Не чета ведовству

Глава 1.

Небольшую чистую комнату ярко освещало солнце. Обстановка была аскетичная — маленький столик с кувшином и кружкой, табуретка, сундук у стены и кровать, придвинутая изголовьем к окну. На кровати, укрывшись цветным лоскутным одеялом, дремала изможденная женщина.

Дверь комнаты приоткрылась и внутрь тихо прошмыгнула девочка. Беззвучно подошла к кровати, уселась на табуретку и стала ждать. Солнечный свет играл в золотисто-русых волосах. Серые глаза внимательно наблюдали за кружащимися в лучах пылинками. В доме царила уютная послеобеденная тишина.

Постепенно солнечные лучи переместились на кровать, и потревоженная их светом женщина заворочалась. Девочка встрепенулась.

— Пить, — послышался слабый голос.

Девочка подбежала к столу, налила из кувшина воды и подала больной. Женщина сделала несколько неуверенных глотков и откинулась на подушку. Поняв, что она уже проснулась, девочка принялась хлопотать по хозяйству: встряхнула одеяло, притащила ведро и тряпку, протерла полы. Потом забрала кувшин и наполнила его свежей прохладной водой, спустившись во двор к колодцу. Все это время женщина молчала, задумавшись о чем-то и тяжело дыша, а когда девочка принесла миску с еще теплой кашей, очнулась, покачала головой и спросила:

— А отец?..

— Он по торговым делам в город уехал, — ответила девочка. — Мам, поешь…

— Нет, дочка, — слабо улыбнулась женщина. — Дай мне лучше свежей водицы.

Напившись, женщина вернула дочери кружку и переспросила:

— Так мы в доме одни?

— Марфуша снедь приготовила и ушла, — подтвердила девочка.

— Давай-ка продолжим шитье, — помолчав, произнесла больная.

Девочка послушно подошла к сундуку, с натугой приподняла крышку и извлекла из него разноцветные лоскутки, иголку и катушку ниток.

— Покажи-ка мне, что там у нас получилось, — попросила ее мать.

Результат их работы представлял из себя продолговатую болванку из светлой ткани, туго перетянутую в одном месте ниткой. Отдельно лежало что-то, похожее на платье из лоскутов, причем из рукавов торчало нечто, отдаленно напоминающее весьма и весьма условные ладошки. Совместив оба фрагмента, можно было получить заготовку куклы, правда, без волос и лица, а также без ног — отсутствие последних, правда, скрывал длинный подол платья.

Женщина покрутила куклу так и сяк, нахмурилась и снова о чем-то задумалась. Потом попросила дочку принести из сундука разноцветную пряжу и, прикладывая ее к голове куклы, придирчиво выбрала цвет волос. Девочка тем временем вдела нитку в иголку и взяла лоскуток, но женщина жестом остановила ее.

— Принеси ножницы, дочка, — велела она.

Аккуратно разрезав пряжу, мать протянула пучок нитей девочке. Та непонимающе смотрела на нее.

— А ножки? Ты ведь говорила, что голову украсим в самом конце…

Женщина тяжело вздохнула и отвела глаза. Потом улыбнулась дочери:

— А мне стало интересно, какая она у нас получится… Давай украсим сейчас и посмотрим?

Девочка, сопя, принялась за шитье. Мать подбадривала ее: «Помнишь, как я тебе показывала? Вот так…», а потом негромко, но уверенно запела. Слов песни было не разобрать, но мелодия навевала мысли о древней старине, глухих лесах и неведомых, нечеловеческих силах.

Песня закончилась одновременно с работой. Аккуратными стежками девочка обозначила рот и нос куклы и отдала заготовку матери. Та медленно, словно нехотя, вытащила из-за пазухи нитку бус, сжала их в руке и с неожиданной силой рванула. Черные блестящие бусины запрыгали по полу. Женщина разжала кулак, посмотрела на ладонь. Две бусины поблескивали на ней. Женщина отстранила дочь и потянулась за иголкой:

— Это я пришью сама…

Солнце почти скрылось за крышами соседних домов, комната постепенно погружалась во тьму. Кукла сидела на кровати, сверкая глазами. Девочка и женщина были неподвижны. Через некоторое время больная, утомленная работой, задремала. Девочка тихо поднялась, взяла куклу и принялась баюкать, мурлыча под нос колыбельную сразу для обеих.

