня лишить вздумал?! Дур-рак! осатанело взревел Леот и стремительно умчался прочь.

Я остался один на обширной посадочной площадке в жестоко оскорбленном, но всепрощающем душевном состоянии. «Хорошо, — нервически думал я, — хорошо, пусть Геката… Лишь бы он победил, лишь бы он победил, лишь бы он победил!..»

Вскоре побитая свита и гурт разнообразных чародеев взобрались по винтовой лестнице и присоседились ко мне, жадно наблюдая за подготовкой к исторической схватке. Вдруг из-за спины выполз насмешливый знакомый голос:

— Приветствую, Орбан или Евгений (не знаю, как правильнее). Ай да встреча!

Я встрепенулся и увидел позади ухмыляющегося Ламиса. Он фамильярно хлестнул хвостом по моему, я машинально ответил тем же.

— Привет, бывший сотрапезник! — молвил я с неопределимым чувством и насмешливо добавил: — Вижу, хвост у тебя уже отрос…

— Поберегись, стронг, не шути так!.. — угрожающе рокотнул он. — Впрочем, сейчас судьба миров решается… Не до обид!

— Ты прав, Ламис, — немного конфузливо согласился я. — Как считаешь, кто победит?

— Наверняка, наш Учитель, ведь за семь веков отсутствия алхимика магическое искусство развилось весьма значительно, — уверенно предсказал Ламис.

— Не наш, а твой. Корф мне не Учитель.

— Напрасно. Еще не поздно вернуться, я похлопочу за тебя… А?

— Нет, — отказался я.

Между тем секундант на взмыленном пегасе подал условный знак, и великая битва началась. Леот, прочно сидя на легком, вертком Сириусе, осыпал Корфа трескучими молниями, но они не достигали цели, распластываясь по сферическому защитному полю вокруг сильной неповоротливой драконихи. Архвурус отвечал большими зелеными шарами, разбивающимися о поле алхимика на сотни малых и, казалось, раскаляющими его так, что оно становилось молочно-белым. Волшебники перебрасывались также чем-то липким и густым, но ни тот, ни другой цели не достигали, подбивая на лету посылки соперника.

На минуту Корф прекратил огонь, что-то сосредоточенно выколдовывая, и над моим другом возникла сочно-красная туча, откуда тут же посыпались, барабаня по невидимой сфере, блестящие в закатном сиреневом солнце кинжалы. Леот продолжал ожесточенно долбить молниями в небольшую область поля противника, позеленевшую от ударов, желая, как видно, проломить ее. Корф, пролетев близко от Учителя, бросил зеленым энергетическим шаром в собственную тучу и поспешно ретировался.

Туча обрушилась расплавленной металлической лавиной на невидимую сферу, облив ее почти полностью, и отяжелевшая сфера упала вниз, перевернувшись вверх небольшим чистым окошком. Сообразительный ученик, победно улюлюкая, преследовал дуэлянта. Окружающие меня чародеи разноязычно поздравляли друг друга, а  я сосредоточенно наблюдал за Леотом, плавающим в невесомости поля. Вдруг он вместе с зеленым облачком исчез из клетки, заставив всех волшебников изумиться.

Алхимик верхом на Сириусе возник за хвостом Зелёнушки в то время, как поле разбилось далеко внизу. Корф обернулся и забомбардировал его, но чудом избежавший смерти чародей оказался окруженным новым полем. Архвурус длинно зарычал, вероятно, ругаясь, и вплотную подлетел к нему, скомандовав что-то драконихе. Она крепко лупанула хвостом так, что защитное поле Леота вместе с самим Леотом кручено отфутболилось в сторону.

Алхимик затих, колдуя, и чудовищный смерч, родившись от его заклинаний и пассов, прожорливой воронкой цапнул и закрутил Зелёнушку и ее седока, бросая сферу их поля от одного серого вертящегосям края до другого. Леот стремительно подлетел ко мне, отирая дрожащей ладонью обильный пот с раскрасневшегося лица.

— Вот ведь ученичок! Как меня поджарил… Пусть покрутится, пока подберет обратное заклинание, — запыхавшись, скороговоркой пробормотал он и самодовольно обратился ко мне: — Ну, как я тебе показался?

— Во! — воскликнул я, машинально сжав кулак с оттопыренным вверх большим пальцем.

— Так скоро? — удивленно спросил алхимик. — А может быть, ты и прав… Прощай, Евгений!

