III.

ДЕТСКИЙ САД

роман

 

 

И выслал его Господь Бог

из сада Эдемского.

Бытие 3, 23

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ТЕПЛО — ХОЛОДНО

 

Сей род ищущих Господа,

ищущих лице Бога Иаковля.

Псалтирь 3, 26

 

Глава первая

 

— Холодно! — кричали с разных сторон. — Холодно!

Женя шел медленно, с вытянутыми вперед руками, с растопыренными чуткими пальцами — как слепой. Но глаза его были открыты, зрячи, а взгляд предельно напряжен. Те, кому случалось так смотреть, знают: веки каменеют, взгляд каменеет, изменить его направление можно лишь поворотом головы, а то и всего тела. Потом глаза болят, и их приходится протирать ваткой, пропитанной тепленьким слабозаваренным чаем без сахара.

— Теплее! — кричали с разных сторон. — Еще теплее! Совсем тепло! Горячо! Совсем горячо!

Женя остановился и с усилием моргнул, затем присел на корточки и из широкой щели между старыми крашеными досками внешней стороны беседки достал острый осколок зеркала. Заглянув в него, Женя увидел губы с трещинкой на верхней, прямой нос, покрасневший глаз с наползающей на него толстой русой челкой, голубое небо, облачную ватку, пока еще не смоченную чаем, нестерпимо сияющее расплавленное золото и вновь спокойное небо.

— Теперь Женек прячет, а Сашка ищет! — кричали с разных сторон. — Теперь Сашка ищет!

Саша победно изрек: «Yes!» — хотя и так было ясно, что его очередь, и, отвернувшись к глухой стене беседки, начал считать. Женя подумал и, усмехнувшись так, что треснувшей губе стало больно, спрятал осколок в кармашек шорт. «Нечестно!» — вскрикнул кто-то, но другие зашикали и предвкушающе захихикали.

— Можно, — сказал Женя, обращаясь к Саше, и, глядя, как тот озирается по сторонам, добавил: — Тепло.

— На фига так близко? — недовольно спросил Саша, а все, ухохатываясь, закричали:

— Тепло!

Некоторое время Саше было тепло, куда бы он ни пошел, но потом Женя сжалился и положил осколок туда, откуда взял.

— Так нечестно! — заорал Саша, когда нашел осколок и когда ему объяснили, в чем дело. — Я так не играю!..

— Честно, честно! — заспорили все. — Просто раньше так не делали.

— Я так не играю… — тихо повторил Саша и заплакал.

Заплакав, он убежал и сел на лавочку под гигантским шелудивым грибом с бурым исподом.

— Нюня, — неодобрительно сказал кто-то.

— Конечно, нюня, — отозвались еще несколько.

— Я тоже не играю, — со вздохом произнес Женя и пошел к Саше.

Тот уже не плакал, а сосредоточенно пытался отковырнуть от лавочки тонкую полированную щепку. Солнце шпарило, и до ржавой шляпки гриба было больно дотронуться. Женя вступил в вязкую знойную тень и, сев на лавочку, виновато спросил:

— Ты чего?

— Ничего! — грубо ответил Саша.

Женя посмотрел на лавочку: по ней полз маленький черный муравей. Подумав, Женя звонко стукнул ноготком перед насекомым, и муравей свернул в сторону, затем стуканье продолжилось, а муравей всё сворачивал и сворачивал, и Саша заинтересованно следил за происходящим, но вот Женя промахнулся, и слепой ноготь разрубил муравья надвое. Стало стыдно и страшно, и Женя, поспешно стряхнув муравьиные останки с лавочки, прошептал:

— Давай мириться.

Они помирились, но веселее Жене не стало; он тоскливо поглядел на резвящихся детей, на Сашу, мирно соседствующего, и сказал то, чего вовсе не собирался говорить.

— Все умрут, — грустно сказал он.

— И что?

— И ты, значит, умрешь.