На небе появились уже первые звезды, когда во дворе скрипнули ворота. Девочка встала, нежно поцеловала спящую мать и отправилась вниз, встречать отца.

 

***

Родня, приглушенно прощаясь, тянулась к выходу. Служанка убирала со стола. Хозяин дома, высокий плечистый мужчина с окладистой бородой и усталыми глазами, стоял у двери, провожая гостей. Последний из них похлопал хозяина по плечу, пробормотал: «Ну, держись, кум», и ушел.

Мужчина постоял немного в одиночестве, послушал доносившееся с кухни бряканье — служанка мыла посуду, потом запер дверь и горько вздохнул.

— Да уж, держись… — произнес он и пошел вверх по лестнице.

В опустевшей комнате на табуретке съежилась заплаканная девочка. К себе она крепко прижимала тряпичную куклу.

— Шла бы ты спать, Василиса, поздно уже, — сказал он ей и тут же подосадовал на себя — слова прозвучали слишком строго. Не умеет он обращаться с детьми. Вот торговать — пожалуйста, это у него получается хорошо. А дочкой всегда занималась жена…

Девочка без возражений поднялась, однако в свою комнату не пошла — юркнула под лоскутное одеяло и свернулась в клубочек. Мужчина потоптался рядом, неловко погладил дочь по светлым волосам, задул лучину и снова спустился вниз. Плеснув себе браги, он уселся за стол и тяжело задумался. Мысли катились неохотно и неуклюже и почему-то напоминали тяжелые валуны. Он всегда быстро соображал, если дело касалось товаров, перевозчиков, цен. Сейчас было непонятно даже, с какого конца приниматься за размышления.

После двух кружек браги ситуация изменилась, и мысли забегали резво, словно жеребята. Как и жеребята, они сталкивались и хаотично метались, а у некоторых даже разъезжались ножки. Этот образ мужчине понравился больше, но увы, ситуацию решить не помогал.

Купец потряс головой. Проблема встанет перед ним в полный рост уже через неделю. На это время он планировал поездку с товарами в отдаленную часть царства, которая могла затянуться надолго. Оставлять девочку одну неизвестно насколько нельзя. С собой брать тоже невозможно — тяготы и опасности пути не для ребенка. Наемная нянька — чужой человек, и если он задержится надолго или вовсе не вернется — что станет с дочкой? Родни ни у него, ни у жены нет…

На этом месте размышлений перед изрядно захмелевшим внутренним взором мужчины предстала одна из соседок. После некоторого раздумья купец пришел к выводу, что это как-то связано со словом «жена». Жена, конечно, и о ребенке бы позаботилась, и дом бы в порядке содержала… Только где ее взять? Мужик печально вздохнул и подлил еще браги. Образ соседки померк, и взамен хозяину дома привержилась родственница знакомого купца. Смутно догадываясь, что подсознание отчаянно пытается на что-то ему намекнуть, мужчина залпом допил содержимое кружки, крякнул и осел на пол.

Наутро оказалось, что его интеллектуальные усилия не прошли даром. Голова купца трещала, но идея, блуждавшая в его мозгу накануне, сейчас достигла своей цели и предстала наконец перед ним целиком и полностью. Мужчина умылся, хватил огуречного рассола, переоделся и нетвердыми шагами направился на соседнюю улицу, где в небольшой лавчонке торговала пряжей, вязаньем и кружевом вдова средних лет. Среди покупателей она слыла женщиной небогатой, но порядочной и честной. Помимо этого, вдова имела двух дочерей, и это позволяло надеяться, что с детьми обращаться она умеет.