И он сотворил несколько скорых, но сложных пассов, проговорил заклинание, и только тогда я понял вдруг, что именно этот знак должен был показать Леоту, что я удовлетворен и хочу домой. Я попробовал крикнуть: «Ты ошибся, я не вернусь, пока не узнаю наверняка исход боя!» Но не смог. Тяжелая сладкая волна захватила меня и, мерно покачивая, понесла куда-то. Некоторое время я барахтался, сопротивлялся, но потом устал, успокоился и, кажется, заснул, отдавшись мягкой властной волне.

© Евгений Чепкасов, 1996, Пенза

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

В храме Трех Стихий

 

— Куда мы летим? — устало спросил я у Леота, сгорбившегося на краю Сириуса.

— Ищем фею, — негромко ответил он, сосредоточенно разглядывая пластающийся под нами мертвый город, — пока не найдем, пока не свершится Обряд, я не смогу успокоиться.

— Какой Обряд? Ты нашел Кольцо, так что еще нужно? Кстати, как все прошло?

— Сколько вопросов! — протяжно произнес волшебник. — Прошло все очень даже неплохо. Прорицание отделяли от меня во сне, и его пророчество о тем, что скоро оно (или я) отоспится, полностью сбылось. Не понимаю, каким образом призраки собираются выудить из него информацию о чем-либо, но нас это уже не касается, не так ли, Евгений? Главное — сиргибское Кольцо! — он гордо оттопырил окольцованный указательный палец.

— Кольцо у тебя. Зачем же искать фею?

— Ах, если бы все было так просто!.. — воскликнул чародей. — Но, к сожалению, моя жизнь и жизнь мерзостной Кюс крепко связаны с Кольцом и друг с другом. Убьют ее — погибну и я, убьют меня — умрет и крылатое насекомое. Если же расплющат Кольцо…

— То что будет? — неучтиво перебил я.

— А тебе какая разница? — подозрительно поинтересовался он, бережно спрятав кольценосную руку в складки плаща.

— Просто любопытно. Дело в том, что с подобным предложением ко мне обращался смертоименный предводитель кларесов, —  миролюбиво объяснил я.

— Расплющить Кольцо?! — переспросил магистр. — Губа не дура у безобразного клареса! Если расплющить Кольцо, то погибну и я, и насекомое. Да, губа не дура! Чтобы разорвать эту тройную зависимость, нужно собрать вместе меня, фею, Кольцо и совершить Обряд.

— Но зачем это кларесам? Ведь ты хочешь предотвратить Вторжение на Землю, а они стремятся к тому же.

— Может быть, что-то изменилось в их планах? Заключили союз с новым главой Братства чародеев, например, — предположил Леот. — Или еще что-нибудь тактическое. Они всегда были мастерами интриг.

Древний каменный мертвец недвижно и молчаливо распластался под клубами нашего облачка. Низкие дома, позелененные восходом, походили на заплесневевшие хлеба.

— Так мы ее не найдем! — сказал я, немного погодя. — Мне кажется, что лучше пройтись по городу.

— Пешком? Неплохая идея! — громогласно одобрил волшебник.

— А если Кюс вообще нет в Сиргибе? — предположил я.

— То мы отыщем ее по дороге в черный замок, — завершил он. — Предотвращение Вторжения — дело хлопотное, и кончиться оно может моей, а значит и ее смертью. Хоть мозгов у насекомых и нет, чувство самосохранения развито отменно. Найдется, куда ей деться…

Сириус мягко плюхнулся на серую мостовую, нечаянно породив взрыв легчайшей мелкой пыли, озвученный вскоре нашим дружным чиханьем. Прочихавшись и отпустив основательно посеревшего облачного пса, мы пошли по городу, осторожно вонзая ноги по щиколотку в пылевой погребальный покров. Он чрезвычайно походил на свежий морозный снег, еще не придавленный настом, рыхлый, но не скрипящий, подобно крупнозернистому пенопласту, трущемуся о корявое дерево только для того, чтобы кто-то лимоновкусительно скривился я зажал напряженными ладонями вянущие уши.

Из-под пыли, превращаемой ногами в тонкие войлочные стельки, исходил чудовищный холод, и мы не подпрыгивали, не притоптывали только потому, что боялись поднять ее в воздух и расчихаться. Мы заглядывали во многие приплюснутые дома и неизменно находили там выложенный красными каменьями очаг и пару скелетов.

— Женский и детский, — услужливо объяснял чародей. — И вообще, вся жизнь сулитов необычайно строго регламентирована. От времени вкушения пищи до времени зачатия ребенка. За это и поплатились.

— Но чем же вызвано, такое?.. — начал я и потрясенно смолк.

