Архив метки: Ироничная проза

Лермонтов

Лермонтов

Валентин Исаакович Плюмб трудился метрдотелем всю свою сознательную жизнь. В нежном шестнадцатилетнем возрасте он начал работать в одном из самых старых и престижных ресторанов города, куда пристроил его родственник. Болтовня с гостями ни о чём, задушевные откровения с официантами, нарядные люди и ощущение праздника – отличное место. Задачей Валентина Исааковича было обеспечение бесперебойного функционирования зала. Официанты его слушались, на кухне уважали. Шеф-повара приходили и уходили, а Валентин Исаакович был вечен и уже почти врос в ресторан, который в глубине души считал собственным.

За годы работы он научился читать людей, и, конечно, солидную часть его доходов составляли чаевые. Желающих поужинать всегда больше, чем столиков – это и отличает хороший ресторан от посредственного. Востребованность и незаменимость приятно щекотали самолюбие метрдотеля. Он был нужен человечеству, а человечество, в свою очередь, не могло обойтись без Валентина Исааковича.

– Валентин Исаакович, приветствую!

– О, какие люди, Игорь Гарибальдович! Мое почтение!

– Нам бы столик сегодня, на 19.30.

– Вынужден вас огорчить, но мест нет.

– Очень жаль. Напомните мне, пожалуйста, в каких городах России вы бывали?

– Два раза в Ярославле и один раз в Архангельске.

– В прошлый раз вы мне говорили, что ездили в Ярославль только однажды.

– Ну так у нас полная рассадка.

– Хорошо, в 19.30 мы будем. С удовольствием послушаю снова ваши истории.

Этим несложным шифром пользовались многие люди, деликатно относящиеся к деньгам. На купюрах Банка России изображены города. Две поездки в Ярославль обозначали две тысячные банкноты, визит в Архангельск – пятьсот рублей. Говорить про деньги напрямую Валентину Исааковичу было неприятно, а шифр превращал разговор в забавную шпионскую игру.

Метрдотель был неплохим психологом: он с первого раза мог определить, есть ли у гостя деньги, насколько он жаден или, наоборот, щедр. Если параметры устраивали, Валентин Исаакович пускал человека в своё королевство. В восьмидесятые типичным клиентом был партийный деятель – кабанчик в костюме с отливом, с глазами воришки. В девяностые ресторан наводнили люди в малиновых пиджаках, с пистолетами на боку, через слово сообщающие: «Блянах». В нулевые хлынули зализанные банкиры в штанах от «Гуччи» и женщины с ошпаренными губами. Кем была его целевая аудитория сейчас, в эпоху «Инстаграма», он не знал.

Сегодня Валентин Исаакович ожидал двоих уважаемых гостей, которые освежат его воспоминания о славном городе Хабаровске на пять тысяч рублей. Однако в назначенное время вместо респектабельных господ в дверях появился парень лет двадцати пяти в джинсах, майке GAP и сланцах. Не отрываясь от телефона, он рассеянно сказал:

– Мне бы поесть.

– Молодой человек, столовая находится в трёх минутах ходьбы. А это историческое место. Ресторан.

– Я сюда и шёл. «Трипендвайзер» дает вам пять кругляшков. И отзыв: «Угарный дедок на входе. Города России любит». Что не так?

– Угарный, мда… Места здесь бронируются за неделю.

– Батя, в зале никого нет. Не капризничай, хоть какие-то деньги заработаешь, будет чем заплатить поварам.

– Батя? Я вам, кажется, не родственник.

– Сорян, я кашу съем и свалю. У меня через час онлайн с эсэмэмщиками из Сан-Франциско.

– О времена, о нравы. В этом ресторане, юноша, ужинал Лермонтов.

– Невротиком был Лермонтов. Ты погугли, отец.

– Вынужден отказать. Депозит в нашем заведении составляет двадцать тысяч рублей.

– Не вопрос, батя, держи сорок косарей.

У Валентина Исааковича была маленькая страсть: он любил хрустящие купюры. Очень любил.

– Вы правы, Лермонтов прославился как вспыльчивый малый, что есть, то есть. Какую кашу прикажете подать?