 

***

Свадьбу, конечно же, играть не стали. Какая уж тут свадьба. Вдова, впрочем, на этом и не настаивала. Дошли до управы, объявили, что являются теперь супругами, подмахнули бумаги и отправились восвояси. Обстоятельства не располагали к шумным застольям, кроме того, время поджимало и проблем было достаточно. До отъезда было необходимо уладить все вопросы с документами на имущество и об опеке над девочкой, перевезти вещи вдовы и ее дочерей и разместить всех на новом месте. Не давали отдохнуть и собственные дела купца, которому нужно было еще собрать свои вещи, перевезти и погрузить товар, оплатить его транспортировку. В этой суете поговорить с дочкой времени почти не было. Перед самым отъездом мужчина поднялся по лестнице к девочке, которая с того самого дня так и оставалась наверху, выходя в общую комнату только поесть и помочь, если просили. Василиса сидела на кровати, держала на коленях куклу и смотрела в окно. Услышав шаги, она повернулась и серьезно взглянула на вошедшего.

Купец, не зная, как начать разговор, походил по комнате, помолчал и наконец присел на табурет.

— Прасковья — хорошая женщина, — сказал он. — Она и за хозяйством присмотрит, и о тебе позаботится.

Помолчали. Неожиданно девочка слегка улыбнулась и взяла отца за руку.

— Я понимаю, — ответила она.

 

***

После отъезда купца царившая в доме суматоха постепенно улеглась. Медленно, но верно усилиями вдовы повсюду устанавливался порядок. Со временем были разобраны привезенные ею с собой вещи, для всего нашлось свое место. Подумав, Прасковья не стала отказываться от помощи служанки, поскольку в одиночку вести хозяйство в большом доме, имея на руках троих детей, ей было сложно, и Марфушка привыкла к новой хозяйке. Девочки тоже привыкали друг к другу. Случались, конечно, и ссоры. В один из первых вечеров в новом доме Агафья, младшая дочка вдовы, хотела поиграть тряпичной куклой, и, получив на свою просьбу отказ, попыталась отобрать игрушку силой. Превосходя дочку купца ростом, возрастом и весом, она выхватила куклу у нее из рук и торжествующе показала язык:

— Крыска-Василиска!

В следующий миг обе завизжали и шарахнулись в стороны. Игрушка отлетела на пол. Агафья, подвывая, скатилась по лестнице, а Василиса задержалась в дверях и медленно обернулась. Лежащая бесформенной грудой на полу кукла ничем не привлекала взгляда, но девочка могла поклясться, что секунду назад ее глаза засветились, словно огоньки на конце лучины. С опаской приблизившись, Василиса подняла игрушку, уложила на кровать, бережно прикрыла одеялом и спустилась вниз. Агафья о чем-то шушукалась с сестрой. Обе недобро покосились на Василису, но вскоре испуг отступил, а обида забылась, и пару дней спустя они  уже играли втроем.

Времени для игр, правда, было немного. Вдова, женщина сурового вида и твердых принципов, считала, что к работе по хозяйству надо привыкать с малолетства, и справедливо распределяла между девчонками посильную помощь по дому. Вечерами она учила своих дочерей  рукоделию, полагая, что, независимо от достатка семьи, такие умения лишними не будут. Василисе, как самой младшей, дозволялось покамест наблюдать. Девочка сидела в светлице и слушала перестук спиц и жужжание веретена. Куклу после того случая она с собой вниз не брала, но, едва поднявшись в свою комнату, прижимала любимицу к груди, и, бывало, что-то тихонько ей нашептывала.