— Сам ты умрешь! — обиделся Саша.

— Умру, — согласился Женя.

Саша испуганно посмотрел на него, затем на лавочку, по которой полз муравей, и на свою руку, лежащую на той же лавочке, после чего отдернул руку и зажал ладонь между голыми ляжками.

Женя улыбнулся.

— Мы с тобой не умрем! — радостно воскликнул Саша. — К тому времени изобретут лекарство от смерти.

— А новые люди родятся — им где жить?

— Пусть на другие планеты летят. Или мы улетим.

— Улетели одни такие… — скептически проговорил Женя и повторил: — Все умрут.

Саша почему-то вдруг перестал спорить. Он только спросил:

— А дальше?

— Дальше в рай или в ад.

(читайте далее…)

Автор Евгений Чепкасов

Глава седьмая. Сны и явь.

Плотно пообедав и приторочив к пегасам оставшуюся дичь, мы полетели к черному замку. От нервных потрясений я необдуманно объелся, и крылатая животина подо мной постоянно взбрыкивала. По пути Ламис надоедал вопросами о невероятной способности к регенерации у стронгов, предлагал пари: если мне сиюминутно отрубить палец, отрастет ли он, пока мы доберемся до замка. Чтобы отвязаться, я согласился, отчекрыжил четверть пальца и через некоторое время показал изумленному Ламису восстановившуюся фалангу.

— А какая у тебя способность к регенерации? — поинтересовался я.

— Эта способность, к сожалению, у меня почти отсутствует, — грустно произнес он. — Приходится заживлять раны и отращивать потерянные члены при помощи одной лишь магии.

— Но крылья и хвост у тебя совсем как у стронга. Я ни разу не встречал подобных тебе существ. Скажи мне, друг Ламис, кто ты и где живут такие…

— Если хотя бы раз еще ты посмеешь намекнуть на мое происхождение, — внезапно взбеленился «друг Ламис», бешено рванув удила пегаса, — то я вызову тебя на дуэль, что бы там ни сказал Учитель!

Весь оставшийся путь мы молчали.

В замке, войдя в пиршественный зал, мы застали Корфа беседующим с каким-то стронгом, правое крыло которого было странным образом искорежено. Учитель поспешно отослал собеседника, взглянувшего на меня так же удивленно, как и я на него.

— Почему вы опоздали? — ворчливо поинтересовался он.

— Я рассказывал Орбану о сотворении миров, о Земле, вот мы и задержались, — объяснил Ламис.

— Я уже пообедал. Позвать стол для вас? — радушно предложил Корф.

— Нет, мы тоже уже.

— На подкрыльном корму, значит… Что ж, похвально.

— Учитель, — решительно произнес я, — мне нужно поговорить с тобой…

— Повиниться, — уточнил он. — И это похвально… Но чуть позже. Пусть пока Ламис покажет тебе комнаты и покои замка.

Изнутри замок показался еще более огромным и великолепным, чем снаружи. Мой откормленный табурет Уи постоянно следовал за мной и прытко подтискивался под меня, если я собирался сесть. Во время экскурсии я спросил у Ламиса о стронге с уродливым крылом, и он весьма туманно объяснил, что стронг — ученик Корфа с такой же ступенью посвящения в серую магию, как и я, что искореженное крыло — последствие не вполне удавшегося эксперимента и что мне запрещено общаться с ним.

— А если станешь наушничать в угоду любопытству, отрублю хвост! — пригрозил мой гид в конце.

Потом я расстался с Ламисом и, ровно притеревшись к Учителю, чистосердечно повинился во всех грехах. Корф отнесся ко мне неожиданно добродушно: телесных наказаний не назначил, а ограничился лишь необременительными моральными лишениями. «Учитель-то — добряк! — подумал я тогда. — И как я мог усомниться в обитателях замка? Вот бы вонзить дареный Меч вместе с лживыми рунами под хвост дарителю!»