© Александр Бессонов — короткие рассказы, малая проза


Пигмалион. Из серии «Однажды в Элладе»

— Всё! Я так больше не могу! – Афродита захлопнула крышку ноутбука и с силой оттолкнула от себя несчастную технику. – Проткни тебя Арес! Что за доставучий червяк?! Совсем эти смертные обнаглели!

Воскресное утро началось для Гефеста с криков жены. И если к пылкому средиземноморскому темпераменту он уже привык, то к столь раннему воспламенению Везувия оказался совершенно не готов.

— Что случилось, дорогая? – миролюбиво спросил он, применяя навыки, полученные им на курсах по управлению гневом. Но Афродиту уже понесло:

— Этот…этот…э, — тут она оборвала саму себя. – Ты только подумай, что он о себе возомнил!

— Кто он? – всё так же спокойно спросил бог-кузнец.

— Да этот, Пи….

— Странное имя для смертного, — усмехнулся Гефест.

— Это не имя. Его я позабыла, — богиня красоты нахмурилась, теребя свои блондинистые волосы.

— Пиндар?! – подсказал заботливый супруг.

— Нет.

— Пилад?

— Да, нет!

— Питт. Брэд Питт.

— Ну-у, нет. Хотя….

— Пифагор?

— Смеёшься?!

— Ну не знаю, тогда. О! Вспомнил! Писистрат!

— Сам ты… Писистрат!

Спустя пару минут глубоких умственных изысканий, Афродита хлопнула себя по лбу изящной ладошкой.

— Уф! Вспомнила! Пигмалион! Пигмалион его имя!

Гефест устало потёр переносицу:

— Что-то знакомое. Где-то я его уже слышал! Он должен нам денег?! Или не оплатил заказ? Чем занимается?

— Ты задаешь одновременно три вопроса. Одной мне на них сразу не ответить. Такое не под силу ни смертному, ни богу, никому. Начну, пожалуй, я издалека, — Афродита села в кресло напротив Гефеста, закинув ногу на ногу. — Представь, что много лет назад представлен был мне молодой художник. И всё бы хорошо, да только женщин на дух он не переносил. Был привередлив, что твой Апполон, жил с мамой, слушался её во всём, ел супчик. Загвоздка в том, что мне не возлагал он подношений дивных, благоуханных роз, да пусть бы ромашек полевых нарвал, сухарь бездушный. Так продолжалось очень долго. Мне нимфы доложили, что со временем своё не изменил ко мне и женщинам такое отношение.

— Быть может мудр не по годам художник твой, раз вовремя он понял, что от вас одни проблемы и хула и поношение. Сколь дальнозорок Пигмалион, совсем иной портрет себе я представлял со слов твоих, о, дивная моя супруга.

— Постой, постой! – глаза богини любви опасно блеснули, в то время как её руки нашаривали что-то тяжёлое. Благо в доме кузнеца этого добра было навалом. – Что значит лишь проблемы?! Ах, ты ж неблагодарный ! Не ты ль вчера моих касаясь губ мне говорил совсем слова другие?! Не ты ль лазанью расхваливал мою пред Посейдоном, пока вы матч Эллада-Троя обсуждали?! О, горе мне несчастнейшей из жён! Такого аспида отец в мужья мне выбрал ненароком!

Гефест, поняв, что сказанул лишнего судорожно придумывал пути отступления. Но Афродиту было не остановить! Пробормотав под нос, что ему нужно работать, он бочком, бочком стал смещаться в сторону кузни. И после удачно проведённого маневра скрылся в коридоре, схлопотав в спину золотым бокалом и сандалией. «Уф, пронесло! – подумал он, запершись в кузне. Меха что сами нагнетали воздух зашевелились послушные его воле и вскоре он с головой отдался дивной силе – искусству.

Тем временем наверху, Афродита плача набирала номер своей матери Дионы. Но что-то видимо не то случилось со связью, и она позвонила на незнакомый номер. Опять!

— Алло?! – раздался в трубке несмелый мужской голос.

— Это Афродита! Куда я попала?

— О, госпожа! Это я твой нерадивый раб, что дерзновенно обратиться хочет, к тебе, Прекраснейшая, с просьбой, незначительной, по сути.