— Верой в Сирмиду, триединую богиню огня, воды и ветра, помешанную на пунктуальности и нещадно карающую таких как я с тобой растяп руками жрецов. Нашли кому поклоняться! — презрительно добавил он.

— Десятка два домов осталось осмотреть! — заметил я. — Ты и впрямь надеешься найти Кюс, бродя по городу и совершенно не прячась?

— Конечно! — убежденно ответил магистр. — Увидев нас, она сама прилетит, будь уверен. Кста-ати, — протянул он, прихлопнув себя по лбу, — ты ведь, кажется, связан с феей телепатически?

— Односторонне. Знаю только, что она жива.

— Это я и сам знаю! Ну-ка, подойди ближе, нагни голову. Как же я сразу не подумал, ведь элементарная вещь, а я не подумал… Стой спокойнее! Понимаю, что неприятно. Похоже, она там. Позеленело пятно? Слава Гекате!

Волшебник, подрагивая всем телом, отлепил пальцы от моей головы и облегченно выдохнул:

— Кюс находится в храме. Вон, до него полсотни шагов.

— Ты говоришь о той серебристой горке? — поинтересовался я, указав на нее рукой.

— Да. Только это на горка, а купол. Основная часть храма, как мне говорили, подземная, — произнес алхимик, направляясь к убежищу феи.

Я представил махину цирка, провалившегося по купол под землю, и картинка получилась сходной.

-Леот, значит, ты ни разу не был в храме? — полуутвердительно полюбопытствовал я, следуя за ним.

— Конечно! В храм Трех Стихий чужаков из пускали. Скажи мысленно насекомому, что мы узнали, где оно прячется. Пусть вылетает навстречу.

Я промыслил фее указание Леота, но она так я не появилась.

Купол оказался серебряным, и ни одна пылинка не смогла улечься на его сверкающем боку. От подножия к вершине, на которой, нарушая симметрию, топорщился откинутый люк, толстое серебро проели семь полос углублений для ног. Они идеально подходили волшебнику, но мои лапищи туда не влезли, и мне приходилось ползти на брюхе, цепляясь за углубления лишь руками и хвостом. Черная дыра входа приглашающе зияла, и нам ничего не оставалось делать, кроме как принять лукавое приглашение. Обхватив руками и ногами серебряный гладкий столб, приваренный к дыре, мы заскользили по нему вниз.

Мне скольжение сквозь тьму показалось бесконечным, и пол храма возник под ногами лишь тогда, когда я совсем было отчаялся с ним встретиться. Чародей, съезжавший за мной, рухнул мне на плечи. Вдруг все вокруг прониклось нежным светом, и мы оторопело разглядели семерых совершенно материальных сулитов в зеленых, плащах. Выточенные из черного блестящего камня пики в их руках были направлены на нас.

А на тощем плече одного из них, точно пиратский попугай, сидела Кюс и самодовольно болтала крохотными ножками.

— Так-то вот! — назидательно молвила она. Будете теперь знать, презренные людишки, что и крохотная… крохотная… — фея сконфуженно вспорхнула и стремительно облетела вокруг столба, разборчиво бормоча: — Как же так?.. Ведь я всю ночь репетировала… Маленькая… Крохотная… Короче говоря, — подытожила она свою речь, зависнув перед беломраморным лицом Леота, — победила я тебя, длинноносый колдун!

Воспаленная краснота, словно метко брошенный тухлый помидор, растеклась по его физиономии, сожрав каменную маску. Но алхимик не нарушил гордого, а может, просто испуганного молчания, лишь бойкая судорога дернула вниз влажный кончик его рта.

— Кюс, — обратился я, вжимаясь в столб, но блестящее острие пики, плотно приставленное к моему горлу, последовало за мной, — где ты откопала этих разбойников?

— Здесь, в храме, — охотно ответила она, усевшись на древко смертоносной пики, и, пока меня и волшебника грубо обезоруживали, рассказала нам короткую, но поучительную предысторию нашего пленения.

— Итак, все по порядку. Улизнула я из оракуловой норы и полетела к ближайшему лесу. Удалившись достаточно, я захотела послушать, что думает друг Евгений, потому что моя коллекция русских ругательств была очень мала. Моя пропажа к тому времени обнаружилась, коллекция пополнилась и, кроме того, я узнала, что вы собираетесь раздобыть Кольцо. Вернулась в город, чтобы устроить засаду, сразу же устремилась к храму и не ошиблась в выборе. Люк открыть мне не удалось, но слой серебра, везде толстый, в углублениях для ног был тонок — не толще человеческого пальца. Я без труда проплавила его при помощи огненного Знака. В храме я увидела этих сулитов. Они неподвижно лежали в лучах огромной гептаграммы — да вы и сами ее скоро увидите. Оказалось, что в спячку залег не только оракул, но и семь жрецов богини… Как уж ее? Разбудила их и наплела, мол, скоро сюда придут двое, так они заодно с призраками. Хватайте их, ребята! Хороша ловушка?

