Шум прибоя успокаивал, сливаясь в столь желанный звуковой фон, что вроде музыки затмевает все насущные дела и заботы. Да и какие на маяке могут быть заботы, скажите вы и по-своему будете правы. Ворчливое, всеобъемлющее синее море во время осенней хандры становилось серым и гул его волн делался мрачным и торжественным, словно музыка в католическом храме. Волны с яростью набрасывались на берег, будто хотели смыть маяк в море, утянуть его на дно, отдать на расправу жителям морского дна. Но годы шли, а маяк оставался на отведённом ему месте.
В бухте Тревог всё оставалось неизменным, кроме, пожалуй, смотрителей маяка. Да и то, менялись они не так уж и часто. Со временем местные обитатели привыкали к каждому из них и даже поддерживали товарищеские отношения, которые к слову никогда не становились дружескими. Иногда кого-то из морских обитателей выбрасывало на берег неподалёку от маяка, то ли спасаясь от зубов акул, а то ли чего опасней. Тогда-то и требовалась помощь человека. Вот и сегодня под утро, Мартин услышал тихий скребущий звук в дверь. Вообще, в глубине души, он гордился своей дверью и как часто повторял сидя в баре «Морской чёрт» на другом берегу бухты, это единственное что отделяло один мир от другого: волшебство от науки, реальность от вымысла. Но здесь в бухте Тревог эти понятия столь тесно переплетались, что сказать наверняка было нельзя.
Поначалу Мартин подумал будто ослышался, он как раз был на кухне, готовил свой традиционный завтрак – кофе и яичницу с беконом. И только после третьего раза он понял, что слух его не подводит. Бурча нечто нелицеприятное о столь ранних визитёрах, смотритель пошаркал к двери. В начале года ему стукнуло шестьдесят три, но он был крепким словно ливанский кедр. Только в сырую погоду ломило суставы, да ныли старые шрамы, не столько телесные, сколько душевные. Он уже подходил к двери, как вдруг секундное сомнение одолело его. Ведь просто можно не открывать и всё! К чертям чужие заботы, проблемы и хлопоты. Даже здесь, в бухте Тревог каждый сам за себя. Так было всегда и, Мартин был в этом уверен, будет и дальше.
Но рука уже автоматически потянула дверную ручку и в приоткрытую щель немедленно сунулась узкая собачья морда. Это был ирландский сеттер Дремонтов, живших в паре миль южнее его обиталища. Бывшие хиппи, завязавшие с кислотными экспериментами и живущие в гармонии с природой и людьми. С последними правда гармония случалась довольно редко, в посёлке жили сплошь консерваторы, к тому же недолюбливающие «детей-цветов». Собака втиснула всю голову и заскулила. Шерсть на боках и лапах её была мокрая, а значит пёс был на берегу.
Начиная подозревать худшее, Мартин оделся и бросился следом за собакой. Его подозрения подтвердились почти сразу как он выбежал на небольшой песчаный пляж. В двух шагах от полосы прибоя лежало человеческое тело, сплошь покрытое водорослями. Бросившись на помощь утопленнику, Мартин первым делом проверил пульс. Редкие толчки крови в венах подсказали, что человек еще жив, что было сродни чуду.
Лаки, так звали пса, крутился поблизости время от времени пытаясь лизнуть человека в лицо. Оттащив его вглубь пляжа, смотритель маяка начал приводить спасённого в чувство. Спустя некоторое время горлом у спасённого пошла вода он закашлялся и попытался вскочить, попутно оттолкнув склонившегося над ним Мартина. Пёс ответил на это действия лаем. Между тем оказавшийся живым молодой человек лет двадцати-пяти – тридцати некоторое время водил по сторонам безумным взглядом, а затем заговорил. Странным было то, что Мартин не понял ни слова.
— Ты европеец, друг? У тебя странный язык! – спросил он первое, что пришло ему в голову.
В глазах у молодого человека зажглось понимание. Он снова улыбнулся и привстав на локтях ответил:
— Я не помню.
— А что последнее ты помнишь? – старика стало разбирать любопытство. Лаки как ошалевший носился вокруг, то подбегая, то удаляясь от спасённого человека. Казалось пёс встретил давно пропавшего хозяина, так он радовался. Прежде чем ответить молодой человек осмотрелся будто взвешивая про себя все «за» и «против» данного решения.
— Провинцию Иудея. Жар, Солнце. Боль! – закончил он.
— Никогда не был. Это не в Канаде ли, сынок?!
Молодой человек рассмеялся и было видно, что улыбаться ему нравится. Улыбка у него выходила искренняя и лучащаяся каким-то особым внутренним светом.
— Есть хочется, — невпопад ответил он. – У вас ничего не найдётся перекусить? Хотя бы яичницы с беконом. Мне кажется её запах и привёл меня в чувство.
Мартин поднялся с песка, покряхтывая, опираясь на колени.
— Болят? – спросил мужчина.