(Продолжение следует…)

© Анчутка — — — Дневники.Онлайн

Сказка о свирепом чудище

На краю деревни, у самой границы с лесом, стояла покосившаяся избушка. Крыша у нее в нескольких местах прохудилась, полы скрипели, сруб потемнел и обветшал. Избушке было лет сто, а может, и все двести. Никто из ныне живущих поселян Светлоборья не помнил, когда ее возвели. Об этом не знали и ее обитатели — пожилая супружеская пара. Поговаривали, что в незапамятные времена в этой избе обитала настоящая ведьма — а, впрочем, чего только люди не болтают! Во всяком случае, уже много лет загадочная недвижимость ничем людям не досаждала, и только вызывала молчаливое изумление своей жизнестойкостью и нежеланием окончательно разваливаться на куски.
Этим теплым весенним днем труба избы курилась легким дымком. На шаткое крылечко выглянул седобородый мужичок и добродушно прищурился на солнышко. Жена мужичка хлопотала по хозяйству. Супруги жили небогато, но довольствовались малым и в деревеньке слыли четой благонадежной.
Перед избой пробивалась невысокая травка, деревья Тридесятого леса зеленели молодой листвой. Мирно щебетали птицы. Мужичок прикинул, что пора бы договориться с соседом о поездке в город, прикупить необходимое — запасы по весеннему времени почти иссякли, потом заглянул в поленницу, поцокал языком — дрова тоже были на исходе, и неспешно направился за топором. Чем-чем, а дровами близлежащий лес их всегда обеспечивал сверх меры.
Он как раз подходил к избушке, когда оттуда послышался дикий крик жены. Мужичок побледнел, сжал покрепче топор и ринулся внутрь.