— Хороша! — просипел я. — А ты не боишься говорить при них о своей неискренности?

— Они не понимают русской речи. Но мы нашли с ними общий язык.

— Какой, если не секрет? — хрипло просыпал магистр, расставив руки, чтобы дать жрецам возможность исследовать складки его плаща и широкие рукава в поисках оружия.

— Секрет! — оскорбительно вякнула фея.

— А убьют меня до совершения Обряда или после? — полюбопытствовал он, поднимая руки выше так, что свободные рукава скользнули вниз, обнажив их жилистую сущность.

— Конечно, после! — недоуменно ответила она.

— Хорошо, хоть это не секрет, — мрачно обрадовался чародей, и голубая молния с треском возникла между его руками. Но одна из них была мгновенно пронзена каменной пикой, мягко  вошедшей в костлявое предплечье, и сияющая молния криво отлетела назад. Она мигом всосалась в серебряный столб и провалилась в землю, по пути доставив мне мгновенное удовольствие восседания на электрическом стуле.

Или чешуя моя почти не проводила электричества, или действие его длилось слишком мало, или было еще что-то, но я остался жив; меня лишь сильно тряхнуло, отчего пика слегка царапнула по горлу, соскоблив несколько чешуек. Леот заливисто взвыл и с несомненным чувством прошипел по-эллински длинную фразу, содержащую, вероятно, какую-то народную мудрость.

Во избежание повторения подобного природного явления нам быстро и крепко сковали руки за спинами серебряными кольцами, соединенными короткими толстыми цепями. Если бы не материал, из которого они были сделаны, я бы легко спутал их с наручниками, но зная, что серебряных наручников не бывает, назову массивные украшения браслетами.

Алхимику туго перевязали дырявую руку какой-то не шибко чистой тряпицей и, подгоняя ударами пик, вынуждавших Леота смешно подскакивать, нас вывели из маленькой круглой комнаты со столбом посередине. Недолгий путь, обрамленный нежными трелями музыкального языка сулитов, окончился в длинной прямоугольной зале. Она выглядела довольно неопрятно, под ногами  хрустели пористые ошметки чего-то давно засохшего. Из грубых серокаменных стен ровным рядом торчали большие ржавые кольца. К двум из них была прикована одинокая пара скелетов, а к двум другим приковали нас. И вообще, это неприятное помещение, освещенное несколькими свежими факелами, чрезвычайно походило на грязную заброшенную конюшню с пустыми стойлами.

Возле скелетов грудились россыпи мелких костей, на которых возлежал скелет огромной крысы. Мне представилось, как жрецы запирают тяжелую дверь тюрьмы и впадают в летаргию, а два узника и армада крыс оказываются наедине. Сначала крысы сожрали несчастных сулитов, тщательно  обглодав их кости. Далее принялись друг за друга, пока в живых не осталась последняя, самая сильная крыса. И она умерла от голода на пирамиде косточек своих собратьев, и плоть ее истлела.

Цепочки наших браслетов привычным движением пропустили в настенные кольца и, позевывая после четырехвекового сна, сняли с пальца алхимика сиргибское.

— Чтобы ты, чего доброго, не помер раньше времени и меня за собой не утащил, — доступно объяснила ему фея.

Железная дверь, ржаво визжа, закрылась, засов с мучительно долгим скрежетом вполз в свое гнездо, и мы, сами того не желая, синхронно задрожали. Оковы наши забренькали о кольца, будто цепи привидений.

— Что с нами сделают? — тихо спросил я.

— Известно что, — сипло ответил волшебник. — Меня, думаю, сейчас отведут, чтобы мы с насекомым совершили Обряд. К вечеру мы станем свободными друг от друга. Тогда, вероятно, мне и тебе, Евгений, отрубят головы. Тела наши нарежут на мелкие кусочки и принесут в жертву богине Сирмиде. Неплохая перспектива, не так ли?

— Ужасная! — прохрипел я. — Но откуда ты все знаешь?

— Рассказывал когда-то сулит, чудом бежавший из храма. Он потом стал моим учеником. Можешь мне поверить, сведения верные.

— А освободиться мы никак не можем? — с надеждой прошептал я.

— Попробуй-ка поколдовать в серебряных кольцах! — предложил он и, грустно наблюдая за моими потугами, резюмировал: — Знают, псы, как с чародеями обращаться!