— Есть такое дело. Никто из нас не молодеет с годами, только болячки прибавляются. Да одиночество.
— Всё можно исправить, даже одиночество. Если есть желание, — добавил он, шагая по крупному песку. Лаки с весёлым лаем сделал пару кругов и умчался в сторону своего дома, вздымая тучу песка.
— А зовут-то тебя как?! – вдруг спохватился Мартин. – А то болтать мы с тобой болтаем, а по имени не знаю, как и величать. Я Мартин Хопс.
— Зови меня Джозеф.
Уже подходя к маяку, они учуяли запах сгоревшей яичницы, Мартин совершенно забыл о своём завтраке, а вот включённая плита не забыла. И устроила бекону феерическое пирошоу. Пока смотритель маяка ругался и ссыпал уголья в мусорное ведро, гость с интересом осматривал скромное жилище.
— Это твой дом, Мартин Хопс?
— И дом и работа, — усмехнулся хозяин. – И я думаю, останется таким до самой смерти.
— А чем ты занимаешься Мартин? – гость выглядел сбитым с толку.
— Слежу за маяком, Джозеф. Меняю лампы, включаю, выключаю. Иногда работаю спасателем. Но это редко, — усмехнулся он. – Ты кстати переодеться не хочешь? А я твои вещи пока в машинку заброшу. У меня есть джинсы и рубашка, тебе должны подойти.
Парень оглядел себя немного растерянным взглядом и так же растерянно пожал плечами, но Мартин уже принял решение и отправился на второй этаж, где располагалась спальня и личный кабинет, которым он почти не пользовался. Пока он ходил наверх за вещами, гость похозяйничал на кухне приготовив новую порцию яичницы и сварив кофе.
Когда Джозеф переоделся они сели за стол и быстро приговорили свои порции. Ел спасённый тоже странно — разламывая хлеб руками, он почти не притронулся к приборам.
— Могу я спросить тебя, Джозеф, — спросил смотритель, когда они пили кофе на верхней площадке маяка, рассматривая морскую гладь. – Как ты попал в бухту Тревог?
— Я искал место для размышлений, — просто сказал парень, задумчиво глядя вдаль. – Место где смог бы принимать правильные, взвешенные решения не уподобляясь Пилату.
— Ну-у, тогда ты попал по адресу. Здесь немноголюдно, городские сюда редко заглядывают, чем-то им пляж этот не нравится. А так смотри, у меня и комната есть свободная. Если вдруг решишь остаться. А то я смотрю ты со странностями, а таких местные не очень привечают.
— Со странностями?!
— А то! Ну кто так разговаривает?! Я половины слов не понимаю, а разменял уже седьмой десяток.
Джозеф замолчал, всматриваясь в окрестности и Мартин тоже решил не нарушать минуту принятия решения.
— Ты же меня почти не знаешь, Мартин Хопс! Вдруг я беглый преступник?!
— На этих у меня нюх, дружок! А ты просто странный. Я тебе навязывать ничего не буду, ты тут подумай, пока я делами займусь. Захочешь уйти, подскажу как до города добраться или вон до посёлка дойдёшь, а там и попутку до города поймаешь.
Сказав это Мартин спустился вниз, но неожиданно в глазах потемнело, а в середине груди разлилась сильная жгучая боль, и он, потеряв равновесие, кубарем свалился с последних ступеней. Сильно ударившись головой, он потерял сознание.
А ведь доктор Вольфмейер предупреждала его еще три года назад, когда умерла Сара, что за сердцем нужно следить и время от времени показываться к врачу, но он проигнорировал её предупреждение и вот, наверное, это была расплата за легкомыслие. А может за те слова, что он сказал молодому падре на отпевании Сары в адрес Бога. Да что там сейчас гадать, смерть уже здесь, покачивая косой стоит и ждёт, когда он испустит свой последний вздох.
Неожиданно тьма, окутывающая сознание отступила, и Мартин понял, что летит. Сердце ударило раз, другой словно испуганный зверёк и заработало в привычном режиме. Он поднял голову и едва вновь не лишился сознания. Оказывается, Джозеф нёс его на руках и улыбался самой тёплой, искренней из всех виденных им улыбок.
— Нельзя игнорировать врачей, Мартин Хопс. Сара бы расстроилась узнав, что ты так и не прислушался к её наставлениям.
Мартин вздохнул и снова посмотрел в небо. Пролетевшая чайка выкрикнула своим истошным криком какое-то ругательство и скрылась за плечом Джозефа, а он внезапно понял, что тот идёт не по дороге, ведущей по-над морем в поселок, а шагает прямо по воде бухты, едва касаясь мокасинами поверхности:
— Я тут подумал, и решил принять твоё предложение, Мартин. Но начинать проживание под крышей маяка с собственной смерти не лучший вариант. И нет, я не обиделся!
Он замолчал и оставшийся путь до берега, они размышляли каждый о своём.
© Денис Пылев. Фэнтези. Юмор