***

Яга, не торопясь, совершала утренний моцион. Даже в хорошую погоду бабка не прочь была пройтись. Маршруты вокруг избы старухе давно наскучили, и в этот раз она взяла волшебный клубочек, бросила перед собой, переместилась по мерцающий серебристо-серой тропинке поближе к лесной опушке и уже оттуда пошла обыкновенным способом, рассчитывая полюбоваться весенним лесом.
Уже через четверть часа Яга вынуждена была признать, что идея себя не оправдала. Местность вокруг ее избушки была испещрена тропинками, по которым можно было ходить со всем возможным удобством. Сейчас же густой подлесок и непролазный бурелом существенно затрудняли беззаботную прогулку. Сложно восхищаться красотами природы, когда все внимание приковано к тому, чтоб не сломать себе шею.
Всклокоченная и распаренная бабка пробралась сквозь очередной куст и устало опустилась на пенек. У нее возникла малодушная мысль воспользоваться клубком еще раз и вернуться домой, но в следующий момент из кустов послышался треск, и к ногам Яги выкатился перепуганный заяц.
Зверек не шарахнулся от растрепанной и мрачной фигуры, а, напротив, запрыгнул бабке на колени и прижался к ней всем телом. Не ожидавшая такой прыти Яга вздрогнула от неожиданности, а потом осторожно погладила животное по ушам. Заяц повернул к старухе мордочку и что-то взволнованно застрекотал. Внимательно выслушав, Яга нахмурилась, решительно швырнула оземь клубок и, не выпуская ушастого из рук, устремилась по волшебной тропинке.
Добравшись до опушки леса, Яга была вынуждена перейти на шаг. Заяц трепетал у нее на руках, категорически отказываясь спускаться.
Бабка внимательно осмотрела местность. Сквозь редеющие деревья виднелись избы Светлоборья. Судя по шуму, в деревне царил переполох, слышались чьи-то испуганные возгласы и причитания, однако к лесу поселяне приближаться не рискнули. Под ногами у себя старуха заметила странные следы, ведущие в чащу. Яга перехватила зайца поудобнее и углубилась в лес.
Лиственная часть леса здесь сменялась хвойной, благодаря чему заметно стемнело. Птицы примолкли, стояла настороженная тишина. Было неуютно. Яга перебралась через корягу и замерла. Кусты впереди были смяты, словно сквозь них кто-то ломился. Судя по следам, непрошеный гость был размером с медведя. Бабка поежилась, задумалась, а не вернуться ли к своей избе — искать неведомое чудище со ступы было бы безопасней, потом прислушалась и осторожно двинулась дальше.
Огибая елки, напарники шли по следу. Яга чуть пригнулась, стараясь не просмотреть ничего в хвойном сумраке. Заяц испуганно стриг ушами. У развесистого куста терновника старуха внезапно остановилась, пробормотала что-то себе под нос и сняла с ветки клок шерсти. Осмотрев трофей, Яга озадаченно выпрямилась. Шерсть была волчья. Двоедушник?..
Прямо по курсу послышался шум. Яга сбросила на землю перетрусившего зайца и ринулась вперед — чуткое ухо ведьмы расслышало тоненький детский голосок…
Хищно оскаленная, сверкающая глазами, готовая к схватке бабка выкатилась на лесную прогалину. На нее испуганно уставились две пары глаз. Яга оторопело заморгала. Поняв, что опасности старуха не представляет, обладатель детского голоска продолжил рассказ:
— … а она на меня — с ножом! Я через окно и в лес. Зверья тут у вас, не смотри, что деревня рядом… Даже на медведя наткнулся, не говоря уже о волках и прочих зайцах… Еле ноги унес…
Его хитромордая рыжая собеседница с пониманием щурилась, завивала пушистый хвост и чутко поводила носом — на поляне аппетитно пахло свежеиспеченным тестом.
Отмерев, Яга сделала несколько шагов и подняла колобок. Прокатившись версты две по лесному бурелому, он остался цел и даже почти не испачкан. Обладая всеми неотъемлемыми признаками хорошей выпечки — золотистый, ароматный, с румяными боками, колобок имел ко всему прочему пару глаз-изюминок, курносый нос и говорливый рот, который тут же настороженно вопросил:
— Бабка, бабка, а ты меня не съешь?
— Может, и не съем, — почувствовавшая от облегчения слабость в ногах, ответила Яга. — Ну рассказывай, откуда ты такой взялся…
Пару часов спустя к избе на окраине подошла укутанная в шаль старуха. Из-под платка воинственно торчал крючковатый нос. Невзирая на свой явно неюный возраст, особа эта без какой-либо натуги тащила увесистый мешок. На решительный стук робко выглянули обитатели избы — взволнованный мужичок и его заплаканная жена.
— Ведьма я, — без предисловий заявила гостья. — Снимаю порчу, сглаз, навожу приворот, избавлю от соперницы… Очищаю астральный план помещений!
Увидев, что намек не понят, Яга пошла напролом:
— Прослышала намедни, что в этой избе проживала моя, так сказать, коллега по цеху. И явилась, дабы забрать оставленные ею зелья и артефакты — безопасности вашей ради…
Супруги согласно закивали, и перебивая друг друга, рассказали, что слухи ходили давно, а сегодня все убедились, что точно, ведьма была. А как же тут без чародейства обошлось, ежели самый обычный хлеб вдруг оживает и пускается наутек?
Бабка плюхнула свой мешок на крыльцо и протопала внутрь. Сунув свой выдающийся нос в каждый угол избы, Яга наконец подошла к глубокой древней кадушке, стоявшей у печи. Внутри виднелись остатки муки, не больше горсти, было заметно, что кто-то соскреб все со стенок. Бабка взяла щепотку порошка, поднесла к окошку и присмотрелась. В муке виднелись перламутровые блестящие крупинки. Старуха подумала, крякнув, подхватила кадушку и поволокла к выходу. Обитатели избушки посторонились. Выбравшись наружу, Яга оставила кадушку у крыльца и порядка ради осмотрела еще и двор. Не обнаружив больше ничего подозрительного, она строго попрощалась с супругами, взвалила кадушку на спину и удалилась.
Только после того, как бабка скрылась из глаз, пожилая чета спохватилась, что гостья оставила свой мешок. Некоторое время они не решались его открывать — ведьмино имущество, как показала практика, до добра не доводит. Однако любопытство в конце концов победило, и, развязав горловину, супруги увидели, что мешок наполнен до краев белоснежной, пушистой мукой.

© Анчутка — — — Дневники.Онлайн