Я взбешенно хлестнул мясистым хвостом и жалобно взвизгнул, отбив его о мрачную тюремную стену. Потом долго наблюдал, как на обнажившуюся кровоточащую плоть наползают мягкие оранжевые чешуйки, как они твердеют…

— Эврика! — весело воскликнул волшебник, покосился на дверь и, не скидывая с хитрого бородатого лица сатирической ухмылки, горестно всхлипнул: — Нет, и эта идея несбыточна! Никогда нам не выбраться из храма!

Магистр безысходно топнул и бренькнул цепью о кольцо, неимоверно тужась, чтобы не засмеяться. Как видно, он сходил с ума.

«Сам ты сходишь с ума! — раздался во мне его хохочущий голос. — Я отыскал превосходный выход из нашего затруднительного положения! Только выражай свою безумную радость мысленно. За дверью наушничает один из жрецов. Быть может, он понимает русскую речь, но, скорее всего, подслушивание — обязательный ритуал, неисполнение которого влечет гнев Сирмиды. И все-таки не будем рисковать. Слушай же!»

И я услышал гениально простой план. Однажды во время беззвучного рассказа я не сдержался и выкрикнул:

— Отчего же они не смогли раньше, четыре века назад?

«Заткнись! — разъяренно телепатировал Леот и, немного успокоившись, ответил: — Они подчиняются тому же правилу, что и вампиры: не могут проникнуть в помещение, пока их не пригласят изнутри. Ну, как план? Главное теперь — тянуть время».

Мы пробездельничали около получаса, пока не заскрежетала ржавая дверь и объезженный феей сулит не увел алхимика. Довольно долго я одиноко стоял, мечтая о грядущем освобождении, потом устало сел на хвост, стянул крылом густую паутину со стены и блаженно заснул.

 

***

— Просыпайся, Евгений! Проснись же, чешуйчатый урод! — назойливо, как сигналы «не забудьте выключить телевизор», пищало у меня под ушной щелью.

С неимоверным усилием я обнажил заспанные глаза и резко вскинул голову. Круговерть ненужных мыслей и красные треугольники перед глазами мгновенно всосались в каменную стену, извилисто треснувшую от немилосердного удара. Жалобно застонав, я покосился на голос и увидел фею, часто машущую крылышками с участливой миной на рожице. Позади нее железная дверь приоткрывалась на тонкою щелочку, в которой я не заметил ничьих любопытных глаз. В грязной тюрьме не было никого, кроме меня и Кюс.

— Чего надо? — грубо спросил я, заметив, что она опоясана сиргибским Кольцом.

— Грубить потом будешь! — нежно проворковала фея. — А сейчас нам надо сматываться отсюда.

— А Леот где? — подозрительно поинтересовался я.

— Что тебе до Леота?! Себя спасай! Ну хорошо, хорошо! Обряд прошел успешно, Кольцо теперь — просто обычное кольцо. Ношу его так, на память. Тяжеловато, но красиво.

— Где Леот? — прорычал я, зверея подстать своему облику.

— Ах, Леот… Его готовят к жертвоприношению и сейчас придут за тобой.

Я вскочил на ноги, и к потревоженным в браслетах рукам прилила дергающая, пульсирующая боль, заставив пеня дико взвыть. Отсиженный хвост едва разогнулся.

— Как, уже готовят?!

— Да. Я усыпила сулита за дверью и принесла ключ от наручников. Вот, он лежит у тебя под ногами. Пусти, я сниму кольца.

— Куда они дели мой меч? — ревел я.

— Забирать оружие нет времени. Фу, наконец попала в замочную скважину.

— Как же без оружия освободить волшебника? Сама подумай. Долго ты там будешь копаться? — нетерпеливо разбрасывал я вопросы, заметив, что движение у меня за спиной прекратилось.

— Ты не освободишь длинноносого, — спокойно и уверенно заявила фея.

— Отчего же? — удивился я.

— Оттого, что сейчас мы полетим к выходу из храма, потом минуем Сиргиб, а дальше — лети, куда пожелаешь, и, быть может, я составлю тебе компанию.

— А если я откажусь? — мрачно произнес я, с наигранной непринужденностью почесавшись шипом хвоста.

— Тогда останешься здесь, и тебя принесут в жертву богине, — ответила она победным голосом.

— Я остаюсь! — решительно уведомил я.

— Но… как же так? Ты ведь не можешь… — ошеломленно замямлила она и смолкла.

— Могу. Улетай, а то я хочу прислониться к стене. Раздавлю ненароком.