— Рискни здоровьем, надоедливый комар! – грозно ответила Афродита, думая о своём. – Чего ты просишь?!

— Я – Пигмалион.

— Я по четвергам не подаю, что?! Пигмалион?! Да как посмел ты дерзко обратиться ко мне после всего, что ты не сделал в мою честь!!!!

— Мне только….

— Раз я блондинка, думаешь, что можешь мне по ушам тут ездить невозбранно?!

— Я Галатею оживить хочу! – прохныкал художник.

— Я что на египтянку вдруг похожа стала?! Быть может ты с Анубисом меня решил сравнить, в душе смеясь над слабой женщиной, мерзавец!… И подлец! – добавила она подумав.

— Но госпожа, хоть слово дай мне молвить в свою защиту.

— Защиту?! Что же, становись сюда, тебе я покажу приём один. Не эффектный с виду, зато до рези в глазах — эффективный. Людей, сюда пришедших посмотреть, сразишь ты насмерть. Что не говори!

— Тебя просить пришёл о милости великой, Афродита. Я сотворил из кости мамонта скульптуру и вот она мне сердце рвёт на части. Стоит себе тихонько в мастерской и манит словно тысяча магнитов. Просить тебя пришёл я об услуге.

— Ты просишь, да. Но без уважения. Не верю, как сказал бы тут один. — В смысле пришёл?

— За дверью я стою.

— Что ж заходи, — Довольная она потёрла руки.

В дверь, приоткрытую фигура просочилась и на колени бухнулась с разбегу:

— Я Галатею создал и она, с ума меня свела своей красой. Не сплю, не ем, всё думаю о ней. Тебе же госпожа принёс подарок я…

— Зевс Громовержец! Мило-то как?!

— Корову с позолотой на рогах. Две банки краски золотой ушло. Когда корова съела полторы. Вдохни жизнь в плод трудов моих и славить тебя буду я до самой смерти. И в Загробном всем расскажу о доброте твоей!

— Какой пиар! – решила Афродита. – Что ж! Я согласна! — молвила она, и, щёлкнув пальцами довольно улыбнулась. — Беги домой, художник, глянь, вдруг молоко сбежало невзначай. И в мастерскую загляни, пока избранница твоя себя не покромсала инструментом, который ты оставил без присмотра, впопыхах сюда несясь!

— О, госпожа моя….

— Ступай, ступай. А я пока корове место выделю. Здесь, неподалёку…

© Денис Пылев, 2017

Мифы Древней Греции на новый лад


Состояние Защиты DMCA.com

Царевич и Лягушка 4

Царевич и Лягушка

4

— Да не кручинься ты так, — увещевала Яга. — Ну подумаешь, ошибся старый дурак. Сообразим, как быть. Лягушка, она, знаешь — и по болоту пройдет, и по реке проплывет. Там, где волку вообще несподручно! А мечом махать ей и вовсе не придется — пусть за порядком незаметно наблюдает и докладывает, а в случае чего ты примчишься нечисть разгонять. У нее размеры махонькие и цвет неприметный — самый что ни на есть разведчик, а в случае надобности — и диверсант!

Серый угрюмо посмотрел на старуху.

— Да как ты не понимаешь. То, что оборотень оказался девкой и лягушкой — это вообще теперь не проблема.

— А что ж тогда?!

— А то, что я в жизни с младенцами дела не имел! А она теперь на моем попечении находится. Придется мне теперь вместо дозоров и битв пеленки менять да распашонки вышивать… Кормить ее чем-то. Чем кормят младенцев?

— Грудью, — ехидно подсказала бабка.

Серый заскрипел зубами.

— Вот теперь я начинаю понимать, что до сегодняшнего дня я вообще горя не знал! Только и дел было — лиходеев выслеживать и изничтожать. А теперь на мою голову свалились лягушка с ползунками и ты с глупыми шуточками!

Яга задумчиво смотрела на младенца.

— Пожалуй, я бы могла тебе помочь, — протянула она. — Было время, мы с Лешим на пару с ребятней справлялись, тогда их после мора сюда, осиротевших, много прибилось. Хлопотное дело, конечно, но тебе, богатырь хвостатый, оно и вовсе не по плечу придется. Вырастим мы тебе помощницу, не грусти! А я ее еще и волшебству кое-какому научу, глядишь — она тебе и впрямь в службе пособит.