— Идея хороша, — похвалил Корф, — но у дарителей нет хвостов. Только капюшоны… — прибавил он жутким голосом. — Ламис рассказал тебе про них?

— Да, — ответил я, чуть помедлив. — Не наказывай его, я сам попросил рассказать.

— Не накажу. Я даже рад, что вы сдружились в первый же день. Экая взаимовыручка! Итак, милейший Орбан, сегодняшней ночью мы устроим им ловушку… Но до ночи еще далеко.

— Учитель, Ламис обещал вызвать бесов, и я подумал… — осмелел я.

— Не поверил ты, значит, в историю сотворения миров, — заметно огорчился он. — Свидетели, значит, нужны, очевидцы. Ладно, будут тебе очевидны! Сейчас иди в свою комнату, …

(читайте далее...)

© Евгений Чепкасов, 1996. Пенза.  Сайт автора

Другие Авторы / Сборник рассказов

II.

 

ВРАЧЕБНИЦА

повесть

 

Понеже  пришел во врачебницу,

да не неисцелен отыдеши.*

Окончание молитвы перед исповедью

 

 

Неделя первая

 

— Адрес?

Он назвал.

— Полис есть?

— Есть.

— На что жалуетесь?

— Высокая температура, сильный кашель, слабость.

— Сколько дней болеете?

— С первого числа.

— Новый год, наверное, так хорошо отметили?

— Я его не отмечаю.

— Почему?!

— Я Рождество праздную.

Доктор с любопытством посмотрел на больного и поинтересовался:

— И как же вы его праздновали?

— Почти никак. В церковь сходить не смог. Позавчера вечером и вчера утром тропари отчитал, разговелся — вот и весь праздник.

Несколько мгновений врач  изумленно глядел на собеседника,  и  лишь внезапный глубинно-надрывный кашель больного заставил доктора встрепенуться, вспомнить о профессиональных обязанностях и продолжить расспросы:

— Кашель с мокротой?

— Сухой.

— Температура до скольки поднималась?

— До сорока.

— Возьмите градусник. Чем лечились?

— Аспирин, парацетамол, зверобой, мать-и-мачеха.

— Значит, только жаропонижающие и травки… Встаньте лицом к окну. Рот откройте.

— А-а-а!..

— Можно и без «а-а-а». Понятно… Язык не обложен, зев чистый… Садитесь. Аппетит был хороший в эту неделю?

— Так себе.

— Да  еще и постились, — укоризненно заметил доктор.

— Это несложно.

— Не знаю-не знаю… Есть среди знакомых больные туберкулезом?

— Нет, вроде бы.

— Хорошо. — И вполголоса медсестре: — Оформляем в пульмонологию.

Медсестра взяла ненадписанную историю болезни и спросила:

— Фамилия, имя, отчество?

* Поскольку пришел в больницу, да не уйдешь неисцеленным (церковнославянский язык).

(читайте далее…)

Автор Евгений Чепкасов. Книга Триада.

ГЛАВА ПЯТАЯ. Застольная беседа

 

Я проснулся от ужасающего вопля, резко взлетел на ноги и схва­тился за Меч, прежде чем понял, что вопль — мой собственный. Из-под сбившейся на пол шкуры пурса виднелось губчатое основание широкой кровати. Сна я не помнил, но он оставил после себя тошноту и боль в хвосте. Я устало прихлопнул по Мечу; рассказывать Учителю про странное поведение оружия почему-то совершенно расхотелось.

«Спать на дереве гораздо удобнее. И кошмары не мучают!» — заключил я, расправляя затекшие крылья, и направился в ванную комнату. Я испытывал необходимость освежиться, чтобы смыть остатки забытого сна. Но взглянув в бассейн, я ограничился лишь тем, что брезгливо опустил туда два пальца и протер глаза.

(читайте далее…)

© Евгений Чепкасов, 1996. Пенза