— Да о чем ты думаешь?! — визгливо вскрикнула Кюс, бросив ключ на пол, и, нервно треща крылышками, вылетела из-за моей спины. Уперев руки в боки и нахмурившись, озадаченно повторила: — Правда, о чем? С недавнего времени я не слышу твоих мыслей.

— А я не вижу пятна, — признался я. — Как видно, Леот повредил что-то, когда при помощи нашей связи искал тебя. Слава Богу!

— Повредил так повредил. Кстати, ты помнишь, что должен исполнить мое желание? Ты пообещал в городе рыжих карликов, как компенсацию за съеденный порошок. Так вот, я хочу, чтобы ты оставил Леоторсиуса здесь и улетел со мной.

— Придется остаться должником. Этого твоего желания я не исполню.

— Но ты не можешь оставаться, если я… Помнишь, тогда, в деревне?.. Я поджарила дочь вождя, ту модницу с красной лентой на шее, вовсе не потому… Я не думала, что она хотела, тебя съесть. И вообще… — взволнованно закончила она, скромно опустив просительный взгляд на мой мечущийся, как стрелка метронома, хвост.

Я скофуженно наблюдал за хвостовыми движениями. Надо же, дошел! Дошел до той части повествования, какую в большинстве книг прочитываю лишь мельком, краснея и недоумевая. Крохотная восьмисотлетняя фея неумело признается в любви огромному пятнадцатилетнему монстру. Нет, это не мир, а сумасшедший дом!

— Сейчас сюда придут, — тихо произнес я, — так что, лучше улетай.

— Но я читала толковый словарь русского языка, там на букву «л»… И в блюдечке видела… Я сравнивала, мое чувство точно такое.

— Жрецы, наверное, уже идут за мной. Уматывай! Меня не интересует, на сколько маленьких кусочков смогут разрезать твое тело.

— Я… — начала она, но я сразу же перебил.

— Скажи лучше, сколько лун взошло?

— Перед тем, как я прилетела к тебе, всходила вторая. Я люблю тебя, — как бы между прочим добавила Кюс.

— А я тебя — нет! — рыкнул я, в дикой усмешке оскалив острейшие клыки. — Убирайся отсюда, крылатая извращенка! Такое слово на букву «и» было в словаре русского языка?

Ничего не ответив, она стремительно полетела к дверной щели. Сиргибское Кольцо не пролезло в щель и, соскочив с феи, звеня, подпрыгнув пару раз по полу, подкатилось к печальной пирамиде крысиных костей и там успокоилось.

«Интересно, откуда семьсот лет назад мог взяться современный саловарь?» — подумал я и почему-то шумно вздохнул.

К железной двери с тощей щелкой выхода на свободу шаркали неторопливые шаги, потом смолкли у нее, наверное, наткнувшись на спящего у незапертой темницы, и поспешно ворвались в тюрьму, прирастая к ногам трех жрецов. Я заметил откровенное недоумение в широких сулитских глазах с оранжевыми радужками и неистово расхохотался.

«Вероятно, желтая луна взошла полностью и теперь очередь за красной, а там… Йо-хо-хо!» — весело думал я, наблюдая за отчаянными попытками пленителей найти ключ от браслетов, придавленный к полу моей ногой. Пока их кропотливые поиски успешно завершились, прошло немало времени.

Недолгий путь из темницы в круглую комнатку, где меня дожидались остальные жрецы и Леот, пролегал через церемониальный зал, сотворенный в форме египетской пирамиды. На огромной высоте, в той точке, куда стягивались серебряные своды (один, кстати, с дыркой — вот что негодница фея натворила!), сиял гигантский желтый многогранник.

Пол зала походил на чешуйчатый бок рыбы с начерченной на нем гептаграммой, в центре которой проклюнулась самая натуральная, изрубленная, точно колода мясника, плаха. Видимо, в лучах именно этой звезды впали в летаргию семеро сулитов. На каждом из трех ребер зала-пирамиды висело нечто, похожее на кормушку для птиц, сделанную из молочного пакета. И каждое прозрачное нечто заперло в себе одну из стихий богини, распластав под собой серокаменный алтарь. Так и раскачивались на тонких цепях пирамидка плещущейся воды, красная пирамидка прожорливого огня и беспокойная пирамидка темного ураганного ветра.

Наша процессия остановилась перед полукруглой дверью, и один из жрецов, словно кот, семь раз царапнул по ней. Нам сразу же отворили, и я оказался в круглой комнатке, про которую уже упоминал. Тяжелый приторный аромат плескался в мутном воздухе; обнаженный Леот, расписанный, точно матрешка, в унылой позе полулежал на длинной каменной скамье. Жрецы деловито помешивали в плоских чашках краски и благовония.