Серый боялся поверить своему счастью.

— А взамен? — осторожно спросил он.

— А взамен будешь служить мне верой и правдою, не щадя живота своего, пока эта мелюзга не подрастет. И первое тебе задание — пригони мне к избе какую-нибудь корову, что ли…

Ее спутник тенью скользнул к ближайшему пню, прыгнул через него, приземлился на четыре мохнатые лапы, торжествующе завыл и скрылся между деревьев.

Продолжение следует…

© Анчутка —- Дневники.Онлайн

Состояние Защиты DMCA.com

Сказка о кощеевой любимице

Дед и бабка задумчиво рассматривали предмет, лежащий на столе. Предмет представлял из себя неправильный эллипсоид и тускло золотился.
— Ну и чего ты от меня хочешь? — вопросила наконец бабка.
— Дык… разбить его, и дело с концом! — постановил дед.
Яга внимательно поглядела на собеседника. В ответ на нее непримиримо уставился невысокий старик в стоптанных лаптях и местами порванной рубахе, с взлохмаченной головой и редкой седой бороденкой. Под мышкой посетитель держал недовольно нахохлившуюся рябую курицу. В целом дед был похож на небогатого пожилого крестьянина из близлежащей деревеньки. Вот только те крестьяне обычно старались обходить ее избушку седьмой дорогой. И уж тем более не заявлялись на порог с такой… несколько необычной просьбой.
Яга знала кое-что о храбрости. Храбрость — это качество, которое вырабатывается в процессе столкновения с опасностями. В Тридесятом лесу и его окрестностях не было ничего, что представляло бы для бабки опасность. Однако сама Яга помогла обрести храбрость некоторому количеству добрых молодцев — в основном тем, кто забредал к ее владениям случайно и не успевал вовремя унести ноги. Глядя на незваного гостя, старуха заключила, что он совершил безусловно храбрый поступок. Из этого следовало, что дед столкнулся с чем-то, что было, по его мнению, опаснее тяжелого пути через лес, диких зверей и страшной ведьмы. Бабке стало любопытно.
— А сам чего не разбил?
Дед сердито засопел.
— А… чтоб его… вот эдак вот, и вон чего!
С этими словами старик ухватил предмет и с размаху шваркнул его о столешницу. Стол загудел, предмет, невредимый, откатился чуть в сторону.
— … растак, — закончил дед.
— Ага, — протянула Яга. — Откуда взял?
Старик с готовностью предъявил курицу. Птица обвисла в его руках. Бабка заглянула в круглый глаз, потеребила пальцами перья, помяла рукой тощее тельце.
— Курица как курица, — недовольно изрекла Яга. — Чего ты мне голову морочишь? С чего бы ей золотом нестись?
Дед взволнованно всплеснул руками и принялся сбивчиво объяснять. Из его рассказа Яга узнала, что царь-батюшка, любитель диковин, узнал от заморских купцов о птице-небылице — петушке из чистого золота, и, совсем, видать, из ума выживши, затребовал его в свой зверинец. Экзотическое создание, прибыв в Тридесятую столицу, сначала пришибленно сидело в руках ловцов, а когда довольный царь радостно устроил его рядом с собой, осмотрелось, осмелело, и с неожиданной для их породы прытью рвануло наутек, да не как-нибудь, а по воздуху. Оказалось, что, в отличие от своих непозолоченных собратьев, птица летает быстро, высоко и далеко, и пока ловцы ее выследили и догнали, шустрый беглец успел добраться до лесной деревеньки, где жил дед, и даже полюбить его единственную курицу. В самом прозаичном смысле этого слова. Результатом спонтанно вспыхнувшего чувства стала поимка негодника царскими ловцами, а также то, что лежало теперь на столе в избушке Яги — мерцающее золотистыми боками яйцо.
— И ты хочешь теперь его разбить? — уточнила Яга.
Дед хмуро кивнул.