«Попробуй! — раздался в голове голос волшебника. — Мне кажется, пора».

Я попробовал, но ничего не произошло. Рано. Пришлось пройти унизительную процедуру раздевания. Некоторое время сулиты постояли передо мной в нерешительности. Понятно, тело ящера им вряд ли приходилось расписывать. Но потом, посоветовавшись и решившись, проворно и сноровисто разрисовали мою морду, грудь, спину. Одному из них я ухитрился откусить палец, и рисовальщиков стало меньше. Пока я жевал, хрустя и смакуя, они то и дело ошибались в росписи, нервно и кропотливо переделывали ее. Наконец, смазав мою шею благовониями и оживленно поспорив насчет хвоста и крыльев, жрецы оставили эти непривычные члены без автографов и усадили меня сушиться рядом с алхимиком.

«Не пора ли?» — телепатировал он.

— Нет, — озлобленно ответил я. — Пробовал, но не выходит. Слишком уж долго ползет на небо красная луна!

Служители богини лениво оглянулись на мой голос и продолжили равнодушно отпирать красивый черный футляр, схожий с контрабасным. Крышка легко откинулась, и показалось что-то, многослойно обернутое шкурой пурса. Бедный белый великан, лучше бы ты родился лысым! На фоне мелодичного ритуального чириканья с таинственного предмета бережно снимались мохнатые покровы. Вот появилось полированное дерево, быть может, гриф инструмента, вот сорвана последняя шкура и… Ах! Насколько зловеще и вероломно сверкнул широкий серебряный топор!

Краска на мне обсохла, и нас отвели в церемониальный зал. Первым решили обезглавить алхимика (без хвоста, крыльев и чешуи — оно привычнее). Палач снял плащ, натер себя и топор чем-то противно-жирным и начал распевно произносить длинные слова. Остальное жрецы встали на острия лучей гептаграммы, а на свободное острие поставили меня так, что склоненная на плаху голова Леота оказалась точно напротив.

Поставленный на колени, я повторял одну и ту же фразу, уже не надеясь, что она будет услышана, и думая, что луна не взойдет никогда, заснув на полпути. Но вот жрец взялся за топор, поднял его, и, будто густой туман, в дыру, проплавленную фeeй, ворвался, грозно размахивая жезлом, прозрачный Оризарх. Он мгновенно влетел в лоснящееся тело палача, растворился там, выказав свое присутствие лишь наползшими на глаза сулита бельмами, и топор резко свернул с предначертанного пути, сколов с плахи крупную щепу.

Алхимик медленно поднялся, ошалело глядя на летящих следом за королем призраков, между тем сам восулитившся Оризарх, умело орудуя топором, резанул его кончиком по шее ближайшего служителя Сирмиды так, что голова осталась на месте и кровь, хлынувшая из перерубленного горла, окрасила зеленый плащ, в липкий траурный цвет. Раскромсав еще одного безоружного, Оризарх, точно веселый лесоруб, гаркнул что-то своим соратникам, хаотично носившимся в пирамиде. Трое из них рьяно ринулись вниз, и мерзкие бельма появились в глазах троих сулитов.

Я голодно огляделся. Остался лишь один жрец, не одержимый призраками и не убитый. Он стоял на коленях перед пирамидкой огня и, как видно, усердно молился. Я заметил, что он зажимал кровоточащий кулак; это его палец мне так понравился. Потерев за спиной скованные браслетами руки и дико зарычав, я прытко бросился к недоеденному сулиту и с наслаждением впился длинными клыками в его мягкую глотку, выхлебав вместе с первым глотком крови предсмертный хрип.

Конечно же, вам эта история покажется неестественной и надуманной. Спасение приходит в последнюю секунду, точно в кино… Слышали, слышали, проходили. Но взгляните на меня, как я натурально облизываюсь при воспоминании о растерзанном горле, как смакую мельчайшие детали, и вы, поежившись на табурете, уверитесь, что я говорю правду, только правду и ничего кроме правды.

Я успел достаточно плотно поесть, прежде чем расписной Леот больно пнул меня в бок.

— Подымайся, зверюга! — рявкнул он. — И поговори, наконец, с Оризархом.

Рядом с ним в мирном соседстве стоял палач, помахивая серебряным топором.

— Ну что, Евгений? Выполнил я твое желание? — самодовольно поинтересовался он.

— Да, — ответил я, слизывая с морды кровь.

— Мне жаль, что я не опоздал. Теперь я ничего тебе не должен. В другой раз, встретив меня, ты не будешь так обрадован, как сейчас. Прощай!