Яга поднесла ладони к яйцу, сосредоточилась и что-то забубнила. Старик с интересом наблюдал. Отведя руки, бабка увидела, что заклинания результата не принесли, еще немного пошептала, покатала яйцо по столешнице и осторожно стукнула тупым концом о край. Яйцо осталось целым. Выведенная из себя Яга сверкнула глазами, замахнулась и с диким криком «Киииий-яяяя!» рубанула ребром ладони. Яйцо откатилось на край стола, издевательски поблескивая.
Помахивая в воздухе поврежденной рукой, бабка задумалась. Дед притих. Курица наблюдала за их действиями со спокойствием истинного философа, жизнь которого исполнена лишений и несправедливостей.
Затянувшееся молчание прервал Баюн. Безразличный ко всему золоту в мире, он внимательно прислушивался к еле слышному шороху за печью, и когда оттуда показалась серая тень, был готов. Сорвавшись с места мохнатой когтистой погибелью, Баюн погнал мышь по горнице.
В избе поднялся переполох. Мышь кинулась к окну, пробежала под лавкой, вскарабкалась по занавеске и помчалась по столу. Курица всполошенно метнулась в сторону и оказалась на руках у Яги, помешав той перехватить кота. Беглянка спрыгнула со стола, преследуемая по пятам, и с истошным писком скрылась в щели между половицами. Кот, не успев затормозить, врезался мордой в доски пола, возмущенно зашипел и сконфуженно вернулся на печь.
Бабка, бранясь, вернула курицу владельцу и осмотрела стол. Ущерб оказался невелик — перевернутая миска и рассыпанный горох. А еще — разбитое яйцо на полу. Осколки ярко поблескивали. Все, что от него осталось — горстка золотистого металла.
Дед, посмотрев с минуту, горестно вздохнул, плюнул и поплелся к выходу. С полдороги раздумал, вернулся и сгреб в охапку слабо сопротивляющуюся курицу.
— Куда ты, старый?! — окликнула Яга. — А золото?
— А на кой? — вопросил дед. — Куды я его, варить штоль?
— Так в городе-то купишь на него, чего нужно!
Старик печально махнул рукой.
— Дотедова ишшо дойти надыть, — безнадежно ответил он.
— И то верно, — задумалась Яга. — А ну-ка, погоди. Есть у меня знакомый один. По золоту крупный специалист.
Спешно вызванный Кощей внимательно осмотрел осколки скорлупы, понюхал и попробовал на зуб.
— Золото, — вынес он вердикт.
— Это и я вижу, что золото, — возразила Яга. — Ты лучше скажи, чего с курицей делать, чтоб она нормальные яйца несла? Видишь — человеку золота не надо.
Кощей потер подбородок, поскреб лысину. Потом ухватил многострадальную курицу, и, бормоча непонятное «потребуется серия экспериментов» и «установить эмпирическим путем», важно удалился.
— И чево? — вопросил дед.
— Домой иди, — посоветовала Яга. — Ежели что получится, то вернем тебе твою курицу в первозданном виде. А если нет — то так просто вернем. Хоть суп сваришь.
Прошло несколько дней. В ненастный и сырой вечер к старику явился посетитель.
Кощей, пригнувшись, вошел в избу и развернул принесенный с собой сверток. Внутри оказалась рыжеватая бодрая курица, любопытно засеменившая по полу, и бережно завернутое в тряпицу испачканное в помете яйцо. Дед без лишних слов разбил яйцо о край миски и просиял. Кощей кивнул и вышел в ночь. Дед, спохватившись, высунулся из дверей и прокричал вслед:
— Того… энта… благодарствую!
Кощей в ответ только пожал плечами. Достигнув границы с лесом, дабы не пугать понапрасну обитателей деревеньки, он взмахнул плащом и переместился в свои покои. Прошел по длинному темному коридору к винтовой лестнице, поднялся в башню. Под самой крышей был оборудован уютный насест. Рябая курица сонно приоткрыла глаз, когда чародей зашарил костлявой рукой в гнезде. Вытащив из-под птицы очередной золотой слиток нестандартно овальной формы, Кощей улыбнулся.
— А они говорят — в суп, — укоризненно сказал он, обращаясь к курице, и потопал к сокровищнице.

© Анчутка —- Дневники.Онлайн

Состояние Защиты DMCA.com