— Подожди немного! — остановил я привидение. — Ответь прежде, зачем тебе жрецы?

— Двоих я сброшу с Тропы Смерти, чтобы заменить убитых тобой. Нас должно быть определенное число. А двоих оставлю про запас. Кроме того, камера пыток слишком долго пустует.

— Можно и мне спросить? — вступил в разговор алхимик.

— Спрашивай, — разрешил Оризарх.

— Почему ты и другие призраки влетали в дырку, а не сквозь стены?

— Эх  ты! Магистр, а не знаешь, что серебро — магический металл!

— Я знаю, но думал, для привидений…

— Даже для привидений серебряный купол — непреодолимая преграда, — оборвал он волшебника. — Так что благодарите создателя дырки. Прощайте, смертные!

Грузное тело палача и три других тела легко взлетели вверх и понеслись к выходу, вероятно, намереваясь выбраться через люк. Остальные призраки, не скованные плотью, мягкой шелестящей волной смылись через проплавленную дыру.

— Ишь ты! — задумчиво проговорил чародей. — Вот так удружила нам крылатая бестия! За такую услугу можно и поблагодарить. Кстати, где она?

— Улетела, — тихо ответил я и шумно вздохнул, второй раз за эту ночь.

 

***

Найти ключ и освободиться от браслетов не составило особого труда. Алхимик брезгливо сорвал с руки окровавленную повязку и моментально исцелил свою рану сразу после освобождения. Нашу одежду и оружие мы отыскали в сокровищнице храма, массивная дверь которой легко отворилась.

Наскоро одевшись, прикрыв роспись жрецов до первого встречного озера, мы взяли оружие и быстро покинули оскверненный храм через люк, открытый прежде нас Оризархом. Леот прихватил с собой несколько колдовских трофеев, а я в плату за моральный ущерб выудил из-под груды самоцветов овальный зеркальный щит.

Мгновенно прилетевший на зов алхимика Сириус, игриво ласкаясь к нему, удобно устроил нас на мягкой спине. Величаво пролетая рядом с Тропой Смерти (уж не знаю, что побудило волшебника свернуть туда; вероятно, он заинтересовался сгустившимися над ней хлопьями тумана), мы увидели белесый сонм привидений, окружавший четыре фигуры жрецов. Две из них вяло шагнули в никуда, избавляясь на лету от вселившихся призраков и глазурных бельм. Сулиты падали мимо нас в тот момент, когда глаза их очистились и приобрели выражение беспредельного осмысленного ужаса. Мы видели, как они медленно и беззвучно погрузились в рыхлый лунный блин, как рассосались, разлились по нему, придав блестящую упругость, как вспучились два пузыря цвета жабьего брюха, как лопнули, пополнив ряды страшного легиона двумя прозрачными новобранцами.

— Пролетайте мимо, смертные! — зычно прокричал Оризарх из тела палача, грозно махнув серебряным топором. — Не искушайте!

Сириус на бешеной скорости припустил восвояси, кажется, даже без приказа чародея, и приостановил безумный полет лишь за мрачными пределами Сиргиба, где кончалась зона кошмарной тишины и слышался мирный шум пенистых волн.

— Ну вот и все, Евгений! Кончилось! — с тихой радостью молвил алхимик. — А до Вторжения еще два дня.

— И куда мы сейчас летим? В черный замок? — сонливо спросил я.

— Зачем спешить? Время пока есть. Лучше заночевать в джунглях, отоспаться и подкрепиться.

— Хорошо! — устало согласился я. — Но есть мне уже не хочется.

— А я голоден! — признался Леот, путаными зигзагами гоняя наше облачко над ночными древесными кронами. Наконец он победно вскрикнул, высмотрев что-то в мясистой листве, и сотворил пару пассов. От дерева беспомощно оторвалась недлинная, но чрезвычайно толстая белокожая змея. Непокорно извиваясь, она подлетела к магистру, и тот привычным движением свернул ей шею.

— Привычным-то привычным, — грустно бормотнул он, — а не делал я этого движения семь веков…

Сириус мягко присел на травянистую лесную прогалину.

— Что ж, место хорошее, — оценил волшебник. — Сходи за дровами, и я поставлю защитное поле, — обратился он ко мне.

Засыпая в сытой неге, я видел чародея, с неприятным хрустом нанизывающего змею на вертел и вносящего ее в жадное пламя костра. На обожженной змеиной коже начинал проступать зеленый узор, и Леот нетерпеливо облизывался.

© Евгений Чепкасов, 1996, Пенза